Стража Колдовского мира, стр. 81

— Ты обучался искусству ставить защитные барьеры, — сказал маг. — Смотри и запоминай!

Затем он заговорил с перстнем, как с человеком:

— Мы готовы, Алон!

Не дожидаясь просьбы, Элайша встала за спиной мага и положила руки ему на плечи, а Эйлин, отодвинув Кетана, точно так же встала за Фирдуном, чему Кетан немного удивился. Всё, что он мог сделать, это взять за руки обеих женщин, и тут он почувствовал, как к нему на колени вспрыгнула Юта.

Они не слышали сообщения, которое Алон передал Ивику. Кетан только увидел мелькание разноцветных огней в перстне мага, словно в камне сменяли друг друга различные изображения. Затем он почувствовал, что подключился к силовой цепи, Элайша и Эйлин стали подпитываться от него энергией, так как сами отдали Ивику и Фирдуну весь свой запас. И тут, к своему удивлению, Кетан почувствовал, что в него откуда-то начали вливаться энергия и тепло. Это могло означать только одно — Юта тоже подключилась к живой цепи.

Время перестало существовать. Отрешившись от привычного мира, они служили сейчас Силе, и всё другое не имело значения. Наконец перстень снова заиграл голубыми лучами. А Ивик, словно вдогонку удаляющемуся собеседнику, торопливо крикнул:

— Сообщение принято!

Когда всё кончилось, на всех участников накатила обычная слабость, они с трудом возвращались к окружающей действительности. Маг заговорил с ними, не дожидаясь, когда пройдёт эта вялость.

— В Лормте наши хорошо поработали. Хиларион и его сотрудники по разрозненным остаткам древних рукописей восстановили формулу защиты, которая навсегда закроет врата. За океаном ею уже воспользовались, а клан Грифона проделает то же самое в Арвоне и в Долинах. Но здесь мы столкнулись с более опасным явлением — эти врата целиком контролируются Тьмой, в союзе с которой выступает Гарт-Хауэлл, и наша задача — замкнуть их.

Тут Ивик обернулся к Фирдуну:

— Ты все усвоил? Нужно, чтобы по крайней мере двое из нас держали в памяти эту формулу.

Фирдун кивнул:

— Всё, что нам передали, я прочно усвоил. В этом мой дар меня не подводит.

В эту ночь кайоги взяли на себя охрану лагеря, распределив между собой часы дежурства, для того, чтобы остальные могли хорошенько выспаться. Кетану предстояло встать раньше всех до восхода солнца, чтобы вести спутников по следам отряда, вышедшего из Гарт-Хауэлла. Он знал, что ему придётся соблюдать величайшую осторожность, потому что Джаката мог расставить на их пути самые неожиданные ловушки.

Он завернулся в одеяло, и тут заметил, что рядом нет Юты. Он уже привык, что она сворачивалась клубочком у него под боком и убаюкивала его своим мурлыканием, но сегодня кошка куда-то пропала. Засыпая, Кетан неожиданно понял, что без неё чувствует себя одиноким и заброшенным. «Ничего удивительного!» — утешался он. — «Ведь у кошек ночь — самое время для охоты. Как видно, это для неё важнее, чем дружба с человеком, или с оборотнем».

Обыкновенно сны Кетана состояли из обрывочных картин; чаще всего они были связаны с охотой, но никогда не бывали особенно живыми и яркими. На этот раз сон — если это действительно было сном — оказался совершенно другим.

Он уже не лежал на измятой траве, завернувшись в колючее одеяло. Он принял облик парда, но человеческая часть его существа наблюдала со стороны за всем, что происходило вокруг — за всем, что вот-вот должно было произойти.

Перед ним высились два каменных столба, вырубленных из скалы, и зрением парда он видел, что они светятся, — светятся тем же золотистым блеском, что его собственные звериные глаза. На верхушках обоих столбов сидело по кошке, обе устремляли взгляд вдаль на то, что находилось у него за спиной. Они были часовыми, но сидели в спокойной позе, обвив хвостом передние лапы.

Изваяния вырезали столь искусно, что они казались живыми существами, которые все видят и слышат. Между ними пролегла выложенная выщербленными плитами, обветшавшая от времени древняя дорога. Позади столбов маячили какие-то смутные тени и больше ничего нельзя было различить, но Кетан не чуял там ничего зловещего или враждебного.

Но самое главное, что заставило его насторожиться, — это слабый запах, который он уловил своим звериным чутьём. Однажды он уже доверился такому призыву и угодил в плен к Сассфанге. Сейчас призыв был так силён, так неотразимо подчинял себе его инстинкты, что человеческая часть его души смутилась.

Призыв действовал на него так властно, что пард не мог ему противиться и двинулся по дороге между каменных столбов, нырнув в серую мглу, которая нисколько не затуманивала его ночное зрение.

Повинуясь какому-то необъяснимому порыву, он задрал голову и завыл — этот вой не был воинственным кличем, в нём скорее звучала растерянная мольба существа, которое не понимает, что с ним происходит и почему.

Она выскользнула навстречу из расселины между двух скал и замерла перед ним. Так же, как он, она была одета в пушистый мех, но не золотистый, а чёрный, и ростом казалась значительно меньше него. Но в глазах парда она сияла такой ослепительной красотой, какой никогда и нигде ещё не видели его человеческие глаза.

Он замедлил шаг, как только она зашипела, утверждая свою независимость. Этим звуком она предупредила его, что сама решает, кого одарить своей благосклонностью.

Он начал нетерпеливо прохаживаться перед ней взад и вперёд, демонстрируя силу, показывая, что он — воинственный пард, достойный её благосклонности. Тогда она издала вой…

Глава 26

Пустыня, Запад, Страна летучих сетей

— Двуличная кокетка!

Пард зарычал и одним движением, от которого взметнулись тучи песка, обернулся назад. Фырканье у него за спиной сменилось рычанием.

— Бабья дурь! — продолжал голос, звучавший в его голове. — Неужели мир никогда не избавится от бабьей дури?

Ничего не понимая, ошеломлённый пард снова повернулся, чтобы взглянуть на чёрную кошку. Похоже, что эти резкие слова относились не к нему. Он увидел, что она прижала уши и оскалилась, белые клыки так и сверкали на чёрном.

— Сам бы попробовал поглупить, несчастный старикашка! Расшевели свою ленивую кровь! Если ты чего-то не хочешь видеть, это ещё не значит, что оно не существует. Каждый имеет право…

— Нет! — сердито перебил её невидимый собеседник. — Не имеет, если личные желания становятся помехой на пути к общей цели! И смотри у меня! Чтобы больше никаких фокусов!

Кетан открыл глаза, зажмурился и ещё раз моргнул. Он лежал на спине, над головой мерцали звезды. Он был не пардом, а человеком. Но какое-то новое беспокойство не давало ему лежать, и он сел на ложе. Конечно, это только сон, но такой реальный, что напоминал настоящее послание. И потом этот голос… Ивик! Конечно же, тот, кто ворвался третьим, испортив такую интересную встречу, был именно он!

Кетан огляделся вокруг. Маг лежал неподалёку и, казалось, спал, плотно завернувшись в плащ, чтобы защититься от холодной росы. Тут он заметил, что не чувствует под боком тёпленького тельца Юты. Кошка так и не вернулась. Удрала на ночную охоту, как и сам он не раз делал ради удовольствия вволю побегать при луне.

Юта… Чёрная кошка…

Неужели Юта — чёрная кошка — оказалась той, с кем он встретился возле каменных столбов с кошачьими статуями? Да нет же! Та, другая, была под стать ему ростом. Все это были сонные бредни.

Кетан окончательно пробудился и понял, что сна нет ни в одном глазу. Он снова сел, подтянув к подбородку колени и обхватив их руками. Интересно, сколько в каждом оборотне от человека и сколько от зверя? По крови Кетан только на одну треть оборотень — его отец был полукровкой, а мать Колдуньей из Заморья. Сына она воспитывала как человека, и он, вероятно, так и не узнал бы ничего о своих корнях, если бы не Ивик, который привёз в замок отчима пояс парда.

Без пояса он не мог совершать превращение, как это делали чистокровные оборотни. Он помнил, как, не научившись ещё управлять своим талантом, боялся, что превращение произойдёт с ним помимо его воли. Теперь он уже привык и ему было нипочём превращаться в парда и снова возвращаться в человеческий образ. Он гордился звериным зрением и чутьём, благодаря которым воспринимал то, что было недоступно притуплённым человеческим чувствам.