Балерины, стр. 31

Этот вечер весной 1913 года у Трухановой положил начало дружбе трех русских людей, закинутых разными судьбами в Париж. Сердечные отношения продолжались до последних дней жизни Анны Павловой. Они виделись нечасто, но каждый раз, когда Павлова бывала в Париже, они договаривались и проводили вместе отрадные часы. Каждая такая встреча вызывала воспоминания о России…

Дочь опереточного артиста Бостунова и француженки, Труханова, как и Павлова, начала постигать жизнь с нужды и печали. Отец оставил семью, когда дочери было тринадцать лет, и ей самой пришлось устраивать свою жизнь. Наташа отказалась от его имени и назвалась Трухановой. Окончив курс в филармоническом училище у Владимира Ивановича Немировича-Данченко, она не стала драматической актрисой, а предпочла учиться танцам у балетмейстера Большого театра Ивана Николаевича Хлюстина. В Москве служба в частном театре не оправдала ее надежд, и девушка уехала в 1905 году во Францию.

Выступая в небольших театрах, Наталья Владимировна быстро завоевала известность «концертами-танцами»; с этими оригинальными балетными миниатюрами она гастролировала в Берлине, Мадриде, Вене, в Лондоне. В Театре Елисейских полей она имела определенный успех в небольших балетах: «Саломее», «Пляске смерти», «Маришке» и в «Чуде».

Весною 1914 года, направляясь в Берлин, Анна Павловна вновь свиделась с Наташей и Игнатьевым. Алексей Алексеевич не хотел пугать артистку, но все-таки предупредил о возможности войны.

— Окна на Сен-Жерменском бульваре, где помещается генеральный штаб, светятся подолгу в ночные часы, — сказал он, цитируя свое донесение в Петербург, и добавил от себя: — Генеральный штаб работает, Париж танцует на вулкане, В Петербурге, где я только что был на приеме у государя, царит общее благодушное самодовольство!

— Ах боже мой, но у меня контракт! — волнуясь, отвечала Павлова. — Что же мне теперь делать?!

Она уехала встревоженная.

В те дни, кроме дипломатов и штабных работников, мало кто верил в возможность войны с Германией. Многие допускали войну с Турцией, с Японией, с Китаем, представители которого бродили по улицам русских городов с тюками шелковых товаров за спиной. Но с Германией?!

28 июня 1914 года в Париже на Лошанском скаковом ипподроме разыгрывался знаменитый Большой приз президента республики. Был жаркий воскресный день, зрители бурно приветствовали появление президента. В скачках участвовало много популярных рысаков. Русский военный атташе едва успевал разобраться в достоинствах и недостатках чистокровных победителей.

Вдруг в публике появились продавцы газет, размахивая свежими листами:

— Убийство герцога Фердинанда! Убийство герцога Фердинанда!

Схватив у первого попавшегося газетчика специальный выпуск, Алексей Алексеевич прочитал: «Сегодня утром в Сараеве выстрелом из револьвера убиты наповал проезжавшие в коляске наследник австрийского престола эрцгерцог Фердинанд и его супруга». «Война!» — подумал Игнатьев, чутьем дипломата догадываясь о провокационном характере убийства.

В тот вечер, как всегда, Алексей Алексеевич обедал у Трухановой, где собрались знакомые, быть может, надеявшиеся узнать мнение русского военного атташе о событии в Сараеве.

Алексей Алексеевич предпочитал слушать, а не высказывать собственных соображений. Наталья Владимировна была убеждена, что война неизбежна и не стоит убаюкивать себя пустыми надеждами. В этот вечер она вспоминала о Павловой и сожалела об ожидающих ее в Германии неприятностях. Догадается ли Анна Павловна разорвать контракт? Она еще может выбраться оттуда до первых выстрелов на закрытых границах.

14 июля по русскому календарю царское правительство объявило всеобщую мобилизацию.

По совету Игнатьева Анна Павловна в Берлине заняла скромный номер в гостинице «Бристоль» на Унтер-ден-Линден, совсем близко от русского посольства. Большую часть времени балерина проводила в театре, днем на репетициях, вечером на спектакле и только поздно ночью возвращалась в отель.

И не будучи дипломатом, она с первого же дня своего пребывания в столице Германии поняла, что здесь нагнетается военный психоз.

Каждое утро обычно тихая Унтер-ден-Линден просыпалась от непривычной для музыкального слуха балерины сирены автомобиля.

— Наш кайзер отправляется во дворец! — пояснила горничная русской артистке. — Никто, кроме кайзера, не имеет права пользоваться таким гудком.

По дороге в театр Анна Павловна не раз встречала этот кайзеровский автомобиль с музыкальной сиреной; в Тиргартене она видела кайзера на верховой прогулке, беседующего то с тем, то с другим военным.

Под окнами гостиницы проходили военные парады с оркестром.

На объявленную Николаем II всеобщую мобилизацию германская столица ответила волнениями, горожане с утра до вечера осаждали русское посольство. Возбуждение против России росло с каждым часом.

Руководствуясь телеграфными инструкциями неутомимого Дандре, Анна Павловна покинула Берлин и вывезла свою труппу едва ли не с одним из последних поездов.

В день возвращения ее в Айви-Хауз в Париже был убит Жан Жорес — пламенный оратор, вдохновенный борец за мир и свободу, опасный враг войны и милитаристов. Буржуазный суд Франции оправдал наемного убийцу.

XIII. Муза Павловой не смолкает

Первая мировая война начиналась при всеобщем убеждении в том, что она не может продлиться более трех-четырех месяцев. Солдатам враждующих армий и их командирам военные специалисты давно уже доказали, что современное вооружение обеспечивает молниеносный разгром врага. Среди невоенных людей находились и чудаки: свято веря в высокую культуру германского народа, они предлагали французам защищать Верден — свою сильнейшую крепость — не фортами и пушками, а сокровищами Лувра. Поставьте перед осаждающими «Джоконду» или «Мадонну с младенцем и святой Анной» великого Леонардо да Винчи, утверждали они, — и немцы не осмелятся стрелять!

Людям постоянного творческого напряжения нельзя жить без каждодневного труда. Анна Павлова не могла бы провести в бездействии и четырех дней, не только четырех месяцев. И, едва возвратившись в свой Айви-Хауз после прерванного турне по столицам Европы, Павлова решила обновить труппу. Она принимала преимущественно англичанок, которые готовы были ехать в Америку.

Что заставляло балерину соглашаться на бесконечное турне в ущерб своему здоровью, безмерно уставать и недомогать, мерзнуть в нетопленых вагонах зимой, задыхаться от жары и пыли летом, пересекать океан, не слишком бодро вынося океанскую качку и штормы?

Деньги не играли первостепенной роли в ее личной жизни, хотя они давали ей возможность учредить, например, в Париже на свои средства приют для тридцати русских детей эмигрантов, помогать в трудные военные послереволюционные годы своим товарищам по искусству.

«…В первые годы Октября, когда интервенция и блокада привели нас к большим лишениям — к голоду, к разрухе, — писал Лопухов, — Павлова длительное время посылала за свой счет продовольственные посылки всем артистам балета родного театра».

Драгоценности радовали Павлову как красота, как произведения искусства. Она носила их редко, почти все они хранились в сейфе банка. В роскошных отелях знаменитая балерина занимала обычно скромные комнаты, лишь бы было удобно и уютно.

Но Павлова не могла жить без работы! К этому надо добавить, что она не берегла себя ни в жизни, ни на сцене.

Смелости балерины при выполнении технических трюков мог позавидовать любой цирковой артист. Случай, когда партнер не удержал ее на руках, был не единственным. А ведь опасности стерегут каждую танцовщицу на любой, даже и технически усовершенствованной, сцене.

Зная неоправданную смелость Анны Павловны, друзья уговаривали ее застраховать свои ноги от несчастного случая. Страховое общество оценило ножки балерины в двести тысяч рублей.