Магический камень, стр. 47

В то же мгновение я начал понимать спокойные слова, вторгавшиеся в мой разум.

— Неужели прошло столько времени, что изменился сам язык? — спросил призрак. Затем, когда я опустился на колени, тон стал более резким. — Нет, нет — не становись передо мной на колени! Я всего лишь ученый, а не повелитель, требующий преклонения. Встань, говорю я тебе! Ты вернул мне мой камень; ты — моей крови, но волосы твои перекрашены, словно для маскировки. Я бы попросил тебя рассказать мне свою историю, но, как ты видишь, я не присутствую здесь в моем телесном воплощении. Теперь, когда камень разрушил путы, удерживавшие меня здесь, у меня осталось мало времени — излишне промедлив, я безвозвратно исчезну. Если позволишь, я войду в твой разум и узнаю о тебе все, не тратя времени на разговоры. Ты беспокоишься.

Не нужно. Я твой кровный родственник, Эльзенар, Слуга Света. Мы, приверженцы Света, никому не причиняем вреда и никого не принуждаем действовать против его воли. Могу я войти в твой разум?

Я не мог поверить в то, что разговариваю с могущественным магом, обездолившим нашу страну более тысячи лет назад. Я содрогался от одной мысли о прикосновении к моему разуму.., однако знал, что не в силах помешать ему сделать со мной все, что он пожелает — что бы он ни говорил. Тем не менее, пока что я был цел и невредим. Если самому Эльзенару угрожала опасность исчезнуть навсегда, возможно, его Сила существенно ©слабла. Чем он мог мне угрожать — разве что убить меня? Я тут же подавил пришедшее на ум воспоминание о том, что, по слухам, Ведьмы Эсткарпа умели превращать людей в животных. У меня не было времени на столь глупые страхи. Я шагнул к Эльзенару и кивнул в знак согласия.

Странный, неподвижный взгляд его черных глаз пронзил меня. Он поднял руки, и камень поплыл в мою сторону, испуская пульсирующее темно-синее сияние, которое превратилось в огромное сапфировое облако света, окутавшее меня со всех сторон, и я провалился в лазурную бездну.

Глава 30

Эльзенар — рассказ о событиях в заброшенном логове Нарвока, переданный Казариану посредством мысленной связи

(24 — 25 дни, Луна Чордоша)

Время — невероятно долгое время прошло со дня моего поединка с Нарвоком. Казалось, лишь несколько мгновений назад моя роковая схватка с Темным Адептом пробудила Силу, спокойно спавшую с Древних Времен. Вышвырнув Нарвока через его Врата и разорвав меня надвое, она вновь погрузилась в беспробудный сон, оставив тот обрывок, в который я превратился, в бестелесном состоянии, без возможности двигаться и говорить. По прошествии неизмеримого времени в месте моего заточения появилась женщина. С помощью Силы, заключенной в моем камне, я привлек к себе ее внимание и получил от нее разрешение магическим способом зачать Дитя Разума, которое войдет во владение моим камнем с тем, чтобы в будущем освободить меня.

Когда она ушла вместе с камнем, я не в силах был определить, сколько еще времени мне предстоит провести в виде висящего в кромешной тьме призрака.

Вывело меня из этого состояния лишь ощущение, что ко мне вновь приближается мой камень. Я все еще пребывал в заточении, но, по мере того как камень оказывался все ближе, я начинал все отчетливее воспринимать окружающее. Волна Силы предупредила меня, когда обладатель камня вошел в мою темницу. Я радостно приветствовал камень — будучи частью моего разума, он придавал мне силы, благодаря чему я смог приобрести хотя бы слабо видимые очертания. Однако я не мог физически завладеть камнем, поскольку не обладал материальной сущностью, которая позволила бы прикоснуться к чему-либо или другим — прикасаться ко мне. Не мог я и обратиться вслух к юноше, кровь которого взывала к моей крови. Но почему его волосы были выкрашены в темный цвет, если он явно был сыном ализонского народа?

Я приказал камню покинуть его руку и приблизиться ко мне. Его энергия согрела мою мысленную сущность, подобно животворящим лучам солнца. Вобрав в себя силу камня, я обратился к юноше мысленно, на известном мне ализонском наречии. Сначала, казалось, он не мог меня понять, затем громко вскрикнул и упал на колени.

Я понял, что моя мысленная речь испугала его. Смущенный тем, что он меня боится, и велел ему подняться, воспользовавшись мысленной речью, предназначенной лишь для близких друзей, по ясности она превосходит любой разговорный язык. Я объяснил ему, что мое кажущееся появление лишь временно и что я должен немедленно действовать, чтобы собрать воедино осколки моей, разрушенной магическим заклятием, личности, иначе я вскоре исчезну, превратившись в ничто.

Чтобы как можно быстрее обменяться информацией, я попросил его позволения проникнуть в его разум напрямую, дав доступ ко всем воспоминаниям. Как и в предыдущем случае, с леди Верондой из Долин, я не мог и не хотел поступать вопреки желанию того, с кем имел дело.

Юноша ничего не сказал. Он весь дрожал, когда шагнул мне навстречу, однако, несмотря на вполне объяснимый трепет, он посмотрел прямо на меня и твердо кивнул в знак согласия.

С помощью Силы моего камня я проник в его память. К моему удивлению, я узнал, что этот юноша, Казариан из Ализона, вовсе не Дитя моего Разума, от которого я ждал спасения; ребенком же, рожденным леди Верондой, была женщина по имени Мерет. Глазами Казариана я видел ее такой, какой в последний раз видел ее он сам, — в постели, выздоравливающей после тяжких увечий, которые она получила, рискуя жизнью, чтобы вернуть мой камень. Встревоженный, я быстро просмотрел события, хранившиеся в памяти Казариана. Мерет родилась в Долинах почти семьдесят шесть дет назад, но Казариан знал и о моем пребывании в Ализоне, более тысячи лет назад!

Меня привело в крайнее уныние известие о том, что изгнание предателя Шорроша и уничтожение Врат, ведших в Ализ, до сих пор считается нынешними жителями Ализона столь великой изменой, что они ведут от этого события свое летоисчисление. Тем не менее я хорошо помнил жестокие изъяны в натуре самых первых переселенцев из Ализа. Меня вовсе не удивило — хотя жалость переполнила меня, — что потомки народа, который я когда-то спас, сохранили и даже развили в себе прискорбные качества, которые портили характер их прародителей. С другой стороны, я был крайне обрадован тем, что не обнаружил пятна Тьмы на Казариане. По иронии судьбы, считая совершенное мной и Шоррошем изменой, ализонцы осуждали и отвергали все, связанное с магией, столь последовательно и целеустремленно, что их культура с тех пор, несмотря на все ее отталкивающие черты, не носила никаких следов влияния Тьмы.., до.., до сегодняшнего дня!

С возрастающим страхом я сосредоточился на возникшей угрозе, которую представляли планы барона Гурбориана найти союзников среди выживших сил Тьмы, все еще действовавших в Эскоре. Я наблюдал поединок, в котором Гурбориан был смертельно ранен собственным отравленным кинжалом. Я видел, как Казариан забрал мой камень с тела Гурбориана, а затем отнес Мерет через мой тайный проход в Лормт, где ждала группа ученых, приверженцев Света" готовившихся отразить нападение Эскора на земли, расположенные к югу от Ализона.

Я исследовал знания Казариана и его мнение о каждом из его сотоварищей в Лормте; союз их оказался вынужденным, вызванным необходимостью защититься от общего врага. К моей великой печали, я узнал о войне, которую вел Ализон против Долин. Казариан, хотя и был слишком молод для того, чтобы принимать участие в неудавшемся вторжении, все еще считал, что Ализон враждует как с жителями Долин, так и с потомками приверженцев Света, бежавших из Эскора и именовавших себя теперь эсткарпцами.

Прямая мысленная связь не допускала возможности обмана. Я сразу же понял, что Казариан испытывает ко мне смешанные чувства — моя магическая Сила внушала ему отвращение и страх, но в то же время он питал некоторую надежду на то, что я вознагражу его за спасение. Он с ужасом представлял себе, что будет, если я вернусь в Ализон и захвачу власть, но также размышлял и о том, что я мог бы оказать помощь его товарищам в Лормте, разработав план, который не позволил бы никому из оставшейся группировки Гурбориана вступить в союз с Темными Адептами Эскора.