Трое против колдовского мира, стр. 3

Некогда было задумываться, имеем ли мы на это право: мы поспешили на помощь, оседлав тайком своих коней. Не раздумывая мы взяли с собой Каттею — она была не просто нашим проводником, мы были одним неделимым целым. Трое детей, но не обычных, а наделенных Силой, поскакали прочь от Эстфорда. Мы помчались к тому месту, где укрылись дикие волки из Карстена, взяв в плен заложницу-колдунью.

В сражении все решает счастливый случай или судьба. Говорят, например, что вот, мол, этому командиру везет, потери у него всегда незначительные, и всегда-то он оказывается в нужном месте в подходящий или самый решающий момент сражения. В чем-то, конечно, это заслуга того, что превосходит обычное умение пользоваться оружием, а именно стратегии и опыта, ума и сноровки. Но почему-то другим, обладающим теми же качествами, при подобных обстоятельствах никогда не везет. В этот день именно удача сопутствовала нам. Мы обнаружили логово врага и убили охрану — пятерых хорошо обученных и отчаянных бойцов — так что раненая, истекающая кровью, но при этом гордая колдунья была спасена. Мы почему-то почувствовали себя неловко под ее властным взглядом, и наше единство распалось. Только потом я понял, что мы с Кемоком словно и не существовали для нее: она была полностью сосредоточена на Каттее, и от ее изучающего взгляда исходила некая непонятная нам угроза. Мы были беззащитны перед ней.

За неповиновение Откелл сек нас с Кемоком несколько дней подряд, несмотря на то, что мы так отличились. Но мы были полны радостью из-за того, что колдунья снова исчезла из нашей жизни, проведя в Эстфорде всего одну ночь. Намного позже, потерпев первое поражение, мы узнали наконец, что последовало за ее визитом — оказывается, колдуньи приказали подвергнуть Каттею проверке на обладание Даром, но наши родители отказали им в этом, и Совету пришлось на какое-то время смириться. Колдуньи не потерпели поражение, нет, они никогда не полагались на опрометчивые поступки и считали, что время их союзник. И время работало на них. Спустя два года Саймон ушел в море на корабле салкаров, чтобы проверить сообщение о том, что ализонцы сооружают какие-то странные укрепления на островах. Подозревали, что колдеры снова дали о себе знать. Больше ни о нем, ни о корабле ничего не слышали. Из-за того, что мы так мало знали о своем отце, его исчезновение не внесло в нашу жизнь каких либо существенных изменений. Вскоре в Эстфорд вернулась наша мать, на этот раз это был не просто короткий визит. Она прибыла в сопровождении личного эскорта и осталась с нами. Говорила она мало, и взгляд ее часто устремлялся куда-то вдаль. В течение нескольких месяцев они с леди Лойз каждый день на несколько часов запирались в одной из башен. С тех пор леди Лойз изменилась: она побледнела и исхудала так, словно ее покидала жизненная сила. Моя мать тоже таяла на глазах; черты ее лица обострились, взгляд стал отсутствующим. Потом она вдруг потребовала, чтобы мы втроем пришли к ней в комнату. Там царил полумрак, хотя день был солнечный и все три окна были раскрыты. Она указала пальцем на портьеры, и они опустились, подчинились ее воле. Открытым осталось лишь одно окно, выходившее на север. Джелит начертила какие-то линии на полу, и они вдруг задрожали и словно ожили, превратившись в замысловатый узор. Потом, не проронив ни слова, она приказала нам встать на него, а сама бросила сухие травы на небольшую жаровню. Повалил дым и заслонил нас друг от друга. И в тот же миг мы снова стали едины, как тогда, до встречи с колдуньей.

А потом — трудно передать словами то, что мы ощутили — нас метнули словно стрелу. И в тот же миг я утратил чувство времени, пространства и своего «я» — существовала только цель и воля, они поглотили меня целиком. И мы снова стояли перед нашей матерью. Теперь она была уже не той чужой и далекой женщиной, как раньше. Она была живой, близкой. Она протянула к нам руки, слезы бежали по ее впалым щекам.

— Мы дали вам жизнь, — молвила она наконец, — а вы вернули мне Дар, дети мои!

Она взяла со стола маленький пузырек и вылила его содержимое на те угасающие угольки, что остались на жаровне.

Вспышка — и все изменилось. Но невозможно объяснить, что именно. Я моргнул и снова стал самим собой, а не частью кого-то. Мать уже не улыбалась, она была полна решимости. И решимость эта передалась нам.

— Да будет так! Я иду своей дорогой, вы выбираете свою. Я сделаю то, что будет в моих силах — верьте мне, дети мои! И в том, что судьба разъединяет нас, никто не виноват. Я отправляюсь на поиски вашего отца — если он все еще жив. Вам уготована другая участь. Воспользуйтесь тем, что в вас заложено. Пусть меч никогда не подведет вас, а щит всегда сохранит! Быть может когда-нибудь в конце пути наши дороги сольются. И вопреки всему и всем судьба улыбнется нам!

ГЛАВА 2

Итак, в то летнее утро мать умчалась прочь из наших жизней; желтая пыль вздымалась из-под копыт ее коня, и небо над головой было безоблачным. Со сторожевой башни мы провожали ее взглядом, пока она не скрылась вдали. Она оглянулась два раза и на прощанье подняла руку — мы отсалютовали в ответ, клинки наших мечей грозно блеснули на солнце. Но Каттея, стоявшая между нами, неожиданно вздрогнула, словно от прикосновения прохладного ветра, неизвестно откуда налетевшего в такой жаркий день. Рука Кемока нашла и накрыла ее руку, вцепившуюся в парапет.

— Я видела его, — сказала она, — обращаясь к нам мысленно, — я видела его — совсем одного… Среди скал, высоких скал и бурлящей воды… — На этот раз ее била крупная дрожь.

— Где? — властно спросил Кемок. Сестра покачала головой.

— Не могу сказать где, но очень далеко — дальше, чем море и суша вместе взятые.

— Этого недостаточно для того, чтобы заставить мать прекратить поиски, — заметил я, сжимая меч. Я ощутил чувство утраты, но как измерить потерю того, чем никогда не обладал? Мои отец и мать, в отличие от многих семей, построили собственный мир. Для них он был всем, и никто не смел в него вторгаться. Ничто — ни Сила, ни добро, ни зло — не могли удержать госпожу Джелит от поисков мужа, разве что ее собственная смерть. И предложи мы ей свою помощь в поисках, она бы отвергла ее.

— Мы вместе. — Кемок подхватил мою мысль, словно я произнес ее вслух.

— Надолго ли? — Каттея снова вздрогнула, и мы обернулись и посмотрели на нее. Я опять сжал рукоять своего меча. Кемок положил руку сестре на плечо.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, но я почувствовал, что ответ мне известен.

— Обладающие Даром Провидения скачут с воинами. Тебе не надо оставаться здесь, когда Откелл позволит нам присоединиться к стражам границы!

— Обладающие Даром Провидения! — воскликнула она. Кемок еще крепче вцепился в ее плечо.

— Колдуньи не возьмут тебя к себе на обучение! Наши родители запретили!

— Наших родителей нет с нами, чтобы отказать им! — резко ответил мне Кемок.

Нас вдруг охватил страх. Ведь колдунью учат совсем другому, не тому, как владеть мечом, стрелами или топором. Она уходит от тех, кто близок ей по крови, удаляется в мир волшебства на многие годы. А когда возвращается, то никакие узы родства для нее уже не существуют, она подвластна только зову тех, в чьих руках сокрыто обладание Даром. Возьми они Каттею к себе и облачи ее в серые безликие одежды, мы потеряем сестру навсегда! И Кемок прав: Саймона и Джелит нет с нами, а кто кроме них сможет воздвигнуть непреодолимый барьер между нашей сестрой и волей Совета?

Итак, с того самого часа над нашей жизнью нависла угроза. И страх еще больше укрепил наше единство, словно сжал нас в тугое кольцо. Мы читали мысли друг друга, хотя я владел этим умением в меньшей степени, чем Кемок и Каттея. Но жизнь шла своим чередом, и мы понемногу успокоились, так как страх питают сигналы беды, а их не было. Тогда мы еще не знали, что мать боролась за нас изо всех сил до тех пор, пока не покинула Эсткарп. Она пошла к Корису и заставила его поклясться на топоре Вольта — наделенном сверхъестественной силой оружии, которое подчинялось только ему и досталось из мертвой руки того, кто был меньше, чем Бог, но больше, чем человек — поклясться в том, что он защитит нас от ухищрений Совета. Он дал клятву, и мы жили в Эстфорде как и прежде.