Говорящий ключ, стр. 43

— Тебя, наверное, завидки берут. Ох, и доброе ружье!..

— Настоящая ижевка, знаменитое ружье. Только я не завидую, — серьезно сказал Виктор. — Ты его правильно заслужил. Если бы я был начальником, тоже бы отдал тебе свое ружье. Ведь я знаю, Саня, как ты боишься высоты. Я рад за тебя.

— Теперь больше не боюсь, хоть на мачту залезу, — ответил Саня. Ему стало стыдно за свои мысли, за невольную зависть, испытанную раньше. Вот он какой, Виктор, хороший. Даже не завидует. Видно, начальник не зря подарил ему бинокль за мечту. А, может быть, не за мечту даже, а за эту самую, за душу. Какая она, душа, Саня и сам не знал, но решил, что у друга она гораздо правильней, чем у него. Ведь он раньше вызвался перелезать через провал. Выходит, Виктор мог получить это самое ружье... Саня ускорил шаг и догнал товарища. Они пошли рядом, плечом к плечу. Афанасий легко и звучно запел:

Виктор и Саня не слыхали раньше этой песни. Они догадались, что, наверное, Афанасий сам сочинил ее о геологах. А песня как-то особенно душевно плыла впереди них. Вот уже поет вместе с Муравьевым Нина. У нее красивый, звонкий голос.

Без слов поет Виктор, а за ним Саня. Мурлычет себе под нос Большаков, даже сам Воробьев подпевает. Будто не было тяжелого, беспокойного дня. Исчезла усталость и ноги сами идут по каменистому пути.

— Виктор, мы обязательно станем геологами... Правда, а? И дружить всегда будем, — тихо сказал Саня. Оба, не сговариваясь, подхватили последний куплет, повторенный Афанасием и Ниной.

Глава четвертая

Тайна Ивана Жаркова

Обнаружив золотоносный пласт, Антип Титыч Юферов был уверен, что найден подходящий полигон для работы драги. Через два дня эта уверенность поколебалась, а на третий день мастер угрюмо сказал Павлу Вавилову:

— Золотая струя... Пески тянутся узкой полоской по руслу ключа. Для старательской артели клад... можно работать, а драге делать нечего. Для нее нужен обширный полигон.

— Может быть, выше по ключу?

— Что там выше!.. — перебил Юферов. — То же самое. Знаю я такие ключи, встречал! — он махнул рукой.

Для разочарования были веские причины. Буровые скважины, пробуренные выше по берегам ключа, оказались пустыми. Разведчики свалили поперек ключа два дерева. На их стволах были устроены мостики, с которых пробурили скважину в середине ключа. Проба была замечательной, но она не радовала опытного разведчика. Следующие буровые линии подтвердили его предположение. Пласт обогащенных металлом песков узкой полосой тянулся по руслу ключа, иногда отклоняясь в стороны, иногда незначительно расширяясь. Юферов напрасно прощупывал бурением береговые увалы ключа, в них ничего не было.

— Забурим, но дальше от берега, — посоветовал Антип Титыч Вавилову, — вон там, — он показал на изгиб ключа возле опушки леса.

— Надо брать ближе к правому увалу, — высказал свое мнение Павел. — Прибой древней реки бил как раз в то место.

— Хорошо, — согласился мастер. — Ты бури на правом увале, я — на левом.

Буры впивались в землю. Соревнуясь между собой, оба звена бурильщиков не жалели сил, но золота по-прежнему не было. Под слоем торфов и глины вместо песков выходила скала или же начиналась почва. Здесь она имела черновато-синий цвет и рассыпалась в руках, не прилипая к пальцам. Ко дню возвращения на стан охотничьей бригады Юферов окончательно утвердился во мнении, что ключ не может стать полигоном для работы драги.

Охотники, Саня и Виктор, с трудом тащили на палке, продетой сквозь круто закрученные рога, голову снежного барана. Большаков принес лучшие куски мяса, завернутые в шкуру. Баран, добытый ими, оказался тяжелым, весил больше десяти пудов. Поэтому почти все мясо охотники оставили на месте, подвесив его к дереву.

Юферов, увидев у Сани ружье Воробьева, посоветовал ему хорошенько вычистить его и повесить в палатку начальника.

— Зачем в палатку начальника, пускай у себя держит. Его ружье. Начальник подарил, однако, — невозмутимо сказал проводник, посасывая трубку.

— Подарил? — воскликнул мастер. — Вот тебе на! Сначала бинокль, потом ружье... Это за какие-такие заслуги? — Юферов, подкрутив усы, грозно взглянул на Саню, словно уличил его в преступлении.

— Заслужил немного, — Большаков неторопливо рассказал о переправе через пропасть. С каждым его словом выражение лица мастера менялось, а когда проводник, заканчивая свой рассказ, добавил, что барана также убил Саня, мастер хлопнул смущенного мальчика по плечу.

— Видишь, Кирилл Мефодиевич, какие орлы растут, настоящие таежники... смена!

Кирилл Мефодиевич немного покривил душой, сказав, что Саня убил барана. Мальчик сам был в этом уверен и гордился охотничьей удачей. Но не его пуля свалила животное.

Охотники целый день сидели в засаде возле солонца, на поляне, окруженной чащей леса. К яме несколько раз приходили снежные бараны, но это были самки с ягнятами. Охотники их не трогали. В полдень второго дня из тайги вышел олень с большими ветвистыми рогами. Большаков погрозил пальцем взявшимся было за ружья ребятам. Осмотревшись, олень принялся жадно лизать и грызть землю. Это был согжой — дикий северный олень. Ребята имели возможность его хорошо рассмотреть. От домашнего оленя он отличался лишь равномерной буроватой окраской шерсти, без пятен, которые часто бывают у домашних оленей.

— Самец... ишь рога-то какие! — сказал Виктор, когда олень удалился с поляны, так и не заметив охотников.

— Наверно, важенка, — возразил Большаков. — У согжоя и самец и самки имеют рога. Они их каждый год сбрасывают. У всех других пород оленей рога растут только у самцов. Такой особый олень, однако.

— Почему мы его не стреляли? — спросил Виктор.

— Барана надо, Саня ружье обновить обещал. Начальнику барана добыть. Стрелять будем — распугаем. Жди, однако.

Удобно расположившись в кустах, они терпеливо ждали, замирая при каждом лесном шорохе. Тайга казалась пустой лишь поначалу, затем, когда они присмотрелись, не выдавая своего присутствия, она стала оживать. На дереве, в трех шагах от охотников, появился светло-рыжий зверек с пятью продольными черными полосками на туловище. Размером меньше белки, этот зверек был еще суетливей. Он то взбегал по корявому стволу, то опускался ниже, выискивая что-то.

— Бурундук, — заметил его Виктор и хлопнул ладонями. Зверек мгновенно взобрался выше, пробежал по толстой ветке и возбужденно застрекотал, зацокал почти так же, как белка. Его черные бусинки-глаза тотчас разыскали людей. Увидев их, бурундук еще сильней заволновался, забежал за ствол дерева и стал их разглядывать, высовывая головку то с одной, то с другой стороны ствола.

— Ишь, чертенок... кричит! Теперь другой зверь услышит, подумает, кто напугал бурундука, повернет обратно, — молвил Большаков. — На охоту идете, всегда надо слушать, где бурундук кричит. Другой раз он на дереве, а под деревом медведь или олень ходит. Замрите... уйдет, однако.

Все трое затаились, перестав шевелиться. Бурундук поволновался, пострекотал минут пять, затем, наверное, решив, что эти не известные ему звери безопасны и не стоят внимания, исчез так же внезапно, как и появился. Большаков приподнялся на месте, оглядывая поляну. На ней с криком перелетали с дерева на дерево две пестрые, напоминающие кукушку птицы. Проводник снова прилег, сказав вполголоса ребятам: