Грань будущего, стр. 23

– И ты веришь в то, что тебе рассказывают идейные придурки? Будешь их долго слушать – и они убедят тебя в том, что креветки были настоящими Эйнштейнами.

– В академических кругах уже обсуждается вероятность того, что мимики разумны. И если это правда, то предположение о том, что они пытались установить с нами контакт, выглядит не таким уж диким.

– Не надо считать, будто все, что недоступно нашему пониманию или простому объяснению, – чье-то послание, – фыркнула Рита. – Продолжишь в том же духе – и скоро начнешь мне рассказывать, что признаки разума обнаружены в нашем правительстве. Вот уж чего точно быть не может.

– Очень смешно. Но ведь есть научные данные, на которые так просто закрыть глаза нельзя. Каждый шаг вверх по эволюционной лестнице – от одноклеточного организма до хладнокровного и потом теплокровного животного – сопровождается резким ростом энергопотребления. – Ральф снова облизнул губы. – Если посмотреть на количество энергии, потребляемое человеком в современном обществе, мы увидим, что он в десять раз превышает объем, необходимый теплокровному животному сходных размеров. И вместе с тем мимики, которые теоретически являются хладнокровными, потребляют ровно столько же энергии, сколько и люди.

– Это должно означать, что они стоят выше нас на эволюционной лестнице? Отличная теория! Тебе бы следовало ее опубликовать.

– Помнится, ты что-то говорила о том, что тебе снятся сны?

– Конечно, мне снятся сны. Самые обычные сны.

По мнению Риты, искать дополнительный смысл в снах было напрасной тратой времени. Кошмар оставался кошмаром. А временные петли, в которые она попадала во время войны, были совсем другим делом.

– На завтрашний день запланирована атака. Кто-нибудь из этих людей, у которых ты брал интервью, получал сообщение?

– Еще бы. Я сегодня утром звонил в Лос-Анджелес и получил подтверждение. Все трое видели этот сон.

– А вот теперь я уверена, что это неправда. Это невозможно.

– Откуда ты знаешь?

– Ты впервые упоминаешь о них за это сегодня.

– Ты снова за свое? Как может сегодня повторяться несколько раз?

– Я надеюсь, что этого ты никогда не узнаешь.

Мёрдок нарочито небрежно пожал плечами. Рита снова устремила взгляд на бедолаг на плацу.

Накачанные мышцы операторам Доспехов не были нужны. Для них приоритетом оставалась выносливость, а не взрывная мощь удара, которая быстро лишала сил. Для тренировки выносливости отряд Риты прибегал к одной из базовых стоек в кун-фу, известной как мабу. Суть ее заключалась в том, чтобы широко расставить ноги, словно ты садишься на лошадь, согнуть колени и удерживать эту позицию на протяжении длительного времени. В придачу к укреплению мышц ног она была отличным упражнением на баланс.

Рита не понимала, какой толк может быть от этих изометрических отжиманий. Они больше походили на наказание, простое и примитивное. Японские солдаты, собранные на плацу, как сардины в банке, просто застывали в этом положении. Для них это наверняка был один из худших моментов жизни. Но, несмотря на это, Рита завидовала им, завидовала тому, что у них было это общее воспоминание, одно на всех. Она сама не делила ни с кем простых, одноразовых событий уже очень давно.

Жаркий, душный ветер ерошил ее волосы цвета ржавчины. Сколько бы Рита ни стриглась, пряди все равно оставались слишком длинными, и от них чесался лоб.

Вот такой мир встречал ее в каждом начале петли. О том, что здесь сейчас произойдет, запомнит только она, Рита. Пот, которым покрывались японские солдаты, насмешки и подколки спецназа США – все это скоро пройдет, не оставив и следа.

Возможно, было бы лучше не думать об этом, но, наблюдая за тренировкой этих солдат в день перед нападением, глядя, как пропитанные потом рубашки прилипают к коже в насыщенном влагой воздухе, она сочувствовала им. В какой-то степени в том, что Мёрдок оказался здесь, была и ее вина.

Рита решила найти способ сократить тренировку, положить конец этому упражнению, с виду совершенно бессмысленному. Какой в нем смысл, пусть даже оно и помогает развить боевой дух самурая? Они все равно наложат в штаны, когда в первый раз столкнутся с мимиками в бою. Она хотела положить этому конец, даже если это всего лишь глупый, сентиментальный поступок, который не оценит никто, кроме нее самой.

Обведя взглядом плац, Рита случайно встретилась с парой глаз, вызывающе глядящих на нее. Она привыкла к тому, что на нее смотрят с благоговением, восхищением и даже страхом, но такого выражения еще не видела. Во взгляде горела неприкрытая ненависть, странная для незнакомца. Если бы человек мог испепелять глазами, то через три секунды Рита покрылась бы хрустящей корочкой, как индейка в День благодарения.

В ее жизни был лишь один человек, в чьих глазах читалось такое же напряжение. Глубокие голубые глаза Артура Хендрикса не знали страха. Рита убила его, и теперь эти глаза были навеки захоронены глубоко в холодной земле.

Судя по мускулам, солдат, неотрывно глядящий на нее, был новичком, совсем недавно прошедшим курс базовой подготовки. Ничего общего с Хендриксом. Тот был американцем, лейтенантом, командиром отряда Войск специального назначения США.

И глаза у солдата были другого цвета. И волосы тоже. Ни в лице, ни в теле ничего общего с Хендриксом. И вместе с тем в этом азиатском парне было нечто такое, что привлекало Риту Вратаски.

2

Рита часто задумывалась, каким был бы мир, если бы в нем существовала машина, способная с абсолютной точностью измерять потенциал того или иного человека.

Если ДНК определяет рост человека и форму лица, то почему бы ей не отвечать и за не столь очевидные черты? Наши отцы и матери, дедушки и бабушки… Да вообще каждый индивидуум является продуктом крови, текшей по венам тех, кто жил до него. Бесстрастная машина могла бы считывать эту информацию и оценивать общую ценность человека точно так же, как замеряют рост или вес.

Что, если человек, потенциально способный обнаружить формулу, которая раскроет перед нами все тайны вселенной, захотел писать дешевые ужастики? Что, если человек, способный создать ни с чем не сравнимые деликатесы, неповторимые блюда, решил вместо того заняться, например, строительством? Ведь есть вещи, которые мы бы хотели сделать, и вещи, которые можем сделать. И когда первые не совпадают со вторыми, каким путем следовать, чтобы обрести счастье?

В юности у Риты был настоящий талант в двух областях: в игре в «подковки» и умении притворяться, будто она плачет. Мысль о том, что в ее ДНК есть потенциал великой воительницы, ей в голову не могла прийти.

До того, как в пятнадцать лет лишилась обоих родителей, Рита была самой обычной девчонкой, которая терпеть не могла свои рыжие волосы. К спорту у нее особых способностей не было, да и оценки в старших классах получала так себе. Нелюбовь к болгарскому перцу и сельдерею тоже вряд ли могла бы выгодно отличить ее от сверстников. Исключительной оставалась только ее способность притворяться плачущей. Она не могла провести свою мать, цепкие глаза которой насквозь видели каждую уловку, но все остальные готовы были плясать под ее дудку через несколько секунд после начала слезоразлива. Второй отличительной чертой Риты были рыжие волосы, которые она унаследовала от бабушки. Во всем остальном она ничуть не выделялась на фоне трехсот миллионов американцев.

Ее семья жила в Питтсфилде, маленьком городке к востоку от реки Миссисипи. Это не Питтсфилд во Флориде, не Питтсфилд в Массачусетсе – это Питтсфилд в Иллинойсе. Ее отец был младшим ребенком в семье мастеров боевых искусств – преимущественно джиу-джитсу. Но Рита не хотела идти в военную академию или заниматься спортом. Она мечтала о том, чтобы остаться дома и разводить свиней.

Если не считать того, что молодые люди регулярно шли служить в Силы единой обороны, жизнь в Питтсфилде была мирной. Здесь с легкостью можно было забыть о том, что человечество по-прежнему ведет войну против странного и страшного врага.