Меч в ножнах, стр. 10

— Не знаю, — возразил Ван Блеекер. — Хакрун не просто проиграл жемчужную войну Дату. Он тогда потерял лицо. Так потерял, что половина Ост-Индии настолько осмелела, что открыто смеялась над ним — некоторое время. И если сейчас он сможет захватить легендарные сокровища Кумза… Он получит нечто, что для него ценнее рупий. «Лицо» здесь значит очень много, мы даже не понимаем, насколько много.

Но Лоренс опять покачал головой.

— Нет, в эти сокровища я не верю. Но что-то его выманило. На юге царит хаос. И умный человек вполне может ухватить лакомый кусочек туг и там…

— Зачем иначе мы сами туда плывём? Да, убийство — дело для тигровых акул. А Хакрун — царь акул. Если ему не понравятся гости… что ж, возможно, есть смысл нанести визит. А если он стоит за этим делом с призраком, я с удовольствием объясню ему, каких неумелых агентов он нанял.

Огонь в глазах Лоренса не уступал решительности подбородка капитана, Кейн взглянул на Сэма. Нисей незаметно кивнул. Будет забавно, и оба они любят такие дела.

— Можете рассчитывать на нас… — начал Кейн.

Ван Блеекер резко рассмеялся.

— Мне жаль Хакруна, честно говорю, жаль. Мир изменился, и он вскоре поймёт, что Кумз — не единственный представитель этого рода. Да, я жалею хаджи Абдула!

— А где Хакрун сейчас? — спросил Кейн.

— Если дома, то в Манадо. Это порт на севере Целебеса. У него там нечто вроде феодального королевства. Телохранители — десяток его сыновей, и целое войско приближённых. Не говоря уже о частном флоте! Только японцы могли бы лишить его всего этого.

— Но «Самба» ведь плывёт в Манадо? — невинно спросил Лоренс.

— Да, таковы были мои намерения. Это весьма удобно. Вы сможете проявить уважение по отношению к Хакруну. Он ведь был старым знакомым вашего деда, не правда ли?

— Да. Йонхееру почему-то нравился этот разбойник. Если Хакрун даёт слово, он его выполняет… что бы ему ни грозило. Только…

— Только он давал его раз или два в жизни, — заметил капитан. — Но в любом случае у вас отличный повод нанести ему визит. И у этих господ тоже. Ибо кто больше знает о южных островах, чем Хакрун с его частной разведывательной службой? Так что с вашей стороны, мистер Кейн, посещение Хакруна было бы вполне логично. Мне кажется, нам всем нужно в Манадо. Но всё же хотелось бы знать, что скрывает старый Абдул в рукаве.

— Что бы там ни было, это связано с деньгами, — Лоренс покрутил широкий серебряный браслет, который носил на правом запястье. Сбольшими деньгами… Нефть?

Капитан покачал головой.

— Нет. В таком случае сразу вмешалось бы правительство. У него не было бы и шанса эксплуатировать месторождение. Моё предположение — жемчуг!

Серебряный браслет остановился.

— Жемчуг! — Лоренс произнёс это хриплым шёпотом. — Жемчуг всегда оставался первой любовью Хакруна. Вы ведь знаете, что рассказывают об его легендарном собрании. Допустим… только допустим, что он узнал о существовании нового жемчужного поля. Абсолютно нетронутого. Или решил посчитаться наконец с Дату. Никто ведь так и не узнал, где Дату взял те пять красавиц жемчужин, которые продал Хакруну. Да, должно быть, это жемчуг.

— Мне очень хочется посетить Манадо! — Лоренс вытянул свои длинные ноги.

— Мы все этого хотим, я думаю. Отплываем сегодня вечером.

Глава 5

«Он тигр среди молодых козлов!»

— Какой необъятный и прекрасный мир!..

Кейн остановился в дверях кладовой и смотрел на сверкающие огоньки, грудой лежавшие на квадрате ткани. Лоренс прикасался к огонькам пальцами, словно колдовал над ними.

Голландец поднял голову.

— Немногие из моих приобретений. Несчитайте их очень ценными. Если бы это был изумруд… он отвёл пальцем в сторону тёмно-зелёный камень, если бы это был изумруд, я мог бы приобрести себе сельскую виллу и провести остаток дней в роскоши. Очень приятная перспектива. К несчастью, это всего лишь оливин хороший, конечно, но совсем не класса изумрудов.

— Понятно. Не всё то золото, что блестит.

Но волшебная гора самоцветов притягивала американца к столу, как привлекла раньше Сэма. Потому что нисей сидел напротив Лоренса и так же внимательно разглядывал собрание, как и владелец.

— Ну, по крайней мере этот я узнаю, — бывший сержант указал на резную каплю, которая могла бы стать частью серьги. — Драгоценный коралл из Японии, верно? У мамы был такой амулет. Мы играли им, когда были детьми.

— Да. И отличный образец к тому же. Я думаю, его можно заново оправить и сделать брошь. А вот резной янтарь из Бирмы. А вот это… — ювелир поднёс к огню тёмный камень, — можно хорошо продать в Китае. Это гелиотроп, и на нём вырезано упрощённое изображение летучей мыши. Такая комбинация означает, что это амулет, который даёт владельцу власть над демонами.

— Гмм… — Кейн коснулся камня. — Очень удобно носить в кармане, я бы сказал. И сколько демонов с ним связано? В рабочем ли они состоянии? Знаете, при продаже вы должны предоставлять какую-то гарантию…

— Простите, но я его ещё не испытывал. Можете сами попробовать, если хотите.

— Фей-тцу-ю! — дружескую болтовню прервал возглас Сэма. Он держал на ладони кусочек словно замороженного зелёного пламени.

— Да, нефрит. Единственный образец, который у меня есть. Лучшие нефриты редко покидают Китай. Мы, на западе, получаем далеко не лучшее. На нём бабочка, символ разделённой любви, такой подарок считается наилучшим для возлюбленной. Но нужно иметь весьма толстый кошелёк, чтобы сделать такой подарок.

— Вы не боитесь возить это всё с собой? — спросил Кейн.

— О, большую часть времени они закрыты в корабельном сейфе. Я извлекаю их иногда, чтобы изучить последние покупки — и полюбоваться. Понимаете, чтобы успешно заниматься торговлей камнями, их нужно любить, любить сами камни, а не те деньги, что они приносят. Боюсь, что именно этим я сейчас и занимаюсь.

— Боитесь?

— Да, боюсь. Это у меня в крови, как говорите вы, американцы. Самые мои первые воспоминания: я сижу рядом с йонхеером, а он рассматривает и изучает свою коллекцию, Я видел красоту бриллиантов, чувствовал теплоту сапфиров, восхищался изумрудами ещё до того, как научился произносить своё имя. Так же и мой дед познакомился со своим ремеслом, и отец моего деда — вплоть до самого первого Ван Норриса, который оказался в этих водах и подружился с местным раджой во времена торговли пряностями. И для многих членов нашего дома это был главный интерес в жизни. Как у моего деда-йонхеера. Может настать день, когда мне придётся выбирать между этим и тем, что составляет главное в жизни других людей — домом и семьёй. И если наступит такое время, голод в моей крови сделает выбор. Но, может, этого и не случится. Я научился жить один в последние годы…

— Камни превыше людей, — рассуждал Сэм. — Может, вас они победят, но я предпочитаю людей. И ты тоже, Голландец, — он повернулся к Кейну. — Мы так устроены. Но глядя на это камни, я вас понимаю…

— Не будем мрачными, это совсем нехорошо. И уверяю вас, у покупателя камней не бывает возможности забыть об остальном мире. Это опасно, если он забирается в свою башню из слоновой кости и окружает себя сокровищами.

— А сейчас хороший рынок для камней? Мне кажется, что со всем тем награбленным добром, что всплыло после войны, покупать рискованно…

— Не очень-то и много подобного добра ещё не пристроено — в Европе. Большинство опознано и возвращено законным владельцам, если они остались живы. Яцелый год занимался именно этой работой. В нашем доме сохранились описания драгоценностей, которые мы покупали пятьдесят, сто и даже двести лет назад. С их помощью Союзническая Комиссия смогла выяснить принадлежность многих ценностей.

— Настоящая детективная работа! — воскликнул Кейн.