Эпилог, стр. 9

Фонари не горели. Все тонуло в зловещей темноте, и казалось, что из нее вот-вот выскочат, набросятся, схватят, и поэтому они невольно старались держаться поближе к угрюмым улицам. Родной когда-то город вдруг изменился, стал зловещим и враждебным, словно они никогда не ходили по его улицам и не играли в детстве в его дворах.

Все кончалось. К этому шло уже давно, но человеку свойственно надеяться, и казалось, что все трудности временные, мало ли чего не бывает. Появились талоны на продукты – временно, остановились предприятия

– временно, прекратились программы телевидения – временно… Но надежды так и остались надеждами. И все же последними стали покидать город именно они.

Сейчас ему даже не верилось, что лишь позавчера он впервые, проснувшись, обнаружил на плече голову Марины, и ее почти детская беззащитность невольно заставила Николая ощутить себя тем, кем его создала природа – мужчиной, надеждой и опорой.

После завтрака Николай отправился в город на поиски продуктов, хотя бы хлеба. Но даже его в магазины так и не привезли – хлебокомбинат встал без муки. Промаявшись до полудня, он отправился на рынок, но и тот встретил его пугающей пустотой, и лишь обрывки одежды и бурые пятна на асфальте подсказали ему, что опустел он не по своей воле.

Впрочем, опустел не только он. Перед безлюдным зданием горисполкома уже не стояли бронетранспортеры, и лишь на крыше безвольно висел в неподвижном воздухе всеми забытый флаг.

Ближе к вечеру по городу прокатилась первая волна агонии. Толпы голодных, злых людей сталкивались на улице, кое-кто уже начал грабить квартиры в поисках хоть чего-нибудь съестного, готовый пусть даже ценой чужой жизни хоть ненадолго продлить собственную. Квартиру Николая пока не тронули, но с улицы доносилось такое, что они опять провели ночь вместе пытаясь отыскать в тесных объятиях хотя бы иллюзию безопасности.

Утром отключилось электричество, а вместе с ним и холодильник. Николай недолго подумав, сварил оставшееся мясо и закатал его в две поллитровые банки.

К вечеру он вновь вышел на улицу в тщетной надежде добыть хоть что-нибудь, но это было уже невозможно. Повезло ему лишь в одном – он снова встретил того школьного приятеля, которому недавно продал кольцо, и тот уговорил его, когда стемнеет, попробовать пошарить на товарной станции. К этому времени Николай твердо решил покинуть город, пусть даже пешком, но подобное путешествие было немыслимо без хотя бы минимального запаса продуктов, и он согласился. Договорились встретиться позднее неподалеку от станции. Приятель одолжил ему баллончик с парализующим газом, но Николай, поразмыслив, оставил его Марине.

И вот, наконец, станция.

Она была погружена во мрак, но их привыкшие к темноте глаза легко различали забившие все пути вагоны. Людей не было видно или слышно, и они двинулись вдоль бесконечных составов, положившись на чутье и интуицию.

Наконец они отыскали подходящий, как им показалось, вагон и осторожно, стараясь поменьше шуметь, взломали запор и сдвинули в сторону дверь. Вагон был забит картонными коробками, но их ждало горькое разочарование – в них оказались никому уже не нужные детские куклы. Выматерившись, они спрыгнули на землю.

Неожиданно неподалеку захрустел гравий под чьими-то ногами, и в темном коридоре между составами на фоне еще не совсем погасшего неба показалось пять или шесть силуэтов. Они шли к ним, молча, но не таясь.

– Бежим! – прошипел ему в ухо приятель, но Николай лишь дернул его за рукав и остановил, показав в противоположную сторону. Такие же силуэты приближались и оттуда, отрезая им путь к отступлению.

Приятель стремительно нырнул под вагон. Николай, не раздумывая, бросился за ним. Он прополз под каким-то выступами и трубами, зацепился, высвободился, вынырнул на другой стороне, и уже выпрямляясь, успел заметить рядом с собой темный силуэт. В то же мгновение на его голову обрушился удар.

Что-то холодное и мокрое привело его в чувство. Николай с трудом разлепил глаза. Невыносимо болела голова.

– Очухался.

Николай собрался с силами и сел. Он находился в большом – потолок терялся в темноте – кое-как освещенном свечами помещении, заставленном всевозможными ящиками. Вокруг него полукругом стоял десяток плечистых парней в черных кожаных куртках.

– Вставай.

Он с трудом поднялся, чувствуя свою унизительную беспомощность и приготовился к самому худшему, желая лишь одного – не умолять, не закричать…

– Ну, так что с этим козлом делать будем? – спросил один из парней. – Может, культурненько подвесим у входа, чтобы другим неповадно было?

– Так он же есть хотел, – возразил другой. – Вот пусть и поест. Отрежем ему руку, съест – отпустим, не съест – сам виноват.

Николай незаметно потрогал локтем карман, где лежал нож, но его там уже не было.

Один из парней с ухмылкой подошел вплотную. Николай понял, что терять ему уже нечего. Он собрался с силами и ударил. Кожаный тяжело рухнул на бетонный пол, но остальные навалились, повисли на руках…

– А, старый знакомый! – откуда-то из темноты показался высокой, со шрамом на лице. – За цветочками явился? Так они здесь не растут. Где вы его заловили?

– Да здесь же, рядом. Вагон решили бомбануть, только другой, сука, смылся.

– Нехорошо, – покачал головой высокий. – Вагончики-то государственные. Ах, да, ты же у нас романтик – даме подарочек искал. Отпустите его, все равно не убежит.

Лишившись опоры, Николай едва не упал, но все же удержался на ногах. Сплюнув зуб, он осторожно осмотрелся. Хоть бы дубину какую, а еще лучше прут, вроде того, у магазина…

Эх, Марина, что же ты без меня делать будешь в этом аду?..

– Знаешь, а я тебя, пожалуй отпущу, – неожиданно заявил высокий. Парни возмущенно зашумели. – Цыц!

Высокий подошел к Николаю вплотную, дохнув водочным перегаром.

– Понимаешь, что-то я сегодня добрый, сам не знаю, почему. Наверное, съел чего-нибудь. – Парни за его спиной хохотнули. – А может, тебя понимаю. Эти-то не поймут, – мотнул он головой в сторону парней. – Ну, что молчишь?