Памирская быль, стр. 11

Предчувствие не обмануло.

Шагнул за борт последним. Сначала, как и Саша, лежал на воздушной подушке, испытывая приятный напор снизу других струй воздуха. Но на седьмой секунде свалился в беспорядочное падение, перед глазами замелькали небо и земля. Дернув за кольцо, ожидаемого рывка не почувствовал. Глянул вверх, и замерло сердце: стропы из сот вырвались, а чехол с купола не сошел. Что делать? Мгновенно созрело решение: дернуть за кольцо запасного парашюта. Но оно почему-то не поддавалось. Словно приваренное. Рванул сильнее, а кольцо по-прежнему ни с места. И вдруг… неожиданный знакомый рывок за плечи. Парашют раскрылся! Посмотрел я прежде всего вниз, до земли было не больше сотни метров. Еще бы мгновение я…

Расследованием было установлено, что во время укладки парашюта в чехол попал укладочный штырь, который и сцепил чехол с куполом. Лишь у самой земли потоком воздуха разорвало сцепку, тогда парашют, наконец, раскрылся. В запасном же поржавели шпильки вытяжного троса, поэтому не выдергивалось кольцо.

А зрители, которых всегда полно, подумали, что это «трюк» высокого класса, и восторгались «мастерством» парашютиста. Перепуганный тренер поседел за эти страшные секунды.

Когда я, приземлившись, поднялся с земли, вытер рукавом холодный пот со лба, мне все же удалось выдернуть кольцо запасного парашюта…

— Говорила мама, поешь как следует. Не послушался, вот и не хватило силы выдернуть кольцо… — пошутил кто-то из товарищей.

Да, теперь можно было шутить.

Надолго запомнился этот случай. Он не остался без последствий. Тренер запретил мне прыгать на задержку раскрытия парашюта. А иные товарищи даже высказывали предположение, что спортсмен, дескать, уже никогда не рискнет шагнуть за борт. Только одна Томочка Якушина, споря с ребятами, правильно угадала мою судьбу: «Леня обязательно будет прыгать».

Вскоре я действительно добился разрешения прыгать и установил несколько областных рекордов. А в октябре 1966 года, в день регистрации брака с Томочкой, сделал свой сотый прыжок.

Военком долго не беспокоил меня. Товарищи уже давно служили, а я все был в резерве. И вдруг, как по тревоге, ночью вручили документы. Направили в воздушнодесантные войска.

ИЗ ПИСЬМА ВЯЧЕСЛАВА ЗАТИРАЛЬНОГО

«…Я не вел дневника, как Виктор Датченко, но памирские дела останутся в моей памяти на всю жизнь.

Меня уже демобилизовали. Я возвратился в родные места. Частенько вспоминаю своих друзей спортсменов…

Биография моя проста и коротка. Отец ушел в армию в 1938 году и был бортмехаником на бомбардировщике. Воевал. Я родился в 1946 году, поэтому о войне знаю по книгам, по кино, да по рассказам отца. Он сейчас офицер запаса, работает в гражданской авиации инженером эскадрильи. С ранних лет я мечтал стать летчиком. Когда мне исполнилось шестнадцать лет, поступил в Кишиневский авиаспортивный клуб. Хотелось быть планеристом, но я опоздал: группу уже укомплектовали. Пришлось пойти к парашютистам.

26 апреля 1963 года сбылась моя мечта. Я впервые летал на самолете Як-12. Какое это было счастье! Так хотелось гладить рукой живой, вибрирующий самолет, крепко обнять летчика Федора Киреевича Дорошенко.

Слышу:

— Приготовиться!

С радостью отвечаю:

— Есть приготовиться! — и вылезаю на подножку, рукой берусь за подкос.

— Пошел!

— Есть пошел!

И, о боже! Мной овладел невыразимый страх. В груди все поднялось, в животе стало холодно и щекотно, дыхание перехватило, из глаз брызнули слезы. Я растерялся, не знал за что хвататься руками. Наконец — рывок, и страх остался где-то в небе, а я опять почувствовал себя счастливым

…Над головой — купол, далеко под ногами — земля, Милая, родная многоцветная красавица.

— Ура! Я парашютист! — кричу что есть духу.

Вот так стал прыгать. Больше уже не трусил. Научился управлять телом в свободном падении, приземляться поближе к кресту, не стал теряться в сложных ситуациях. Все это приходит со временем…

В 1965 году я был призван в Советскую Армию, Имея уже сто восемьдесят один прыжок, я смело стал проситься в воздушнодесантные войска. Меня послали в школу младших командиров. А потом перевели в Центральный спортивный клуб. Там было у кого поучиться. Славой пользовались Островский, Прохоров, Звягинцев, Дударь, Иванов, Шемякин, Ягодин. Все настоящие мастера.

Друзьями моими стали Юра Юматов и Валерий Глагольев. Ну что за ребята! На редкость душевные, волевые… Валерка светловолосый, рослый, крепко сбитый, подвижный. Он всегда что-нибудь затевал, выбирал все самое трудное… Например, одним из первых мастерски буксировался на парашюте за автомашиной.

Валерий был всесторонним и смелым спортсменом. Он имел завидные успехи и в баскетболе, и в волейболе, и в футболе, хорошо бегал на коньках и лыжах. Все это для парашютиста нужно. И, конечно, он был замечательный товарищ.

Многое можно рассказать о другом моем друге — Юре Юматове. Лобастый, симпатичный парень, стройный, немного щеголеватый, что только украшало его. Он увлекался вольной борьбой и самбо. И, конечно, гитарой. Как он играл и пел! Артист и только!

Одну зиму мы все ломали голову над созданием специального приспособления для парашютиста. Юра Юматов тоже участвовал в этой затее. И вот родилось решение: «ласточкин хвост». Кому такая идея принадлежит, не знаю, но она гениальна. Просто, безопасно, и хорошая горизонтальная скорость…

Я был счастлив, что на Памире оказался вместе со своими друзьями. С друзьями и в трудном деле легче.

Самый незабываемый момент: последние секунды до старта. Раскрылся люк. Под ногами поплыл белоснежный Памир. Я посмотрел на иллюминатор гермокабины, в которой находились десять самых опытных парашютистов. Юра Юматов, провожая нас, улыбался. Жестами мы пожелали друг другу удачи. Его на миг оттеснил объектив фотокорреспондента, потом я опять увидел улыбающееся, веселое лицо Юры Юматова. Словно он рвался к нам в отряд тридцати шести…

Началась выброска третьего потока. Я приблизился к обрезу сиденья, весело подмигнул ребятам, удалось уловить момент, чтобы зафиксировала меня фотокамера с самолета. Вдруг что случится, пусть хоть на фотографию мама посмотрит… Сорвался вниз мягко, но тут же меня обдало холодной струей воздуха. На заданной высоте раскрылся парашют. Я помахал рукой вслед уходящему самолету, щелкнул несколько раз своим фотоаппаратом. Внизу раскинулся Памир. Я оценил обстановку, сориентировался.

Красота! Горы удивительно белые, чистые, прозрачный воздух. А небо синее-пресинее, с необыкновенно ярким солнцем, и вокруг разноцветные купола парашютов. Они в небе надо мной, подо мной и, потерявшие упругость, — внизу на площадке.

Замечаю, что прохожу крест. Не попасть на обозначенное место — значит погибнуть Разворачиваюсь на малый снос и показываю руками товарищам, чтобы и они делали, как я. Не понимают. Срываю маску и кричу во все горло. Успокоился, когда они тоже стали разворачиваться. Видно же, как уносит ветер дым от шашки. Начинаю скользить, выбирая передние стропы. Скорее вниз, чтобы не унесло куда-нибудь! А страшный ветер качает меня, тащит…

Уже потом мы узнали, как хорошо помог штурману Анатолий Хиничев. Его отстранили от прыжка по болезни, так парень пешком пришел на площадку, помог метеорологам и группе наведения правильно навести самолет на место приземления парашютистов. А нам помог тем, что зажег дымовую шашку.

Как я расцениваю подвиг ребят? Думаю, что все проявили отвагу и большое мужество при выполнении сложной задачи. Не даром же всех наградили медалью «За отвагу».

МЫСЛИ ВСЛУХ

«Некоторые товарищи часто говорят о том, что вот те, кто закрывал амбразуры телом, кто горел в самолетах и танках, останавливал пулеметным огнем врага, — настоящие патриоты. Конечно, это так. Только разве мы, «необстрелянные мальчишки», не патриоты? Сколько раз мы дискутировали по этому вопросу и пришли к выводу: не замечать в новом поколении беспредельного патриотизма, значит не видеть источника подвигов. А подвигов за последние годы молодежь совершила немало. Один из них — прыжок комсомольцев-парашютистов на пик Ленина.