Том 7. Моникины, стр. 53

 ГЛАВА XVIII

Едва мои гости ушли, я послал за хозяйкой узнать, можно ли приобрести поблизости придворные костюмы. Она ответила, что на моникинский рост есть сколько угодно, но вряд ли во всей Высокопрыгии найдется хвост, натуральный или искусственный, который годился бы для меня. Это непредвиденное затруднение ввергло меня в глубокую задумчивость, но тут в дверях гостиницы появился мистер Пок, держа в руке два обычных хвоста редкостной длины. Бросив один мне, он объяснил, что узнал от лорда верховного адмирала Высокопрыгии, что принцу и ему самому, а также гувернеру принца необходимо через час явиться ко двору. Он оторвался, по его словам, от очень хорошего обеда (хотя и без его любимой свинины под маринадом), чтобы сообщить мне об ожидавшей нас чести. По пути домой он столкнулся с доктором Резоно, который, узнав, в чем дело, не преминул указать, что нам всем необходимо явиться в придворных костюмах. Вот тут-то и возникла дилемма, поскольку капитану сразу пришло в голову, что «во всей Высокопрыгии не найти ничего достойного лорда верховного адмирала с таким килем, как у него: ведь с моникинским хвостом он выглядел бы, как трехпалубный фрегат с бушпритом от брига взамен бизань-мачты!». Но доктор любезно устранил возникшее затруднение, проводив его в кабинет естественной истории, где и нашлись три необходимых придатка, а именно: два превосходных бычьих хвоста и третий, ранее служивший, по выражению капитана, «рулевым веслом» кенгуру. Последний, из деликатного уважения к чести Великобритании, был отправлен с нарочным принцу Бобу, пребывавшему на вилле одного из членов королевской семьи в окрестностях Единения.

Я был весьма благодарен Ною за находчивость, с какой он помог мне облачиться в придворный костюм. Времени на примерки и подгонку терять было нельзя, так как судья Друг Нации мог вернуться с минуты на минуту. И мы успели только соорудить себе холщовые пояса (у капитана всегда были с собой иглы, шило и все прочее), продернуть хвост тонким концом вперед в сделанную для этого дырку так, что его основание плотно ее закупорило, а пояс затем крепко зашить прямо на теле. Правда, это была неважная замена естественного придатка, да и бычья кожа стала такой сухой и жесткой, что даже самые ненаблюдательные моникины не поверили бы, что в ней осталась хотя бы капля мозга. Было еще и другое неудобство: хвост торчал почти под прямым углом к телу и занимал гораздо больше места, чем, вероятно, допускалось в присутствии августейших особ. Кроме того, как заметил Ной, «любой франтик мог заставить нас рыскать вправо и влево, поворачивая эти утлегари, точно рычаг». Но изобретательность моряков неисчерпаема. И наши два «бакштага» или «ватерштага» (капитан шутливо именовал их то так, то эдак) вскоре были «обрасоплены» таким образом, что встали торчком, «что твои мачты», как выразился Ной.

Чрезвычайный посол Низкопрыгии, в сопровождении своего друга бригадира Прямодушного, прибыл как раз к тому времени, когда мы закончили свой туалет. И первый из них, сказать правду, представлял собой весьма странную фигуру. Хотя законом Низкопрыгии его хвост был укорочен до шести дюймов и представлял собой весьма куцый придаток, как того требовали оба общественных мнения его страны (это был один из немногих пунктов, в которых они сходились, несмотря на свой заядлый антагонизм), сейчас он появился с таким хвостищем, каких мне еще не приходилось видеть у моникинов. У меня было большое желание пошутить по поводу такого кокетства у круговращательного республиканца, но я вспомнил, как сладок всегда бывает запретный плод, и промолчал. Элегантность посла оттенялась скромностью бригадира, который умудрился так припомадить свой обрубок, что сделал его почти незаметным. Когда я высказал мистеру Прямодушному свое сомнение в том, пропустят ли его во дворец в таком костюме, он только пренебрежительно щелкнул пальцами и объяснил, что он здесь как бригадир Низкопрыгии (как я узнал впоследствии, военным он никогда не был, но у его земляков было в обычае путешествовать под званием бригадира) и это его мундир. Пусть-ка какой-нибудь церемониймейстер попробует критиковать его наряд! Так как это было не мое дело, я благоразумно переменил разговор, и вскоре мы все уже входили во двор дворца. Не буду описывать гвардейский караул, государственный оркестр, сержантов-герольдов и множество лакеев и пажей. Но сразу же провожу читателя в приемную дворца. Здесь мы застали обычную толпу тех, кто живет улыбкой властелинов. Тут было много учтивости, много поклонов и реверансов и обычной толчеи, потому что каждый стремился первым погреться в лучах монаршего величия. Судья Друг Нации, как иностранный посол, обладал некоторыми привилегиями, и нас впустили через особый вход. Теперь мы по праву заняли место возле огромных дверей королевских апартаментов. Там собрался уже почти весь дипломатический корпус, и, конечно, последовало много сердечных изъявлений той нерушимой и священной дружбы, которая связывала и этих дипломатов, и их повелителей. Судья Друг Нации, по его словам, представлял великую — особенно великую — нацию, но я что-то не заметил, чтобы он встретил теплый — особенно теплый — прием. Но, так как он казался довольным собою и всем, что его окружало, со стороны чужеземца было бы нелюбезно, чтобы не сказать грубо, подрывать его самоуважение. Поэтому я всячески остерегался хотя бы намеком дать ему заметить, что, по моему мнению, он и его огромный искусственный хвост вызывают у окружающих неудовольствие и раздражение. Придворные Высокопрыгии — каста, чрезвычайно замкнутая и недоступная, — по-видимому, особенно негодовали на привилегии судьи. Кое-кто из них даже заткнул нос, когда посол махнул своим хвостом слишком близко от их священных физиономий, словно этот хвост был опрыскан духами, вышедшими из моды.

В то время, как я втихомолку делал эти наблюдения, в дальней части зала раздался возглас пажа:

— Дорогу его королевскому высочеству, наследному принцу Великобритании!

Толпа расступилась, и в образовавшемся проходе появился юный мошенник Боб. Основу его туалета составлял костюм поваренка, но остальное более соответствовало его мнимому сану. Британский флаг был переброшен через плечо, как мантия, и концы его поддерживали кок и стюард (оба негра) с «Моржа», одетые аллигаторами. Хвост кенгуру был прилажен таким образом, что вызвал явную зависть в душе мистера Пока.

— Установка его, — шепнул капитан, — делает честь щенку. Вид такой естественный, как у самого лучшего парика. А кроме ватерштага, еще две оттяжки, которые действуют наподобие брасиков шлюпочного румпеля. Зажал их в кулаках и может класть хвост «на штирборт и на бакборт, точно руль».

Я точно повторяю слова капитана и от души надеюсь, что это описание будет понятно читателям.

Боб, по-видимому, прекрасно понимал выгоды такого приспособления. Во всяком случае, остановившись в нашем конце зала, он принялся размахивать своим хвостом вправо и влево, к большой и очень заметной зависти судьи Друга Нации, свидетельствовавшей о большой сноровке юного мошенника, поскольку послу республики по самому его положению полагалось питать презрение ко всякой придворной мишуре. Но тут я заметил, что глаза капитана пылают огнем. И когда наглец юнга дошел в своей дерзости до того, что повернулся к своему начальнику спиной и стал вертеть хвостом под самым его носом, этого человеческая природа вынести уже не могла. Правая нога лорда верховного адмирала медленно, с осторожностью кошки перед прыжком, отодвинулась назад, а затем была выброшена вперед так стремительно, что наследный принц буквально взлетел на воздух.

Королевское самообладание Боба не помешало ему испустить крик изумления и боли, и несколько придворных невольно бросились ему на помощь, ибо придворные всегда невольно бегут на помощь принцам. Не менее десятка дам, проявляя самое заботливое участие, предложили свои флаконы с нюхательной солью. Во избежание неприятных последствий я поспешил объяснить, что в Великобритании принято колотить и пинать всю королевскую семью, и, таким образом, это не более как обычная дань уважения принцу. В подтверждение своих слов я также постарался весьма ощутительно воздать честь молодому негодяю. Зная, что обычаи в разных странах разные, моникины стали наперебой выражать таким же образом свое уважение королевскому отпрыску. Кок и стюард, чтобы развлечься, последовали общему примеру. Этого Боб никак не мог вынести и собирался уже ретироваться, но тут появился церемониймейстер и пригласил его к королю.