Псы Вавилона, стр. 49

– Нет, то другие. Один старик-татарин и еще двое. Старика больно в поселке уважают. У нас вообще татарвы много проживает, так он у них за главного. Валитовым зовут. Смотри, Джоник, мы уже пришли. А за разговорами вовсе незаметно.

ГЛАВА 12

Американский строитель социализма поднял голову и оглядел раскинувшийся перед ним пейзаж. В огромном овраге с обрывистыми, размытыми дождями глинистыми краями находилось беспорядочное скопище лачуг, напоминавших сваленную в кучу огромную груду мусора. Джоник уже бывал здесь, но ни разу не углублялся в трущобы, наслышанный, что в Шанхае запросто могут ограбить и раздеть даже средь бела дня. Возможно, слухи были преувеличены, однако попусту рисковать не стоило. Теперь же, спускаясь по извилистой тропинке, петляющей среди зарослей бурьяна, вслед за шустрым аборигеном, он даже не вспоминал о недавних опасениях.

– Живем в лесу, молимся колесу, – вроде как невпопад заметил Тимошка. – Тебе как больше работать нравится, Джоник, в смене или на шестидневке?

– В смене.

– И мне тоже. Свободнее как-то. Вот хотя бы как сегодня. Все трубят на службе, а мы гуляем. А скажи, Джоник, в Америке тоже посменно вкалывают?

– Конечно. Там, где непрерывное производство.

– Уж, наверное, капиталисты крепко эксплуатируют американского пролетария?

– По-разному. Где профсоюз сильный, там условия труда вполне сносные.

– Ну сколько у вас сварщик получает?

– Невозможно сопоставить. И цены разные, и покупательная способность иная.

– Цены – мура. Ты мне пример какой-нибудь приведи.

– Пример… Ага. За год работы можно купить недорогой автомобиль.

– Автомобиль? А на что мне автомобиль? Куда на нем? Вот костюмчик хороший, бостоновый, пальтишко драповое… Или шамовки от пуза. А то сказанул – автомобиль! Что я – начальник, на авто раскатывать?

– В Америке автомашины есть почти у всех, даже у самых бедных. Необходимая вещь.

– С жиру беситесь. Вот поэтому у вас никак революции не произойдет. А когда бы не было никаких авто да жили поскромнее, глядишь, и у вас социализм построили бы. Одна надежда на негров ваших, как на самый угнетенный класс. Может, у них силенок хватит буржуйской гидре башку свернуть.

– А ты в Москву вернуться не хочешь? – неожиданно спросил Джоник.

– В Москву-у? – нараспев произнес Тимошка. – Москва – это конечно!.. Это тебе не Соцгород! Жили бедновато, но со здешним житьем разве сравнишь. Мне четырнадцати не было, когда уехали, а до сих пор перед глазами стоят улицы, магазины… По Тверской, бывало, идем с батянькой, к Елисеевскому подходим, если у него есть в кармане деньжонки, обязательно у входа остановится и спрашивает: «Ну что, Тимка, зайдем?» А сам уже за руку внутрь тащит. И чего там только нет: конфеты, шоколад, фрукты разные, апельсины, мандарины, колбасы, окорока, ты таковских и не видывал. А рыба?! Осетр что твое бревно! Батянька первым делом, понятно, бутылочку «рыковки» [20] покупает, и только он ее, голубушку, в руки берет, лицо у него расцветает, и глазки начинают блестеть. Затем он покупает горячие калачи, обсыпанные маком, астраханскую селедочку – залом, полфунта вестфальской ветчины, розовой, как попка младенца, и столько же сыра «со слезой», а мне жестяную коробочку с разноцветными леденцами – «ландринками», ты таких и не ел никогда. Опосля садимся на извозчика, и он нас за двугривенный везет до заставы. Дорогой же батянька, откупорив между тем «рыковку», единожды приложившись к горлышку и занюхав калачом, всегда говорит одно и то же: «Разве при Григории Ефимовиче Елисееве таков магазин был?» Больше до самого дома – ни грамма! А здесь!.. Разве можно эту дыру сравнивать с Москвой?

– Зачем же вы уехали?

– Батянька все твердит о пролетарском единении масс, но, думаю, в чем-то он там провинился, вот его сюда и законопатили. Я иной раз начинаю спрашивать: когда, мол, в Первопрестольную смотаемся? Не в смысле даже вернемся, а просто проведаем родню, погуляем по родным улицам, он, батянька то есть, сразу свирепеет. Сопит, но говорить на эту тему не желает. Один раз, правда, ответил: «Ноги моей там больше не будет, и тебе не советую». Ладно, Джоник, не трави душу. Гляди, пришли. Вон дом погорелый. Тут эти черти, Скворцовы то есть, и обитали. Хочешь, пойдем посмотрим.

Джоник взглянул на пожарище и мысленно представил, что произошло здесь несколько дней назад. От обугленных головешек явственно попахивало Средневековьем.

– И люди сгорели? – спросил он.

– Скворцовы-то? Их сначала крепко избили, потом бросили в огонь.

– Не может быть! А милиция?..

– Какая тут милиция, – засмеялся Тимошка. – Был один Хохол, да и тот пропал. Ну что, зайдем во двор?

– Не стоит. Ты лучше отведи меня к дому, где этот человек, про которого рассказывал, остановился.

– К дяде Косте? Да пойдем. Тут совсем рядом.

– Вон ихина халупа, – Тимошка указал на крошечный беленый домик. – Только я туда не ходок. Ты уж сам… У нас не любят, когда без дела приводят посторонних.

– Как же я без приглашения пойду к незнакомым людям?

– А почему нет? Постучись, потом скажи: мол, ищу знакомого.

– Да я и по имени его не знаю.

– Ну ты даешь! Короче, делаем так. Ты идешь к ним, а я в сторонке постою. Если на тебя начнут орать или, чего доброго, по шее захотят накостылять, я вмешаюсь. Но вообще они старики мирные. Шуметь вряд ли станут. Шагай смелей.

Джоник отворил калитку, подошел к входной двери и неуверенно постучал.

– Заходи, открыто, – услышал он и распахнул дверь. В комнатушке за столом сидели три пожилых человека и заканчивали обед. В одном Джоник сразу же узнал своего недавнего попутчика.

– Вам чего, молодой человек? – спросил плотный коренастый старик в застиранной ситцевой рубахе и черных сатиновых шароварах, как вскоре выяснилось – дядя Костя.

Джоник открыл было рот, чтобы сообщить о цели своего визита, но его опередил попутчик.

– Это, наверное, по мою душу, – произнес он, растерянно улыбаясь. – Мы с молодым человеком вместе в поезде ехали, там и познакомились. Я вам про него рассказывал. Тот самый американец.

– Американец?! – воскликнул дядя Костя. – Только этого нам не хватало! Очень милая подбирается компания.

– Невежливо встречаете гостя, Константин Георгиевич, – одернул плотного высокий худой человек с бледным породистым лицом. – Присаживайтесь к столу, молодой человек.

– Куда, интересно, он сядет? – ворчливо возразил дядя Костя. – На голову вам, что ли?

– Не нужно спорить, господа, – оборвал пререкания попутчик Джоника. – Он может сесть на мое место, а я пересяду на кровать. Кстати, – обратился он к Джонику, – мы даже не познакомились.

Американец представился.

– Чего уж там, присаживайтесь, – сменил гнев на милость дядя Костя, протягивая Джонику руку. – Меня, как вы уже слышали, зовут Константином Георгиевичем, можно величать дядей Костей, это – Алексей Габриэлович Фужеров, – указал он на высокого.

– Николай Николаевич, – представился попутчик. – И как вы вообще меня нашли?

– Это-то как раз и неинтересно, – перебил дядя Костя Всесвятского. – Соцгород – большая деревня. Тут все обо всех знают.

– Видите ли, – начал Джоник. – я работаю вместе с одним парнем, проживающем в Шанхае, вот он мне о вас и рассказал.

– Что именно?

– Ну… – Джоник замялся, не зная, как начать. – Какие-то странные события имели место в Шанхае.

– Да уж… – подтвердил дядя Костя, – было дело под Полтавой.

Джоник не понял, при чем тут Полтава, но уточнять не стал.

– Может быть, вы перекусите с нами? – обратился к американцу Фужеров. – Угощение, правда, не ахти. Картошечка да капустка…

– А рюмочку не пропустите, – встрял дядя Костя, – так сказать, за знакомство? Представитель столь могущественной державы в наших убогих стенах… Это честь!