Год Крысы, стр. 4

Хотя закат уже затянул мое окно темной занавесью, обязанности мои не были исчерпаны. Ожидался пир. Королевы, высшая знать всех земель, представшая передо мной в этот день, — все они будут почетными гостями.

«Почетные гости» — по некоторым причинам это выражение имело для меня горький привкус вянущих водорослей. В этот день я после долгой разлуки увидел своего отца. Конечно, он был вынужден принести мне присягу на верность. Он был одет в свое старое облачение командующего армией — давно уже распущенной армии, — возможно, с целью показать мне, что я не гожусь для того, чтобы встречать его так. Сын, бывший, по его меркам, слабаком, а вовсе не воином, — я по-прежнему оставался недостойным его.

Судя по его ко мне отношению, по холодной сдержанности, с которой он смотрел на меня, со стороны могло показаться, что мы прежде никогда не встречались. Я лишь смел надеяться, что за время нашей краткой встречи не выказал ни единого проявления своих истинных чувств.

Мой брат не явился или решил не приносить мне клятвы верности. Но я повидался с Мелорой-Курой, моей сестрой, и условился, что она придет на этот пир вместе с моим отцом.

Круглые дутые светильники, похожие на драгоценные камни, по мере того как угасал свет дня, разгорались все сильнее. Где-то начали исполнять на кифонгге тихую мелодию из тех, что способны усыпить усталого.

Я был уверен, что отныне все мое время неизменно будет занято. Однако я был намерен следовать собственным путем, при любых обстоятельствах. Я подумал о том, что мне еще нужно сделать. То, это и это, и все — прямо сейчас. Я собирался проведать Равингу и, возможно, Алитту. Впрочем, Алитта, похоже, хорошо обеспечена. Ее появление меня ошеломило, поскольку она казалась такой далекой, как если бы роскошные одежды на ней стеной отгородили ее от той Алитты, которая была мне знакома, — ученицы кукольницы.

Надо будет каким-нибудь образом познакомить мою сестру с Алиттой и с ее бывшей наставницей. Мелора-Кура. Мои пальцы коснулись правой руки. Когда рано утром я облачался в это императорское великолепие, мне принесли мягкий кожаный мешочек со знаком нашего Дома. В нем лежал широкий наплечный браслет с замысловатым узором, в котором использовались все камни, символизировавшие королевства, — изумруды Твайихика, сапфиры Кахулаве, алмазы Вапалы, топазы Азенгира и рубины Фноссиса. Когда я надел его, мне показалось, что прикосновение браслета дарит тепло, с каким относилась ко мне лишь моя сестра. И это была лучшая ее работа. Он был моим собственным — ни один правитель не носил его до меня, и я намеревался показать Мелоре, как много ее подарок для меня значит.

Звон мобилей стал громче. Я подвигал плечами, чтобы равномерно распределить тяжесть одеяния, и попытался справиться со шлейфом. Мурри встал, сощурившись. С другой стороны комнаты ко мне уже приближался Акиэа, леопард. Вот еще одна проблема, которую надо решить. Между Мурри и гордым императорским телохранителем надо наладить хоть какое-то взаимопонимание. Как только смогу, я должен встретиться с песчаным котом и всеми леопардами-стражами.

Мы во Внешних землях всегда больше любим прохладу ночи, чем дневную жару. Как и у кошек, наши глаза хорошо приспособлены к темноте. Но все дома были залиты светом колеблющихся ламп, некоторые из них плавали сами по себе, наверное сопровождая кого-нибудь из жильцов. Часто они напоминали огромные кошачьи глаза. Я прошла под скоплением светильников, направляясь выполнить долг, от которого я бы с радостью отказалась, если бы могла. Но с возвращением Дома Вуроп в число Шести Семейств мне следует спокойно занять свое место в обществе, которое мне не нравилось и которого я даже побаивалась. Теперь я должна была есть и пить и быть готовой к осложнениям, каковые, конечно, будут вызваны первым же неосторожным словом. Под этой крышей сейчас не было никого, у кого я могла бы искать поддержки. Я моргнула, когда мимо меня бесшумно проплыл глаз-светильник. Он мог быть извлечен из черепа гигантского песчаного кота. Мурри! У Хинккель-джи есть, по крайней мере, его мохнатый побратим, и он не совсем одинок.

Дверь пиршественного зала была открыта, проем увенчивали светильники, сверкавшие всеми цветами радуги. Гости уже собирались. Я замедлила шаг — мне не хотелось привлекать внимание слишком ранним появлением. Женщина впереди меня тоже шла одна, без сопровождения. Она шагала не мелкими шажками придворной дамы, а скорее размашистой уверенной походкой человека, привычного к дорогам и свободе внешнего мира. Она была богато одета, но ее платье казалось не столь облегающим, как мое, в котором я мучилась от удушья. Синева сапфира — Кахулаве. Она чуть повернула голову, несомненно восхищаясь высокой кошачьей фигуркой из золотистого камня, в алмазном, сверкающем на свету ошейнике. Она!.. Я знала ее, и конечно же ей следовало быть здесь нынешним вечером! Сестра Хинккеля, прославленный ювелир и резчик. Ее творения были широко известны, и счастливые владельцы дорожили ими, как сокровищем. Я хотела было с ней заговорить, но подавила это желание, хотя у меня и сложилось впечатление, что ее общество показалось бы мне приятным и легким. Внутри залы нас встретил длинный стол. Искусно выполненная скатерть из особой нити, спряденной из шерсти молодых яксов, наимягчайшей из возможных, украшенная россыпью алмазных звезд, была почти что скрыта от взгляда под блюдами, мисками, кубками из полированного серебра. По обе стороны стола стояли кресла. Кроме того, у середины стола, обращенное к двери, в которую я вошла, стояло сиденье с высокой спинкой, чуть приподнятое над соседними, предназначенное для хозяина пира. Многие кресла были заняты, но одна из уже сидевших женщин, к моему удивлению, подняла руку и поманила меня — Юикала, Алмазная королева, к малому двору которой я буду принадлежать. Я не могла понять причину ее интереса ко мне — разве что это было каким-то образом связано с восстановлением Дома Вуроп, и она хотела выяснить, что за женщина возглавит некогда впавший в немилость клан. Делать было нечего, кроме как повиноваться.