Кровавый шабаш, стр. 44
Альберт рассказал:
– Эта дамочка, Филиппова, оказалась вполне современной женщиной. Продемонстрировали ей кассету. Я думал, будут охи, вздохи, реплики по поводу морального падения нынешней молодежи, а она восприняла с интересом и пониманием. Но самое удивительное, она не смогла опознать, кто же там запечатлен. И так, и сяк мы ей прокручивали пленку. Стоп-кадр использовали. Все впустую. Или специально так снимали, или она не желает помогать. Действительно, снято довольно посредственно, к тому же в помещении темновато. В общем, не признала она ни Вержбицкую, ни Семиградскую. Говорит: "Обе похожи, но чтобы точно, не могу сказать с полной уверенностью". С тем и отпустили. Тот, кто снимал, – вовсе не дурак. Да и действующие лица старались не светиться. То бочком, то спинкой… Ангела, ту действительно видно отчетливо, а предполагаемую Вержбицкую… Ну, а ты чего накопала?
Женя вкратце пересказала итог своих изысканий.
– Уже кое-что. – Альберт, казалось, был доволен. – Главное, точно установила: Семиградская посещала диспансер и была на приеме именно у Попова. Теперь нам точно известно: между жертвой и убийцей имел место контакт. Они были знакомы. Теперь на сцену выступает наша с тобой «приятельница» – Ангел. Мы ей предъявляем фотографии Вержбицкой и Семиградской и устанавливаем, кто же все-таки на пленке. А дальше – дело техники. Ловим и пакуем…
– Слушай, я тоже хочу посмотреть кассету.
– Пойдем. Кассета у шефа.
– У майора? Я не пойду!
– Вовсе глупо. Ты чего?!
– А помнишь: "Ей нельзя подобное смотреть"?
– Ты, Евгения, уж больно щепетильна.
И впрямь майор не возражал против того, чтобы Женя просмотрела кассету.
– Если хочешь, конечно, можешь посмотреть. Только я сейчас занят. – Майор поднялся, открыл сейф, достал пеструю коробку. – Вот вам кассета. Идите в кабинет к Аввакумову, у него тоже есть видеомагнитофон, а сам он в командировке, там и посмотрите.
– Если можно, я одна, – попросила Женя.
– Конечно.
На экране телевизора замельтешили голые тела. Минут пять Женя наблюдала за развитием действия, потом поняла: все эти кувыркания, кроме смеха, других эмоций вызвать не могут. Она смотрела только на лица. Действительно, если мужские персонажи рассмотреть удавалось достаточно четко, то женщин вряд ли возможно идентифицировать. Женя нажала на стоп-кадр, но все равно лица разглядеть не сумела. Пару раз мужчины отрывались от своего занятия, подходили к столу, уставленному бутылками и закусками. Подзывали и женщин, но в этот момент камера выключилась. Предусмотрительно, ничего не скажешь!
Запись внезапно оборвалась. Дальше пошел «снег» – обычное мельтешение чистой пленки. Может быть, впереди записано что-то еще? Женя включила кнопку ускоренной перемотки и внимательно вглядывалась в мелькание на экране. Нет, похоже, ничего больше. Не выключая аппарат, она уселась на стул и задумалась.
В кабинет заглянул Рудик Судец.
– Смотришь? – невинно поинтересовался он, кивнув на пустой экран телевизора. – Картинка уж больно размазана.
– Да, – удрученно произнесла Женя. – Лиц девушек не видно…
– А зачем на ускоренной перемотке видак работает?
– Я думала, может, еще что найду.
– Другую запись? Вряд ли. И Валеев, и майор раза три до конца крутили. Чистая лента. Сам сюжет снят бытовой камерой на малоформатную кассету, потом переписан на обычную. Кстати, как ты помнишь, камера, на которую снимали эту порнуху, обнаружена среди вещей убитого Давыдова. Ничего нового. Так что можешь выключать… Постой, а это как понимать? – Рудик кивнул на экран.
– Что именно? То же самое мелькание.
– Нет, погоди, не выключай. Видишь, характер мелькания изменился. Он стал пульсирующим. Интересно!
– И что это значит?
– А ты в видео совсем не смыслишь? У меня складывается впечатление, что на пленке все же имеется запись, только она сделана в другой системе.
– То есть?
– Понимаешь, в мире существует несколько режимов кодировки видеосигнала. У нас, например, телевизоры работают в системе «Secam». Как в свое время заимствовали у французов, так до сих пор и пользуемся. Широко распространена система «Pal». Бытовые видеомагнитофоны обычно воспроизводят кассеты, записанные именно в этих двух режимах. Но есть еще система «NTSC». Она в основном используется в США. Хорошие мультисистемные видаки воспроизводят и ее, но этот, – Рудик кивнул на магнитофон, – рядовой «Шарп», "NTSC" он не берет. Так что нужно попробовать просмотреть запись на другом аппарате.
– Так в чем же дело? Ищем другой видеомагнитофон?
– Можно поехать ко мне, у меня отличный «Панасоник». Если на кассете действительно есть запись, то он ее покажет.
Известие о том, что на кассете вроде бы обнаружена некая запись, Буянов встретил без особого интереса:
– Я, ребята, в этих ваших системах ничего не понимаю. Проверьте, конечно, а лучше отдайте кассету на экспертизу.
– В этом нет необходимости, – сказал Судец, – коли имеется запись, я и сам разберусь что к чему.
– Ну и молодец, – прокомментировал майор. – Ты, как я понимаю, хочешь отлучиться?
– Займет не больше часа.
– Хорошо. Час в твоем распоряжении. Что еще?
– Возьму с собой Валеева и вот ее. – Рудик кивнул на Женю.
– Не возражаю, только не задерживайтесь. Работы по горло.
Через считанные минуты они были у Судеца.
Экран телевизора засветился, но картинки не было.
– И где же новая запись? – иронически поинтересовался Альберт.
– Нужно прокрутить назад, – пояснил Судец, нажимая на кнопку пульта.
– Ну давай, давай…
В это мгновение на экране замелькали кадры.
– Я же говорил! – воскликнул Рудик. – Запись, точно! Только не пойму, что происходит?
НОЧЬ ШАКАЛА
На экране кружились нагие женские тела.
– Снова порнуха, – прокомментировал Альберт, – только на этот раз, похоже, на лоне природы. А может, это обрывок какого-то фильма?
– Сейчас узнаем, только найду начало.
Жене захотелось пить, она вышла на кухню. А когда вернулась, лица парней выглядели удивленными, даже растерянными.
– Вы чего? – не поняла Женя.
Она взглянула на экран. А вот и запись! Дело происходит поздним вечером или скорее ночью. Светит удивительно яркая полная луна. Кроме нее, пространство освещено несколькими пылающими кострами. Освещение неровное, вздрагивающее. Время от времени движущиеся фигуры заслоняют огонь, и тогда почти ничего не видно. Можно понять, что съемки ведутся на большой, скорее всего лесной поляне, потому что за кострами мелькают зубчатые края деревьев на фоне более светлого неба. Лиц не различить, лишь блеск глаз да изредка резко очерченный профиль на фоне огня. Еще посреди поляны имеется громадный камень-валун, сверху плоский, напоминающий стол. Слышен слабый неясный шум – то ли свист ветра, то ли невнятный говор.
Похоже, все чего-то ждут. Так проходит минут пять. Наконец раздается резкий, похожий на свист звук, и к камню приближается некто, закутанный в просторные темные одежды, напоминающие монашескую рясу. Сходство с рясой еще больше усиливает остроконечный капюшон на голове, почти скрывающий лицо. Звучит непонятное гортанное слово, и все начинают поспешно раздеваться. Некоторые зябко ежатся, растирают тела руками.
– Сестры, – произносит личность в капюшоне довольно высоким, слегка визгливым голосом, – и братья! Сегодня мы собрались у священного камня, чтобы почтить отца нашего единственного, великого и всемогущего. Того, кто правит миром, повелевает светилами, двигает горы, поворачивает реки вспять. Имя ему – Сатана.
Над поляной разносится восторженный вой.
– Ему мы должны принести жертву, его именем примем в наши ряды новую сестру. Подойди ко мне, сестра.
Из толпы выходит девушка, на лице которой фокусируется камера.
– Это же!.. – восклицает Женя.
– Кто?! – разом спрашивают оба.
– Вержбицкая… или Семиградская.