Патриоты, стр. 48

Джейкоб и Бо заметили друг друга одновременно. Мальчик, по своему обыкновению, несся к Джейкобу во весь дух. И тут молодой человек увидел, что Бо бос.

— Где твои мокасины? — крикнул он.

— Джейб! Джейб! Бо остается! — радостно кричал на бегу мальчуган.

Хотя Джейкоб разобрал далеко не все слова Бо, он понял достаточно, чтобы начать действовать. Молодой человек так разозлился, что даже перестал ощущать недомогание. Бо повел его в палатку игроков. Джейкоб обрушил весь свой гнев на голову единственного солдата, обнаруженного им в палатке. По словам солдата, со своими претензиями они опоздали. «Мокасины» были уже проданы. Несмотря на угрозы Джейкоба, солдат отказался назвать имя продавца, зато охотно сообщил имя покупателя. И Джейкоб пошел к нему.

Когда полог палатки резко отбросили в сторону, находившийся внутри человек с добрым лицом и длинной, с проседью бородой вздрогнул от неожиданности. На его ногах Джейкоб увидел «мокасины». Едва ввалившись в палатку, он потребовал, чтобы мужчина разулся и отдал обувь мальчику. Однако, выяснив, что седобородый не принимал никакого участия в обмане, Джейкоб смягчился. Узнав о том, что у Бо «мокасины» выманили хитростью, мужчина возмутился. Тем не менее он был согласен отдать их только после того, как ему вернут деньги. А еще он назвал имя негодяя, провернувшего это некрасивое дельце.

— Вернет!

Джейкоб был наслышан о сержанте, но ему ни разу не приходилось с ним сталкиваться. За Вернетом они пошли втроем.

Обнаружив сержанта, седобородый и Джейкоб набросились на него с обвинениями. В первую минуту Вернет растерялся, но, увидев Бо, сообразил, что к чему.

— Я тут ни при чем, — заявил он. — Не позволяйте мальчику играть на деньги. Мы играли в орлянку. Ставкой были «мокасины». Он проиграл. Вот и все.

— А я слышал иную версию, — возразил Джейкоб.

— И я, — присоединился седобородый. — Верни мне мои деньги!

— Сделка состоялась! — нагло возразил Вернет. — Да и потом, с чего это вы так печетесь о каком-то глухом дурачке.

Это было самое худшее, что он мог сказать. Джейкоб метнулся к сержанту и обрушил на него свои кулаки. Вернет шлепнулся в грязь.

Вцепившись друг в друга, мужчины катались в грязи; они подмяли под себя палатку, опрокинули тележку с глиной и собрали толпу зевак.

Сидя за письменным столом, генерал Вашингтон изучал рапорт и разглядывал двух перепачканных в грязи сержантов, стоявших перед ним по стойке смирно. Усталые глаза перебегали с одного лица на другое, губы презрительно кривились. Палатка генерала оказалась намного меньше, чем представлялось снаружи. Перед Вашингтоном на столе, покрытом скатертью, стояла чернильница и лежало два заточенных пера. За столом, чуть левее, виднелась походная койка.

Джейкоб едва держался на ногах. Его болезнь, на время приглушенная злостью, вновь дала о себе знать. Дурнота накатывала волнами. Голова гудела, как паровой котел, казалось, она вот-вот взорвется. Обострился насморк. Только ценой невероятного усилия молодой человек заставлял себя не дрожать от озноба.

Вашингтон внимательно выслушал каждого; версии Вернета и Джейкоба сильно разнились. Первым делом генерал разобрался с деньгами и обувью. «Мокасины» вернулись к Во, а золотые монеты к седобородому.

Что бы ни говорил Вернет, он свидетельствовал против себя. Дело в том, что азартные игры находились в лагере под запретом. Командующий счел своим долгом покарать человека, нарушившего его приказы. Вернет ушел из палатки под конвоем — наказание должно было быть определено позже.

— Из вашего личного дела следует, что вы уже второй раз привлекаетесь к дисциплинарному взысканию, — обратился Вашингтон к Джейкобу. — В Кембридже вы отказались подчиниться офицеру.

— Да, сэр.

В глазах генерала мелькнуло узнавание.

— Близнецы, так? У вас есть брат-близнец?

— Да, сэр.

Вашингтон кивнул.

— Насколько я помню, и тогда с вами был мальчик. Это тот же мальчишка?

— Да, сэр.

— Ваш сын?

— Нет, сэр. Его отца убили под Конкордом.

— И он не ваш родственник?

— Нет, сэр.

— Тогда почему он по-прежнему с вами?

— Он сирота. Его мать умерла тотчас после его рождения. Мы с ним вместе с битвы у селения Мериам. Мы заботимся друг о друге.

— То есть вы проявили о нем заботу, устроив драку с сержантом Вернетом?

— Это было глупо, и тем не менее — да, сэр.

— Верно. Это было глупо, сержант! — Вашингтон говорил громко и жестко. — Согласно этим бумагам, вы должны были получить очередное звание. Но я считаю преждевременным повышать по службе человека, который не научился уважать власти. Ваше повышение отменяется.

Вашингтон взял перо и что-то черкнул на лежавшей перед ним бумаге. В течение одной минуты Джейкоб узнал о повышении и лишился его.

— Я свободен, сэр?

Не поднимая головы, Вашингтон отчеканил:

— Когда будет нужно, я сам отпущу вас, сержант.

— Да, сэр.

Джейкоб больше не мог сдерживать дрожь. Еще немного — и он упадет. Пока Вашингтон перекладывал бумаги и делал какие-то записи, молодой человек думал о том, что завтра ему надо сказаться больным. Он все равно не сможет нести службу.

— Итак, — заговорил Вашингтон, — я хочу, чтобы вы собрали своих людей на открытой площадке в западной части лагеря. Обратитесь к барону Фридриху фон Штейбену [45]. Он прекрасный офицер и сумеет приучить вас к дисциплине. Вы и ваши подчиненные должны быть на месте завтра ровно в шесть утра. Ясно?

— Да, сэр, — тяжело вздохнул Джейкоб.

Глава 16

— Nein! Nein! Nein! Nein! Nein!

Взгляд Джейкоба уткнулся в огромный нос Фридриха фон Штейбена. Немецкая ругань плыла по округе. Фон Штейбен вырвал мушкет из рук молодого человека и отступил на шаг.

— Вот так! — рявкнул он, впившись в Джейкоба глазами. С сильным акцентом, то и дело мешая немецкие слова с английскими, фон Штейбен выкрикивал команды, одновременно показывая, как их надо выполнять. — Раз. Курок на предохранитель! Два. Достать патрон! — Немец запустил руку в сумку, извлек патрон, сорвал верхушку и, чтобы не рассыпать порох, заткнул дыру большим пальцем. — Три. Зарядить! — Содержимое патрона высыпано на полку. — Четыре. Закрыть полку! Пять. Зарядить патрон! — Патрон засунут в ствол мушкета. — Шесть. Достать шомпол! Семь. Протолкнуть патрон! Восемь. Убрать шомпол! — Фон Штейбен вскинул мушкет к плечу. — Девять. Мушкет к плечу! Десять. Выровнять ствол! Одиннадцать. Оружие на изготовку! Двенадцать. Целься! — Приклад прижат к плечу. — Тринадцать. Огонь! — Фон Штейбен сделал вид, что нажимает на курок. — Бах! — взревел он и опустил мушкет в первую позицию.

— Приготовиться к перезарядке!

Фон Штейбен швырнул мушкет Джейкобу.

— Повтори! — И опять: — Раз! Два! Три!.. Nein! Nein! Nein! Nein! Nein!

Окрестности вновь осквернила отборная немецкая брань.

Уже три дня фон Штейбен муштровал взвод Джейкоба (всего двенадцать человек). Поначалу солдаты находили этого чужака смешным и надутым, однако мало-помалу привыкли к нему. Фон Штейбен был убежденным педантом. Осерчав на солдат, он начинал браниться на родном языке. Не брезговал он и французскими ругательствами. Как-то раз, исчерпав свой запас ругательств, он попросил помощника обругать солдат по-английски. Вскоре все поняли, что фон Штейбен не успокоится до тех пор, пока солдаты не научатся заряжать мушкет единственным верным способом — его.

Солдаты собирались на плацу к шести утра, к этому времени фон Штейбен бодрствовал уже три часа. Перед занятиями он успевал почитать, выкурить трубку и выпить чашку крепчайшего кофе. С этого неизменно начинался его упорядоченный и очень насыщенный день. Фон Штейбена наняли для обучения американских солдат простейшим приемам обращения с оружием и ведению боя; с его помощью разрозненные отряды ополчения должны были превратиться в единую, мощную армию. С восхода до заката обучал он небольшие, сменявшие друг друга группы военнослужащих. Называлось это «солдатская школа». Солдаты возвращались в свои отряды к своим командирам и делились полученными знаниями.