Сборник Поход «Челюскина», стр. 64
Подгонять никого не приходилось. Люди работали с совершенным хладнокровием, спокойствием, с чрезвычайной энергией, ловкостью и быстротой. Через 15–20 минут выгрузка меховых вещей [316] была закончена, и я со своей бригадой пошел на помощь Могилевичу для выгрузки продуктов.
Затем часть людей была направлена на лед для оттаскивания от борта судна выгруженного имущества. Я же с Борисом Могилевичем и восемью людьми открыли трюм и спустились в провизионную. Там была уже вода. Мы начали выбрасывать оттуда мешки с теплым бельем и продуктами. Работали по колено в воде. Борис вытащил из мешка сапоги и переобулся, затем пошел в каюту взять документы. Я вышел из трюма и пошел на лед помогать оттаскивать вещи.
Люди спрыгивали с палубы на лед. Я видел, как Могилевич шел на корму и вскочил на фальшборт. У трапа стояли капитан Воронин и Шмидт. Они кричали ему:
— Скорее сходи на лед!
… Гибель судна и гибель товарища на глазах…
Но долго думать не пришлось, нужно было готовиться к жизни на льду. Начали собирать продукты и одежду в одно место, где был основан склад. Время быстро бежало. Люди успели поставить палатки, и я стал выдавать спальные мешки и меховую одежду. [317]
Буфетчик В. Лепихин. Хватило почти на всех
Когда схлынула горячка и продукты были оттащены от гибнущего судна, я решил итти в твиндек, чтобы взять свой чемодан.
В твиндеке было темно.
Точно акробат, пробираясь по столу, скамейкам, койкам, чиркая спички, я добрался до своего места и вынес чемодан.
В коридоре, как и на дворе, было холодно. В беспорядке валялись чемоданы, обувь, одежда. Раскрыты покинутые каюты. Растопырены двери камбуза. В кухне валяется забытая посуда.
Посуда, подумал я, посуда! Ведь на льду посуды не будет, из чего есть станем? Что ребята скажут?! Ведь я буфетчик команды и должен обеспечить их посудой!
Я отбросил чемодан и побежал в буфет. И тут было темно. Быстро зажег керосиновую лампу. Начал хватать с полок миски, тарелки, чашки, ложки, вилки. Всю посуду складывал в ведро и кастрюли.
Эх, всего не забрать, чорт! [318]
Под руку попался учебник немецкого языка, и я с досадой швырнул его прочь. Зато несказанно обрадовался, наткнувшись на мешок с сахаром: рад был мешку и стал складывать в него хлеб.
Несколько раз выбегал на лед, пока все вынес. А когда я в последний раз бросился к буфету, ноги зашлепали по воде: она заливала коридор.
Отступая, вскочил в чью-то каюту. С койки схватил одеяло и две простыни и бросился на палубу.
Утром раздали посуду обитателям лагеря Шмидта. Хватило почти на всех. Я выполнил свой долг. [319]
Судовой плотник Д. Кудрявцев. Без паники
Я встал утром, попил чаю и пошел с плотником Югановым в мастерскую. Поработали мы там до двенадцати часов, потом отправились обедать. После обеда отдыхать мы в тот день не стали, а пошли кончать работу.
Приходит в мастерскую боцман Загорский.
— Ребята, — говорит боцман, — посмотрите, что творится на льду.
После приказа о выгрузке мы стали все сбрасывать на лед. Наша бригада была физически сильная, и всех нас поставили на наиболее тяжелый груз. Я хотел было пойти одеться хотя бы в чистое белье, но потом решил, что не стоит этого делать. Надо помогать выгрузке. Так я из своих вещей ничего и не взял.
Меня увидел инженер Ремов.
— Иди в трюм № 2 за фанерой, — сказал он.
Я пошел. Кроме меня фанеру выгружали еще Голубев и Решетников. В трюме мы работали не покладая рук. Надо было как можно больше взять фанеры. Мы очень хорошо понимали, как это [320] нам пригодится на льдине. Внизу, в трюме, я слышал большой шум. Это заливало водой соседнее помещение.
— Заливает, — говорю я Голубеву.
— Нет, — отвечает Голубев, — это ее откачивают.
Но потом мы увидели, что вода уже под нашими ногами.
Мы сразу же бросились на палубу и стали выгружать продукты. Помогали нам тут Баевский и другие.
Я думал все-таки сходить за своими теплыми вещами в твиндек, но опять передумал и решил, что еще успею сбегать в последнюю минуту.
Когда кончилась выгрузка, я побежал в твиндек. Там вода уже поднялась до уровня стола. Электричество еще горело, так как работала аварийка. Посмотрел я, покачал головой и вернулся обратно, чтобы успеть выскочить на лед.
В последние минуты гибели корабля корма была высоко задрана, и оголенный винт был в таком виде, что нарочно его никогда в жизни так не поставишь.
Когда судно погибало, не было никакой паники, криков, ругани. Помню, когда я жил еще в деревне и там случался пожар, то было больше паники и рева, чем в такой большой опасности, в какую мы попали. [321]
Зоолог В. Стаханов. Спасение радиоприборов
В один из последних дней ноября 1933 года, после первого сжатия корабля, весь состав экспедиции собрался в верхней кают-компании. Заместитель начальника экспедиции Баевский зачитал нам список бригад, назначаемых в случае аварии корабля для выгрузки на лед снаряжения и продовольствия. Гидрохимик Лобза, фотограф Новицкий, писатель Семенов, Сушкина и я значились в списке бригады для выгрузки радиооборудования.
13 февраля я, как всегда, занимался в кают-компании. За соседним столом Борис Могилевич, радист Иванов и еще кто-то играли в «козла».
Когда «Челюскина» затрясло так, что закачались лампы, со стола упали карандаши и разлилась моя чернильница, мы вскочили и бросились в коридор.
В своей каюте я застал Боброва (мы жили вместе); он спешно натягивал меховую одежду.
Я быстро оделся и выскочил на спардек. [322]
Когда О. Ю. Шмидт отдал приказ о выгрузке на лед, на корме ко мне подошел Бобров:
— Скорей к Кренкелю выгружать радио!
В дверях радиорубки я столкнулся с Сергеем Семеновым. Там уже шли последние приготовления.
Радист Иванюк что-то отвинчивал с судовых аппаратов и набивал чемодан мелкими предметами радиоимущества.
Вскоре сюда пришли остальные члены бригады — Лобза, Новицкий и присланный на помощь старший кочегар Румянцев. Мы разместились в штурманской рубке и ждали распоряжений радистов.
По соседству в рулевом помещении стояли сложенные в порядке, Заранее приготовленные аккумуляторы и ящики с радиооборудованием.
По распоряжению радистов Кренкеля и Иванюка начинаем переносить аккумуляторы на корму. Спускаем их по настилу, стараясь не разлить кислоту. У палатки Факидова их бережно принимает Иванов.
На трапе нам уступают дорогу. Радиоимущество для всех челюскинцев сейчас особенно дорого.
Напрягаясь, вытаскиваем на лед тяжелые, большие ящики с авиационной радиостанцией. Лобза не отстает от мужчин и, несмотря на наши просьбы брать вещи полегче, носит пудовые аккумуляторы.
Выгружаем легкую алюминиевую антенну, мелкое радиоимущество, батареи, тросы, провода.
Аккумуляторы уже все на льду, так что питанием будущая радиостанция обеспечена.
Но радисты решили помимо приготовленных аккумуляторов забрать еще сухие батареи. Иванов и еще несколько человек выполняют эту задачу. Вместе с Иванюком я захватываю из рубки чемодан с мелкими предметами для радио, ящички с волномером и лампами.
На ходу кто-то сообщает, что в трюмах и машинном отделении вода. Осталось вынести только радиопередатчик и радиоприемник. Остальное все уже на льду.
В рубке Кренкель вручает мне рейдовый приемник:
— Смотри, Володя, на твою ответственность. Не стукни по пути.
Заворачиваю ценный прибор в полотнище флага и несу.
Легкий ящичек кажется тяжелой ношей. И невольно ступаешь по скользкой палубе и трапу излишне медленно и осторожно. На льду передаю приемник Иванову. [323]
Иду в радиорубку. Там Кренкель и Иванюк.
Эрнест режет ножом провода и собирает свои радиодокументы. Остался еще передатчик. Бережно покрываю его голубым флагом Главного управления службы морского пути и осторожно двигаюсь по палубе. По пути сообщаю О. Ю. Шмидту, что радио все выгружено и Кренкель сейчас покидает рубку.