Псы Вавилона, стр. 27

– Страсти-то какие.

– Вам, я вижу, неинтересно.

– А почему мне должно быть интересно? Это вы у нас специалист по мрачным обрядам и мистериям. А меня на сегодняшний день лишь одно интересует: дожить свой век без бурь и потрясений. Хватит! Их и так случилось предостаточно. Для этого, собственно, я здесь и обосновался, да и вы, как я понимаю, по той же причине. Чего же нам дергаться и ножками сучить? Незаметнее нужно быть. Незаметнее! Вампиры, вурдалаки, оборотни вокруг… Да нам-то какое дело? Если разобраться, вся страна – единое огромное логово вампиров. А, куманек? Или не так?

– Я тут одного человека телеграммой вызвал.

– Какого еще человека?

– Специалиста…

– Выражайтесь точнее, куманек.

– Ну, как бы это сказать… демонолога, что ли…

– Кого, кого?!

– Одного своего знакомого, который занимается подобными вещами, в частности вампирами. Находит их и уничтожает.

– Вы это серьезно?

– Вполне.

Дядя Костя вскочил и в гневе отшвырнул газету.

– Вы нас погубить хотите?! – закричал он. – Мало вам лагеря, желаете пулю в затылок? Да, куманек, не ожидал! Думал, имею дело с нормальным человеком, а он, видите ли, охотника за вампирами в гости приглашает. Да в своем ли вы уме?

– А что такое?

– Он еще спрашивает: что такое? Придут, заберут, и поминай как звали. Вы с Петром Петровичем Томиловским случайно не знакомы? До семнадцатого в Санкт-Петербурге авиационную школу возглавлял, потом у Колчака служил. Седенький такой, тщедушный… Божий одуванчик, одним словом. Да я вам про него рассказывал. Тоже в детском саду в качестве сторожа подвизался. Так вот, третьего дня арестовали. Я думаю, припомнили и полковничьи погоны, и Колчака. Кому он, спрашивается, мешал? Ведь на ладан дышит. И с нами тоже аналогично поступят по вашей милости.

– Не каркайте.

– Это я-то каркаю? Просто здраво мыслю, в отличие от некоторых аристократов. Хоть кто он такой, этот ваш демонолог?

– Очень порядочный господин. Николай Николаевич Всесвятский. Историк по образованию. Приват-доцент… или профессор. Мы хорошо знакомы по Петербургу.

– Господин! Господа в Париже улицы метут. Яркий представитель вашей оккультной братии. Чем же он нынче занимается? Неужели рыщет по бескрайним просторам СССР в поисках вампиров?

– Он постоянно проживает в Кинешме.

– Замечательное место. Волга, великолепные пейзажи… Чего же ему там не сидится?

– Такой уж человек.

– Где вы намерены его поселить?

– Думал, у нас.

– У нас?! Да вы самоубийца. Нет, это уму непостижимо! Приезжает в гости приват-доцент из Кинешмы, да к тому же ловец вампиров. Или, может, он опыт желает перенять в духе современных веяний? Так сказать, внедрить в Верхнем Поволжье методику действий на передовом крае социалистического строительства. Забил кол… сжег…

– Он весьма интеллигентный человек…

– Ну, слава богу. А то в Соцгороде с вампирами борются бродяги и неучи.

– …прекрасный собеседник.

– Мне вас с избытком хватает. У нас и так не повернуться. На чем он будет спать?

– Принесете из детского сада дачку [13].

– Нет, каково! Он все продумал. Вы понимаете, куманек, что наше шаткое благополучие в одночасье может рухнуть? Сожжение дома Скворцовых наверняка привлечет внимание властей. Начнут копать… Удивляюсь, кстати, почему здесь до сих пор не видно вашего друга милиционера?

– Хохлова?

– Да. Кажется, у здешнего цербера именно такая фамилия.

– С Хохловым, видимо, случилось несчастье.

– Вы меня хотите доконать.

– В тот вечер, помните, когда он неожиданно явился к нам, мы с ним отправились к дому Скворцовых и увидели, что в него прокрался умерший мальчик.

– Своими глазами видели?

– Вот именно. А потом милиционер отправился на кладбище. И с тех пор о нем ни слуху ни духу.

– Погиб, значит, при исполнении… съеденный вампиром.

– Зря иронизируете.

– А вы что, действительно верите во всю эту чепуху?

– Без сомнения.

– Хорошо. На минутку представим, что вы правы. Приехал этот охотник… Что дальше?

– Он, наверное, расскажет.

– Да уж, конечно, пусть введет в курс дела. Но я, собственно, не о плане мероприятий. Это, так сказать, вторично. Нам-то с вами данная затея ничего доброго не сулит. Разве нам плохо живется? Спокойно, размеренно… Вот вы говорите: милиционер пропал. А ведь данный факт куда более опасен, чем сожжение дома какого-то там шанхайского поселенца. Исчез представитель власти. С этим шутить не будут. Начнется следствие, всплывет и ваше участие.

– Конечно, вы правы, – чуть подумав, начал Фужеров. – Но ведь тоска смертная в этой дыре. И вы, как я наблюдаю, тоже маетесь. Картишки, бильярд – конечно, таким образом время убивается. Но есть ли смысл в подобной жизни?

– Что же мне, на домну идти, стать в первые ряды комсомольцев-строителей?

– Не перебивайте! Возможно, напоследок провидение посылает нам шанс пережить единственное и неповторимое приключение. А ради него можно и рискнуть всем.

– Как высокопарно.

– Не отрицаю.

– Вот и рискуйте, если есть к сему интерес.

– Но ведь и вы всю жизнь ходили по лезвию бритвы. Во имя чего? Деньги разве были вам нужны? И я читаю профессиональному игроку лекцию о смысле риска!

– Пристыдил, куманек, пристыдил. Задел, так сказать, потаенные струны души. Я не против риска, когда он оправдан. Возможно, деньги в жизни и не главное, но они, так сказать, эквивалент, мерило успеха или неудачи. А здесь что? Какие-то ожившие мертвецы. – Дядя Костя иронически засмеялся. – Во-первых, я в подобные бредни не верю, а если даже нечто подобное имеет место, то не мое это. Не мое! Но поскольку вы правы на тот счет, что я привык к риску, можно попробовать испытать судьбу в очередной раз. А посему вы меня уговорили. Пускай приезжает ваш приват-доцент и вступает в борьбу с демонами. А я предоставлю ему жилплощадь.

ГЛАВА 8

«Стоит ли верить всему, что слышишь?» – меланхолично размышлял Шахов, слушая доклад начальника оперативного сектора лейтенанта НКВД Федорова. В настоящий момент его мысли витали весьма далеко от происходящего в Соцгороде. Даже ежедневный осмотр в бинокль поднадзорной территории был на время заброшен. Все приелось. Беспросветная тоска овладела Александром Кирилловичем. Вот уже два дня он пребывал в странном, неопределенном состоянии, которое характеризовалось полным отсутствием каких-либо желаний и помыслов. Работа надоела. Окружающие вызывали стойкое отвращение. Вот напротив сидит этот белобрысый молокосос, открывает и закрывает папки, перелистывает бумажонки, считая себя чертовски умным и деловым, а того, дурак, не знает, что в любую минуту может слететь со своего стула и угодить, так сказать, в «неведомые дали». Сегодня он чувствует себя царем и богом в этой дыре, именуемой «передним краем социалистического строительства», а завтра его самого могут бросить в застенок.

– Раскрыта террористическая группа полковника царской армии Томиловского, – бубнил Федоров, – Томиловский арестован, сейчас дает показания… – Голос лейтенанта начал отдаляться и наконец вовсе исчез из сознания. Шахов, поглощенный своими мыслями, перестал воспринимать доклад подчиненного. Персональное бытие занимало его значительно больше, чем высосанные из пальца истории про террористов, шпионов и вредителей.

До сих пор Александр Кириллович не особенно задумывался о смысле собственной жизни. Ну, ест, спит, работает… Приносит пользу государству, стоит на страже его безопасности. Как будто общее направление верное. Солдат должен выполнять приказы. Но, с другой стороны, ведь он живой человек, а не автомат. Приказ вроде бы снимает моральную ответственность… Но снимает ли? Да, перед законом он чист. Но как быть с собственной совестью? В конце концов, может ли он сам себе сказать, что живет правильно? Хороший ли он человек или так себе, дрянцо? Ведь невинных арестовывает. Взять хотя бы этого Томиловского. Шахов внимательно ознакомился с делом бывшего царского полковника. Какой он террорист? Старик, доживающий последние дни и мечтающий лишь об одном: чтобы его оставили в покое. Конечно, встречаются всякие, есть и откровенные враги, но таковых меньшинство. Значительно больше все же безвинных, перемалываемых безжалостной мясорубкой государства. А он – один из тех, кто приводит в движение эту мясорубку. По сути, он – самый настоящий опричник. И что самое страшное, до последнего времени исполнял эту роль с удовольствием. Почему так случилось? Рос в интеллигентной семье, читал правильные книжки, верил в идеалы, ненавидел насилие. И вдруг все изменилось. В чем причина? Можно, конечно, списать все на обстоятельства. Гибель родителей, революция… Он еще, по сути, мальчишкой прилепился к этому Латышеву, нахватался матросских словечек и повадок. Потянуло на романтику. Простительно по молодости. Но ведь и тогда прекрасно видел: романтика замешена на крови. Весь суд, правый иль не правый, заключался в двух словах: «именем революции!», а вместо точки – пуля. Куда же, с позволения сказать, пропали идеалы? А может, и идеалов никаких не имелось? А на самом деле хотелось власти. И он эту власть получил. Причем неограниченную. Временами, безусловно, делалось не по себе. Но тут спасали исторические параллели: якобинцы, Робеспьер… Однако революционная романтика довольно быстро сменилась обычной рутиной. Вот тогда бы остановиться, оглянуться… Но нет. Не хватило решимости? Какое там… Даже не возникло подобного желания. Он упивался своей ролью карающего меча революции. И только теперь…