Эпилог, стр. 13

В тот день они прошли довольно много, а может, им просто показалось, что много, определять расстояние они не могли. Парк перешел в луг, потом опять лес, уже не горевший и дразнящий сердце напоминанием о прежней жизни. Они прошли его, ни разу не остановившись, пересекли пустынную дорогу, но идти по ней не рискнули и снова углубились в лес.

В полдень сделали привал. Немного, без аппетита поели, лишь бы поддержать силы, запили водой, выкурили по последней сигарете и долго не могли встать, но все же пересилили себя и побрели дальше. Через несколько часов вышли на опушку и увидели деревню, вернее, то, что от нее осталось. На всякий случай обошли ее стороной, но потом попалась еще такая же деревня, и еще…

Ближе к вечеру, шатаясь от усталости, набрели на лесное озерцо. Место было укромное, и они скинули с себя одежду и искупались в нагревшейся за день воде, смыли пот и грязь, а потом решили тут же и заночевать.

Костер зажигать не стали, побоялись. Поели всухомятку, улеглись на земле, подстелив кое-что из прихваченной одежды. Сон не принес облегчения

– обоим снились кошмары, и они время от времени просыпались и с испугом таращились в темноту.

Утром вышли на дорогу, и вскоре догнали небольшую группу людей, потерянно бредущих неизвестно куда. Приняли их без особой радости, но и гнать не стали. Люди собрались разные. Было три семьи с детьми, несколько одиноких мужчин и женщин разного возраста, пожилой, опирающийся на палку старик с орденскими планками на пиджаке, и, наконец, молоденький солдатик Слава, дезертировавший из развалившейся части и теперь, благодаря прихваченному автомату, исполнявший роль главного защитника.

Шли молча и медленно, подстраиваясь под старика и детей. Днем их нагнал десяток разухабистых парней на мотоциклах, притормозил в полусотне метров впереди, но разглядев автомат, решили не связываться.

Вскоре после этого остановились отдохнуть. Дети хотели есть, но продуктов у них практически не осталось, и Николай, после недолгого колебания, отдал все свои продукты в общий котел.

– Довели страну, демократы проклятые. Сталина на вас нет, уж он бы не допустил, – сокрушался ветеран, которого звали Захар Семенович. – При нем бы не побегали, – добавил он, кивнув на солдата.

– А я-то здесь причем? – удивился Слава. – У нас вся часть разбежалась. Вместе с офицерами. Сначал три дня еду не привозили, а когда склады с сухим пайком вскрыли, так там одни крысы и остались. Подчистую разворовали, и давно – все уже пылью покрылось. Вот мы и рванули по домам.

– Вот я и говорю, Сталин бы такого не допустил, – вновь закивал Захар Семенович.

– Ты, дед, лучше бы помалкивал. Из-за него-то все и началось, – осадила ветерана пожилая женщина. – Умных всех поубивал, одни дураки и остались.

– Да причем тут Сталин? – брякнул ее муж. – Революцию не надо было делать. Ленин во всем и виноват.

– Ты Ленина не трожь! – вскипел Захар Семенович. – На святого человека на замахивайся! Мне с тобой и сидеть-то рядом противно.

– Вот и топай дальше один, – вяло посоветовал мужчина. – Ленинским курсом. Жаль, красного знамени не прихватили.

– И уйду, – набычился Захар Семенович, но, конечно же, никуда не ушел и заковылял дальше со всеми.

Шли молча, слишком были подавлены для разговоров. Скоро кончилась вода. Неподалеку блеснула речушка, но никакая жажда не заставила бы их напиться этой мутной вонючей воды. К вечеру опять стал донимать голод, и Николай с тоской подумал, что им с Мариной еды хватило бы на несколько дней.

Солнце уже садилось, когда справа замаячила деревня. На вид она была целой, неразграбленной, и все даже недоверчиво переглянулись – неужели такие еще остались?

– Может, зайдем? – предложила темноволосая девушка, имени которой Николай так и не узнал за весь день.

– На разведку бы кого послать, – сказал один из мужчин и обвел всех взглядом, словно выискивая добровольцев. – Мало ли что…

– Не бывать такому, чтобы я на своей земле в разведку ходил, – в сердцах произнес Захар Семенович.

– А что, на войне не приходилось. Как-никак, до Волги отступали…

– Нет. Меня в сорок четвертом призвали, – признался Захар Семенович.

– Зато всю Пруссию прошел. Кенигсберг брал.

Но тут заплакали голодные дети, и их слезы сами собой решили спор. Вся группа зашагала к деревне, безмолвной, словно покинутой подобно сотням других.

«Неужели так везде, – с мучительным недоумением подумал Николай. – Голод, кровь, хаос. Даже армии уже нет». Чей-то голос оборвал его мысли.

– Смотрите, там люди! За забором. Прячутся, что ли?

– Да нет там никого, показалось, – возразила все та же темноволосая девушка.

Николай тоже пригляделся, но низкое уже солнце слепило глаза, и он так ничего и не разглядел.

– Коля, я боюсь, – тихо сказала прижавшаяся к нему Марина, когда до ближайшего дома оставалось метров пятьдесят. – Сама не знаю чего, но боюсь.

– Успокойся, – сказал Николай, не отрывая взгляда от забора перед домом. Неужели там кто-то есть? Он сделал еще шаг вперед, и тут из щели между досками вырвалось пламя. Шедший впереди мужчина, тот самый, что предлагал выслать разведку, упал ничком в пыль.

Первый выстрел словно послужил сигналом, и из-за разных укрытий бухнуло еще несколько. Марина вздрогнула, обмякла, стала оседать…

– Ложись!

Николай бросился к придорожной канаве, увлекая Марину за собой. Едва он упал, траву над его головой срезало картечью.

– В кого стреляете, сволочи!? – заорал Захар Семенович, размахивая палкой, но вдруг умолк с открытым ртом. Пиджак на его спине лопнул кровавыми ошметками, и он с хрипом повалился на дорогу.

– Марина! – Николай повернул к ней голову, но она лежала неподвижно. Похолодев от жуткого предчувствия, он рывком перевернул ее на спину и увидел на груди несколько расплывающихся красных пятен в тез местах, куда попали картечины.

– Марина!

Чуть впереди него сухо застучал «калашников». Слава справился с замешательством, залег в канаве и короткими злыми очередями бил по заборам возле ближайших домов. Николай чуть высунулся и увидел, четыре красных трассера уперлись в доски, брызнули щепки, и тут же раздался дикий вопль смертельно раненого человека: – А-и-и-и-и!