Superwoobinda, стр. 12
Ладно, авось прорвемся. А пока, кому интересно, я объясняю, откуда у меня эта шкура и что, мол, я работаю дублером того чувака в резиновом прикиде из фильмона одного американского режиссера по фамилии Т
Я не шугаюсь собственных чувств
Это Марко. Я чувак. Молодой.
Всего-то пятьдесят два. Я Козерог, а значит, на многое горазд. Я мэр своей комнаты.
Я провожу митинги стульев.
Они выступают по очереди, не толпятся, не пихаются перед телекамерами.
Я выслушиваю каждого, кто поднимает голос против моей кандидатуры.
Никакой дискриминации. Кто угодно может ограничить мою неограниченную власть от клубного постера «Милана» до фото Клаудии Шиффер. Такая личность, как я, придет к власти при любом раскладе внутрикомнатных сил.
Была у меня жена. И киндеры имеются. При случае шлют по открыточке. Только за всей этой пургой им не скрыть своего недовольства моим восхождением в мир большой политики.
В простынях ничего апокалипсического.
Напряженность в пыли за письменным столом. Небольшие волнения. В сводке теленовостей про то ни слова.
Иной раз делаю втык дверце шкафа. Она вечно противится комнатной дисциплине.
Сексом я обычно занимаюсь с абажуром. Заявляю это без понтов. Я не шугаюсь собственных чувств.
Нет-нет да и открою окошко. Шпокну голубя, прикрою створку и снова распахну.
Высунусь глянуть на небо. Какой там: голубей — не продохнуть. Заимели уже. Все мои политические инициативы пообсирали. Прямо на подоконнике.
Ничто не убедит меня, кроме звука моих шагов.
Хиляю себе и так и сяк. Вывожу границы государств между спальней и ванной. Черчу треугольники постоянного роста. Это надо видеть, это надо слышать. Во всей неукротимой мощи.
Одно время я был коммунистом. Был, потому что так было надо. Что было, то было. Теперь я не тот. Я сделал свой выбор. К лучшему. И мне хорошо. Если я за что и бьюсь, то уж знаю, за что. С плеча не рублю. Про государственный долг помню. В последние годы он лезет вверх. По официальным данным для мирового экономического сообщества.
Видак прикидывается веником. Затихорился в железном коробе возле телика, паиньку из себя строит. Знаем мы эти ля-ля-фа: под шумок сигналы тревоги отстукивает. Все резину тянет, хочет тихой сапой подсуропить мне анархию субъектов объектов.
Поэтому я его даже не распаковал.
Поэтому я не смотрю видеокассет. Я покупаю их и думаю о том, как счастливо мы заживем, когда меня, а не кого-нибудь еще выдвинут на пост всемирного руководства мыслями. Каждый божий день мысли уходят впустую после мировой дележки бабок.
Поэтому у меня есть иллюстрированные видеокаталоги по истории фашизма, садомазохистской порнографии, реликтам в их природной среде, суперзвездам американского баскетбола, мебели из орехового дерева из серии «Сделай сам».
Поэтому я часто сдвигаю швейную машинку на середину комнаты. Я смахиваю с нее пыль согласно долгосрочной программе по расширению территорий с учетом всеобщей прибыли.
Ножик с вилкой застыли на своих местах вместе с салфеткой и скатертью. Они-то знают, какие варианты я предложу сегодня моим соседям, этим крупным шишкам.
Кррр-упным шишакам.
Чип и Чоп
Я по жизни рубаха-парень. Мой знак — Близнецы. Окончил педучилище в городе Комо. Работаю с дядей на фирме.
По жизни я домосед. Любимое занятие — телик смотреть. Посмотрю немного — и на боковую. Так всю неделю, кроме субботы. В субботу мы куролесим. Мы — это я и Риккардо.
Мы дружим с первого класса. Во втором и пятом за одной партой сидели. После уроков вместе пинали мячик. В старших классах как-то подразошлись. Теперь вот куролесим на его «Пунто». По субботам.
Я тоже купил себе «Пунто». Это отечественная марка. Сейчас всем приходится несладко, и я решил помочь родной экономике.
Другой раз мы руляем не на его, а на моей машине. Тем более они одной масти. По идее надо бы раз на его, раз на моей.
Но мы нарочно руляем на его. Прямиком по шоссе. Всю неделю на фирме стоит сплошной треп по телефону. Треп-перетреп. Бывало, нарушишь правило, остановят тебя — и пошел треп. Время на улице спросят — опять трепись. Сантехника вызвал — снова чеши языком. И только по субботам можно пожить без трепотни.
По субботам за рулем у нас Риккардо. Я сижу рядом. Мы смотрим в окошко на машины. Они бесшумно проносятся мимо.
Мы молчим примерно полчаса. Потом еще столько же. Потом уже надо что-то сказать. Риккардо говорит:
— Чип.
Я выжидаю и ловлю радио «Молочные реки». Там заводят только итальянские песни. Смотрю на дорогу и отзываюсь:
— Чоп.
На той неделе едем мы, едем, и вдруг — бац: мотор заглох. Вышел я глянуть, что там. Риккардо за мной и тихонько так сквозь зубы:
— Чип.
А я в ответ, чуть громче:
— Чоп.
(Радиатор закипел.)
Обычно мы созваниваемся в среду вечером. Когда кончается эта муть по пятой программе, я встаю, беру телефон, перепираю его на диван и звоню Риккардо. Иногда он первый мне звонит.
Один из нас тут же снимает трубку: знает, что это звонит другой. Договориться о субботней поездке в автогриль у аэропорта. Сняв трубку, я сразу говорю:
— Чип.
На том конце слышно, как работает телик. Потом раздается голос Риккардо:
— Чоп.
Мы трогаемся. За рулем Риккардо. Он радуется тому, что молод. Одной рукой он ведет. В другой держит банку пива. Из окошка своей «Пунто» он наблюдает, как по смежной полосе нас обгоняют машины.
Нас вечно все обгоняют, потому что мы едем по полосе безопасности. Так оно вернее. Случись, насядет какой «Мерс», можно не дергаться: на полосе безопасности в ящик не сыграешь, будь спок.
Мы оба смотрим в зеркало заднего вида. Через пару часов Риккардо сам не свой от счастья. Поди, плохо, когда тебе сорок четыре. Раскатисто так он выпаливает:
— Чип.
Вот и я рад-перерад, что мне шестьдесят два. Живем будь здоров, грех жаловаться. И я откликаюсь:
— Чоп.
В автогриле, куда мы приезжаем по субботам, стоит автомат карамелек Smarties. Как его году в восьмидесятом там поставили, так он и стоит. И менять пока не собираются. Обшарпанный такой автоматишко. Окошко все раздолбано. Меняются только Smarties. Мы каждый раз берем по две коробочки.
Smarties — одно из лучших воспоминаний моего детства. Ну, когда мне было лет так семь-восемь-десять. Коробочки сейчас уже другие, а вот Smarties все те же.
Smarties все т