Динка (ил. А.Ермолаева), стр. 59
«Каша!» — догадывается она и, не зная, куда взять эту крупу, сыплет ее себе за ворот. Потом, обтянув потуже платье и держа на боку складки, смиренно выходит из кухни.
— Видала… Ничего, хорошая заступница, — говорит она, проходя боком мимо Лины и скрываясь за кустами.
«Никича нет… высыплю сначала в сундучок», — думает она, тихими шажками направляясь к палатке и чувствуя, что крупа уже просачивается ей на живот…
— Динка! Она плачет! — выскочив из кустов, вдруг бросается к ней Мышка.
— Отойди! — кричит Динка, изо всех сил стягивая платье, но крупа тоненьким ручейком сыплется на дорожку.
— О-о! — удивленно говорит Мышка, — Из тебя что-то сыплется!
— Так подставь что-нибудь! Руки подставь — нетерпеливо командует Динка.
Мышка, присаживаясь на корточки, Складывает обе ладони.
— Но с тебя со всех сторон сыплется! — испуганно бормочет она, подставляя ладони.
Динка садится на землю и еще крепче зажимает собранную сбоку материю.
— Принеси скорей пакет, — просит она.
— Какой пакет? Я принесу газету!
— Ну газету! Только скорей! Я делаюсь больной! — мрачно вздыхает Динка. Она хочет сказать сестре, чтобы она никому не говорила, но уже поздно…
— Катя, Катя! Дай газету! Из Динки сыплется крупа! — кричит Мышка, не добегая до террасы.
— Что такое? Какая крупа? — слышится голос Кати, и Мышка уже мчится обратно, держа в руках газету.
— Расстели на траву… Вытряхни меня… — быстро командует Динка, становясь на газету.
Мышка дергает ее со всех сторон за платье, но крупа уже почти вся высыпалась раньше.
— Что это вы делаете? — спрашивает, подходя, Катя.
— Это… птичкам! — чуть не плача, объясняет Динка.
Глава пятнадцатая
ОБО ВСЕМ ПОНЕМНОГУ
В те часы, когда раньше приезжала мама, детям становятся особенно скучно. Все так же гудит у пристани пароход «Гоголь», а мамы нет… Но сегодня Катя приготовила детям сюрприз.
— Алина! — говорит она. — Мама приедет, как обычно. Возьми часы и объявляй!
Алина забывает, что она уже «взрослая», и вприпрыжку бежит за часами.
— Пароход «Гоголь» вышел из Самары! — каким-то особенным голосом объявляет она.
Динка вместе с сестрами радуется приезду мамы и беспокоится, что этим же пароходом приедет Ленька, на заборе появится флажок, а ей нельзя будет уйти из дому. Мама приезжает веселая, и всем сразу становится весело. К обеду возвращаться откуда-то и дедушка Никич. Динке очень хочется помириться с дедушкой, но она не знает, как это сделать.
— Сегодня мама раньше приехала! — заглядывая ему в лицо, говорит она за обедом.
Но Никич не обращает никакого внимания на ее слова, он говорит со всеми, кроме Динки, и девочке становится обидно.
«Ладно, ладно!» — думает она.
Но когда обед кончается и Никич идет к себе в палатку, Динка бежит за ним и, догнав его у самого входа, смущенно предлагает:
— Давай помиримся, дедушка Никич, а то нам все некогда — то тебе, то мне.
Старик останавливается и холодно спрашивает:
— А как это наспех мириться, по-твоему?
— Не знаю… Просто, чтобы все по-прежнему было.
— А если у человека обида есть, то куда она денется? — спрашивает опять Никич.
Динка опечаливается:
— А у тебя еще есть обида?
— Конечно. Нагрубила ты мне, старику, обидела меня, как же я могу быть с тобой по-прежнему? Что ты для этого сделала? Пришла ли, прощенья ли попросила, совесть ли тебя мучила?
— Совесть мучила, — говорит Динка. Старик молча смотрит на нее.
— Видно, мало мучила, — говорит он и уходит в свою палатку.
Динка присаживается па пенек у входа и, подперев рукой щеку, задумывается. Никич прибирает свою постель на нарах, переставляет что-то на столе и, выглянув из палатки, видит девочку:
— Ступай. Чего сидишь?
— А ты не будешь мириться? — спрашивает Динка.
— Опять тот же разговор… Я же тебе объяснил, — пожимая плечами, говорит Никич.
— Ну, так и я тебе объяснила, — отвечает Динка.
— Что ты мне объяснила?
— Что меня совесть мучает… — со вздохом говорит Динка.
— Ну, — разводит руками Никич, — ты сама виновата.
— А разве я говорю, что ты? Я только говорю: давай мириться, потому что меня совесть уже мучила. Но Никич не сдается.
— Иди, иди… Пусть еще помучает, — говорит он, легонько поворачивая девочку за плечи.
— Нет, — говорит Динка. — Уже хватит. Мне ведь без тебя скучно… Давай на правду мириться, дедушка Никич!
— Ну, гляди… чтоб этой грубости больше не было! — грозит пальцем Никич.
— Конечно. Я и сама не хочу — ты очень долго сердишься. С тобой надо по-хорошему, — соглашается Динка и, обхватив шею Никича, звонко чмокает его в щеку. — Вот и помирились! Ну, я пойду!
Старик озадаченно смотрит ей вслед и, махнув рукой, уходит в палатку.
Динка мчится к забору. Если Ленька пришел, ей надо сказать ему, что мама сегодня дома. Но Леньки нет, и солнце ужо садится. Как же быть? Ей же нельзя бегать каждую минуту и оставлять маму. Она так соскучилась по маме… Ей бы только знать, что Ленька приехал и заработал себе на еду…
— Лень! — тихонько зовет Динка, прижимаясь лицом к щели.
— Макака! — выскакивает вдруг из кустов Ленька. — Это ты тут? А я думал опять Алина, и запрятался, — шепотом говорит он.
— Мама приехала… — не слушая его, торопливо шепчет Динка. — Я не приду… У тебя есть еда?
— Я ел… Со мной один случайный случай вышел. Помнишь студента, того, в шинели, мы еще рыбу ему дали? — прижимаясь к щели, спрашивает Ленька. — Так я у него чай пил… и вот, гляди, что тебе принес. — Ленька просовывает в щель нагревшийся от его руки стеклянный шарик. — Он сам дал… Ты на свет погляди, там внутри вроде картинка… Пароходы плывут, лодки…
— Ой, — восхищенно шепчет Динка, — какой красивый шарик!
— Приходи завтра на утес… с утра приходи. Я тебе что расскажу… из-за чего у нас дружба вышла со студентом-то этим…
Но Динка занята стеклянным шариком. Бока его помяты и исцарапаны.
— Лень, а почему этот шарик вот тут поцарапан?
— Да он им сахар бил. Как стукнет при мне, я аж испугался. Такую-то драгоценную вещь портить., — Ленька вдруг замолкает и, пригнувшись, быстро скрывается в кустах.
— Дина, с кем ты разговариваешь? — окликает сестру Алина.
Динка прячет за спину шарик и отходит от забора.
— Я ни с кем не разговариваю.
— Нет, ты разговаривала, — раздвигая кусты и заглядывая через забор, говорит Алина.
Динка сердито выпячивает нижнюю губу.
«Вот еще какая искательница? Чуть-чуть Леньку не выискала», — недовольно думает она и, желая подразнить сестру, безразлично говорит:
— Я просто сказала: иди, иди себе, дурак!
Алина широко раскрывает глаза:
— Кому ты сказала?
— Да одному человеку, потому что он все ходит да ходит тут, — искоса наблюдая за сестрой, сочиняет она.
— Какому человеку? Где он ходил? Тут был какой-то мальчик… оглядываясь, говорит Алина.
— Ну нет… Это так один… с бородой… — пугает Динка. Но Алина вдруг успокаивается:
— С бородой? Так это дачник. Как же ты смеешь обругивать кого-нибудь через забор? Иди отсюда сейчас же! Вот я скажу маме! — хватая сестру за плечо, строго говорит Алина.
Динка понимает, что попала впросак, и, упираясь, кричит:
— Не толкайся!.. Я бородатому ничего не сказала. Я тому, который без бороды… гладенькому такому!
— Какому гладенькому? — снова останавливается Алина.
Динка чувствует, что попала в цель.
— Ну да, гладенькому… без бороды, без усов, лысому…
— Лысому? — в замешательстве переспрашивает Алина.
Но Динке хочется еще крепче припугнуть сестру.
— Он как подскочит к забору да как скривится вот так… — Динка, зажмуривает один глаз и скашивает на сторону рот, — да как моргнет на меня…
— Это какая-то ерунда… — серьезно глядя на нее, говорит Алина.
— А я ему говорю: иди, иди, дурак! — увлекается своим сочинением Динка.