Ущелье белых духов, стр. 10

– Не первый же раз, дедушка…

– Пойми, Виталик, мы полмесяца будем в пути. Будем идти день за днём, от утренней зари до вечерней. Будем идти по мокрым и обледенелым скалам, по воде и по осыпям, над пропастями в белом тумане…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Первого сентября на первом же уроке классный руководитель Анна Петровна рассадила Витальку и Марата по разным партам.

– Я думаю, – сказала она, – двум отличникам сидеть за одной партой не стоит. Сядьте лучше с отстающими учениками и помогайте им. Ты, Марат, садись с Бурнусовым, а Виталий Бардашов сядет с Жорой Ивановым.

– Не буду я сидеть с Ивановым! – вскочил с места Виталька.

– Что это за тон, Бардашов? – нахмурилась учительница.

– Я сказал, не буду с ним сидеть!

– Вот как… Ты «сказал». А я сказала – будешь!

– Не буду.

Учительница угрожающе замолчала. Весь класс притих.

– Выйди, – сказала наконец Анна Петровна. – После поговорим.

Виталька вышел, стал в пустом коридоре у окна.

Как неудачно всё складывалось у него в последнее время. С дедом они не пошли к озеру. Дед совсем занемог, и его увезли в больницу.

По ночам Виталька слышит, как мать с отцом о чём-то тихо переговариваются между собой. Видно, с дедушкой плохо. Отец переменился, стал даже заискивать перед Виталькой после того случая. Но Виталька уже не мог переломить себя. Отец стал чужим. Виталька невольно следил за каждым его движением и ненавидел каждый его жест, его просто охватывало отчаяние, когда отец начинал говорить. Виталька наперед знал, что тот скажет и как.

И теперь здесь, в школе, учебный год начался с неприятностей.

В дальнем конце коридора появился Лев Романович, директор школы. Он шёл медленно, опираясь на палку. Виталька знал, что Лев Романович ходит на протезе. Ему ампутировали ногу в полевом госпитале ещё во время войны.

Виталька поздоровался.

– Почему не на уроке? – хмуро спросил директор.

– Анна Петровна выгнала.

– Тебя? – Директор с любопытством посмотрел на Витальку. – Странно. Что же ты, с позволения спросить, натворил?

– Ничего. Я не хотел садиться за одну парту с Ивановым.

– А собственно, почему?

– Потому что я его… Потому, что я не хочу с ним сидеть… И помогать ему тоже не хочу.

Директор пожал плечами.

– Поссорились вы с ним, что ли?

– Не ссорился я с ним, Лев Романович. Просто он дрянь, и я не хочу с ним рядом сидеть.

– Вот как. – Директор быстро каким-то непонятным взглядом подмотрел на Витальку. – Но зачем нужно было так вызывающе себя вести? После уроков поговорил бы обо всём с Анной Петровной.

– Я не хочу с ним сидеть и одного урока.

– Скажи, что бы ты делал, если бы тебе пришлось вместе с ним работать?

– Я ушёл бы с такой работы.

– А если бы пришлось служить с ним в армии… Да ещё представь себе, что он офицер, а ты солдат. Тогда что бы ты делал? Из армии бы убежал? Ты думаешь, Анна Петровна хотела тебе досадить? Ошибаешься. – Директор положил ему на плечо руку. – Представь себе, что она это давно обдумала. И я с ней согласен. Мы знаем, что такое Иванов, и именно потому, что мы это знаем, решили посадить с ним за одну парту именно тебя. Ты меня понял?

Виталька внимательно посмотрел на директора. Он никак не мог понять, придумал ли Лев Романович всё это сейчас, на ходу, или действительно было так, как он говорит. Но в конце концов это ничего не решало.

– Что я могу с ним сделать, Лев Романович? – сказал Виталька.

– Там видно будет. Неизбежно ведь, что когда-нибудь придётся кому-то с ним работать. И когда-нибудь придётся кому-то служить с ним в армии. И не исключено, что он будет чьим-то офицером… Ну…

Виталька кивнул.

– Хорошо, Лев Романович.

Да, неважно складывались дела у Витальки. Ему хотелось быть с такими людьми, как Лена, Марат, Анжелика, а окружали его совсем другие.

На перемене он взял свою сумку и пересел к Иванову.

– Испугался, что папа ремешком сделает а-та-та? – захихикал Иванов.

Виталька едва удержался, чтобы не съездить по его подлой роже. Иванов почти в каждом классе сидел по два года, был на голову выше Витальки и шире его в плечах. Над всегда мокрой верхней губой его уже пробивались белесые усики.

Виталька хорошо знал всех дружков Жоры Иванова и ненавидел их. Они, где могли, потихоньку пакостили, им всегда было нечего делать. Виталька знал, что каждый из них в отдельности был трусом, а вместе они держались нагло, и их побаивались.

Что он мог сделать с Жорой? Перевоспитать, что ли? Чепуха. Его уже никто не мог переделать. Зачем же тогда директор посадил его за одну парту с человеком, который ему невыносимо противен? Другие ребята как-то безразлично относились к Жоре, даже поощряли улыбками его нелепые выходки.

Сидя на следующем уроке рядом с Ивановым, Виталька проклинал себя за то, что не ответил директору отказом. Ловко же эти учителя могут залезть в душу.

Жора тоже, как видно, чувствовал себя рядом с Виталькой не слишком привольно. У Жоры не было желания с ним разговаривать, Виталька замораживал его своей отчуждённостью. И неизвестно, кому из них было хуже.

В конце урока Жора легонько пнул ногой сидевшего впереди Олега Бульонова. Олег сразу же поднял руку и пожаловался учительнице.

Учительница была совсем молодая, приехала она летом, и это был её первый урок. Она никого ещё не знала по фамилии. Бульонов прервал её рассказ, кстати довольно интересный, она растерянно заморгала и вежливо попросила Жору встать.

Дальше урок у неё как-то не клеился. Хорошо начатый рассказ она скомкала, и ребята стали потихоньку переговариваться между собой.

А Жора стоял. Стоял лениво и расслабленно, нахально разглядывая учительницу. Потом наклонился к Бульонову и прошептал:

– Придушу. Лучше не выходи из школы.

Бульонов зашвыркал носом. Виталька не любил этого слюнявого маменькиного сынка, но на перемене подошёл к нему.

– Ты что раскис?

Бульонов молчал потупившись.

– Боишься, что бить будет? Так тебе и надо. Не жалуйся. Только учительницу сбил.

Пришел дежурный учитель и выгнал всех ребят из класса.

До звонка Виталька носился по двору. Гоняли консервную банку. Мяч у ребят отобрали после того, как они разбили окно в одном из классов. Гоняли банку до тех пор, пока она не угодила в лицо вратарю Игорю Филиппову и рассекла ему бровь, по глазу и по щеке потекла кровь. Ребята прекратили игру, окружили Игоря, и никто не заметил, как Бульонов побежал в учительскую.

Спустя минуту из школы вышел дежурный, потом прибежала медсестра, увела Филиппова в медпункт.

Дежурный выстроил в ряд всех игроков.

– Кто это сделал? – спросил он.

– Я, – ответил Виталька.

– Ну-ка, выйди сюда.

Виталька вышел.

– Придётся тебе привести отца.

Виталька оглянулся и вдруг увидел входившего во двор школы отца Анжелики.

– Вон он, сам пришёл, – показал на Илью Виталька.

Ребята во все глаза смотрели на происходящее и, затаив дыхание, ждали, что будет дальше. Дежурный не знал Виталькиного отца. Он бросился к Илье с жалобами и упрёками.

Илья никогда прежде не приходил в школу. Выслушав учителя, он оглядел стоящих вокруг него мальчишек.

– Воспитание – это вещь, – сказал он. – Взять к примеру лошадь. Это тот же человек, только что не разговаривает. А так всё понимает. Всё-ё. К чему я это говорю? А вот к чему: лошадь тоже можно воспитать хорошо, а можно – плохо…

Дежурный начал растерянно озираться по сторонам. Но вокруг стояли сгоравшие от любопытства мальчишки.

– Так и человека, – продолжал Илья, – можно по-разному воспитать. Одного воспитывают, а ему и невдомёк, что его воспитывают. Вот как.

Ребята застонали от восторга. Виталька уже и не рад был, что заварил эту кашу. Откуда ему было знать, что всё обернётся так по-дурацки? Кстати, Виталька не был уверен, что залепил консервной банкой в лицо Филиппову именно он.