Женщина с мужчиной и снова с женщиной, стр. 1

Анатолий Тосс, автор нашумевших романов «Фантазии женщины средних лет» и «Американская история», создал совершенно ЛЕГКОМЫСЛЕННУЮ СЕРИЮ.

Все книги этой серии написаны тонко и умно, их отличают воздушный, под стать джазовой импровизации, стиль повествования, колоритные персонажи, забавнейшие сюжетные повороты.

Вы – среднего возраста (от 21 до 64), вполне приятной наружности, знаете себе цену, но реалистично относитесь к жизни и не требуете чрезмерно многого. А главное, Вы многое можете понять и даже иногда кое-что простить.

Ваша пара – среднего возраста (от 18 до 67), конечно же, не идеальна, хотя в целом Вас устраивает. Вот только в последнее время наблюдается у Вашей пары отход от привычной всем нам гетеросексуальности. И начинается дрейф в сомнительном направлении.

Ну и что же делать? Сдаться на милость разнузданной альтернативе? Проявить малодушие и растерянность перед лицом модных однополых течений?

Никогда! Ни за что! Надо действовать, вызволять еще недавно близкого человека!

И вот четверо друзей, герои как этой книги, так и всей серии «Женщины, мужчины, и снова женщины», поочередно рискуя, жертвуя собой, вытягивают друг друга из тягучей, соблазнительной трясины, возвращая всех нас к светлым природным истокам.

Кульминация

Так и стояли они друг против друга, разные, одна с длинными светлыми, разлетающимися по плечам локонами, другая – с короткой прической темных вьющихся волос. Одна со светлыми лазурными глазами, другая – с темно-зелеными, тяжело изумрудными.

И тут та, что со светлыми и лазурными, вдруг произнесла растянуто, на сбивающемся, едва отделимом от слов дыхании:

– Ты мне так нравишься… – произнесла она, и как в замедленном, старом кино начала прошедшего века, но почему-то цветном, их губы сдвинулись, и оторвались, и поплыли навстречу друг другу.

Повторю: медленно, плавно, будто притягиваемые слабым магнитом, они сходились, измельчая и так мелкое, ничтожное расстояние, вырождая его в ничто, в труху, в «зеро», в «зип», в «зелчь», или иными словами, в полный ничтожный ноль! Сходились, как будто были обречены, как будто у них не было иного пути, иного выхода. И сошлись…

Глава 1

За 214 страниц до кульминации

– Почему семьи в современном обществе непрочные? Знаете, нет? Ну в смысле, разваливаются в большинстве случаев. А если и не разваливаются, то все равно скрипят и дрожат по швам от шаткого напряжения. Да и не только семьи, а вообще любые пары, особенно межполовые – первое время как будто в идиллии да согласии, а потом – как с цепи сорвались. И рушатся прямо на глазах. Так знаете почему? Я вот сам совсем недавно ответ нашел.

Мы с Инфантом сначала переглянулись в недоумении, а потом обвели взглядом столики кафе, в котором сидели, а еще лица сосредоточенно присутствующих в нем людей. А те, не замечая наших взглядов, кушали с тарелок и запивали разным – кто чем.

– Ну? – поинтересовались мы с Инфантом у Илюхи БелоБородова, который и являлся родоначальником затеянного разговора.

– Да все из-за женщин, – банально объяснил нам Илюха.

– А… – протянули мы разочарованно вместе с Инфантом. – Это-то мы и без тебя знаем, мы это еще в классической литературе читали. Как там было у античного поэта Вергилия?

И так как на словах «античного поэта» Инфант добровольно выскочил из нашего уже налаженного унисона, я продолжил один. По памяти продолжил:

– Вергилий приблизительно так писал:

Каждая женщина зло, —

начал декламировать я античного поэта в переводе с латинского на русский.

Но лишь дважды бывает приятной:
Либо на ложе любви,
Либо…

Тут я призадумался, так как дальше память замолкла и не откликалась. Впрочем, Вергилий был мне уже не указ, закончить я вполне мог и без него.

Либо на чем-то еще… —

досочинил я за древнего поэта.

– Да, – вздохнул Илюха, – бедный Вергилий, досталось ему, видать, от своей Беатриче, раз на такой стих потянуло.

Я кивнул, соглашаясь: мол, действительно, бедолага, и мы замолчали на минуту.

Лишь Инфант окидывал нас восхищенными взглядами.

– Хороший стих, – оценил Инфант. – А кто они такие, Вериглий с Беатрисой?

Другой бы на нашем месте, интеллигентный и эрудированный, удивился вопросу, но не мы с Илюхой. Потому что мы давно знали про Инфанта, как сильна у него жажда к новым знаниям, особенно в области исторической литературы. И именно в данной области его жажду можно было насыщать и насыщать. Так как в Инфантовом сосуде знаний, который у нормальных людей постепенно наполняется с детства, у Инфанта с трудом было прикрыто нижнее донышко, оставляя емкость полной летучих, не всегда полезных газов.

Короче, мало чего Инфант знал про литературу, как и про многие другие факты культурной и географической жизни. Зато постоянно пытался узнавать. В общем, любознательным он вырос, вот и донимал нас вечными вопросами, на которые мы давно перестали реагировать. Потому что бесполезно было реагировать на Инфанта.

– Пожалуйста, старикашка, – попросил меня Илюха, – ты не воспринимай меня плоско и однобоко. Я ведь все-таки не какой-нибудь примитивный популист вроде древнего Вергилия, чтобы женщин наших без причины упрощать. Я ведь и вглубь могу копнуть ненароком.

Тут мы с Инфантом оглядели Илюху с ног до головы и кивнули согласно: такой и впрямь мог копнуть.

– Я ведь о том, – продолжал ободренный Б.Бородов, – что хоть ответственность за распад семьи ложится конечно же на женщин но процесс тут значительно более запутанный, чем примитивная женская вина. Тут сложный механизм, в котором разбираться и разбираться.

Я проглотил кусочек омлета, запив его кофе из чашечки. Инфант тоже чем-то сглотнул, и мы настроились слушать Илюху предельно внимательно. И Илюха начал:

– Дело в самой природе женской влюбленности. Потому что природа эта совсем не так устроена, как у нас…

– Ну, давай, рожай уже, – наконец-то не выдержали мы с Инфантом.

– Дело в том, – начал неспешно рожать Илюха, – что когда женщина влюблена, она сама не своя становится. В смысле, она уже совсем не та, которой была прежде, до влюбленности. И совсем другая, чем та, которая будет после нее. То есть влюбленность ее не просто преображает, как и многих других двуногих типа нас, – она ее меняет кардинально. И становится такая женщина абсолютно неузнаваемой, как будто она в античном греческом театре новую маску надела.

Тут Илюха посмотрел на нас, и мы с Инфантом быстро зажевали и запили глотком кофе, чтобы ничего во рту не мешало слушать.

– Мягкой становится влюбленная женщина, терпимой, прощающей, – продолжил Илюха. – А еще податливой, и ласковой, и трущейся щекой о наше заскорузлое мужское плечо. То есть доверчивая она вся перед нами и преданная, и любить ее за доверчивость хочется, и верить, что так будет всегда. И мы любим… – Здесь Илюха эмоционально вздохнул. – …Вот только навсегда ее не хватает! Потому что когда влюбленность проходит, а она, увы, проходит, то происходит обратная метаморфоза, возврат, так сказать, к истокам. И становится женщина именно той, какой была до влюбленности. А именно…

Здесь Илюха снова выдержал паузу и окинул взглядом наши с Инфантом восторженные лица. Потому что неподдельно восторгались мы нашим корешем БелоБородовым. Надо же, действительно, сколько грунта одним копком с поверхности снял и какую приоткрыл глубину!

– …А именно: немягкой она становится, нетерпимой, непрощающей, не очень ласковой, редко податливой и о плечо нечасто трущейся, только если зачесалось где-то за ухом, а руки заняты. Иными словами, становится она полной противоположностью своего влюбленного варианта. А значит, совершенно неузнаваемой для нас. Ведь мы ее такую не видели никогда, мы ведь ее только влюбленную в нас застали.