Говорящий от Имени Мертвых. Возвращение Эндера, стр. 29
– Звука нет, – сказал Ольяду. – Но вы ведь слышите, правда?
Эндер почувствовал, как дрожит Грего.
– Вот сейчас удар, шум – она падает на пол, вы слышите, вы чувствуете, как ее тело ударяется о бетон?
– Заткнись, Ольяду! – прохрипел Миро.
Терминал погас.
– Я не могу поверить, что ты сохранил это, – прошептала Эла.
Квим плакал и даже не пытался это скрыть.
– Я убил его, – повторял он. – Я убил его, я убил его, я убил его, это я…
– О чем ты говоришь? – выдохнул Миро. – Он был болен, это генетическое!
– Я молился, чтобы он умер! – выкрикнул Квим. Его лицо скривилось от боли, слезы и пена смешивались в уголках губ. – Я молился Деве Марии, Иисусу, просил дедушку и бабушку, говорил, что готов пойти в ад, если только он умрет. И теперь я отправлюсь в ад, и не жалею! Прости меня, Господи, но я рад!
Все еще рыдая, он вылетел из передней. Где-то хлопнула дверь.
– М-да, еще одно вполне достоверное чудо на боевом счету ос Венерадос, – заметил Миро. – Святость обеспечена. Вернее, канонизация…
– Теперь ты заткнись! – оборвал его Ольяду.
– А Квим все время повторял нам, что Христу угодно, чтобы мы прощали старого пердуна.
Грего теперь трясло так, что Эндер забеспокоился. Он понял вдруг, что мальчик шепотом повторяет одно слово. Эла тоже заметила, что мальчику плохо, подошла, опустилась на колени рядом с ним.
– Он плачет. Я никогда не видела, чтобы он так плакал.
– Папа, папа, папа… – шептал Грего. Это была уже не дрожь. Скорее, конвульсии.
– Он боится отца? – спросил Ольяду.
На лице его было написано искреннее беспокойство. К радости Эндера, все остальные тоже тревожились за Грего. Значит, в этой семье жила и любовь, а не только солидарность подданных одного тирана.
– Папы больше нет, – нежно сказал Миро. – Тебе больше не надо бояться.
Эндер покачал головой:
– Миро, разве ты не видел запись Ольяду? Маленькие мальчики не судят своих отцов – они любят их. Грего изо всех сил пытался стать таким же, как Маркос Рибейра. Все вы, наверное, радовались его смерти, но для Грего уход отца стал концом мира.
До сих пор никто из них не задумывался об этом, и даже теперь эта идея казалась отталкивающей. Эндер видел, как они сражаются с ней. Но они знали: это правда. Теперь, когда Эндер высказал ее, все стало таким очевидным…
– Deus nos perdoa, – пробормотала Эла. – Господи, прости нас.
– Это все, что мы могли сказать, – прошептал Миро.
Эла протянула руку к Грего, тот отвернулся и сделал именно то, чего ждал от него Эндер, к чему готовился с самого начала. Грего обвил руками шею Говорящего от Имени Мертвых и горько заплакал.
Остальные беспомощно смотрели, как он плачет. Эндер поднял голову:
– Как мог он показать вам свое горе? Он думал, вы ненавидите его.
– Мы никогда не ненавидели Грего, – сказал Ольяду.
– Мне следовало догадаться, – кивнул Миро. – Я знал: ему приходится хуже, чем всем нам, но представить себе не мог, что…
– Не обвиняй себя, – улыбнулся Эндер. – Такие вещи всегда первыми замечают посторонние.
Он услышал шепот Джейн:
– Ты никогда не перестанешь удивлять меня, Эндер. Ты так легко превращаешь людей в плазму.
Эндер не мог ответить ей сейчас, да она бы ему все равно не поверила. Он ничего не планировал – он импровизировал. Как он мог предвидеть, что Ольяду сохранит запись ссоры Маркано и Миро? С Грего – тут он попал, но его вел инстинкт, ощущение, что Грего отчаянно нуждается в ком-то, кто станет для него авторитетом, заменит отца. И поскольку Маркано был жесток, мальчик только жестокость мог принять за доказательство любви и силы. Теперь его слезы намочили воротник рубашки Эндера и были такими же горячими, как моча, пять минут назад испортившая брюки.
Да, он угадал, как поступит Грего, а вот Квара застала его врасплох. Пока другие смотрели, как Грего плачет, она поднялась с дивана и подошла к Эндеру. Ее глаза сузились от злости.
– Ты воняешь, – твердо сказала она. И ушла куда-то вглубь дома.
Миро с трудом подавил смех, Эла улыбнулась. Эндер поднял брови, как бы говоря: «Что-то выигрываешь, что-то проигрываешь».
Ольяду, казалось, услышал эти невысказанные слова. Из кресла, от терминала, мальчик с металлическими глазами мягко бросил:
– Вы опять победили. Она за эти месяцы никому, кроме членов семьи, слова не сказала. Не говорила с чужими.
«Но я теперь не чужой вам, – подумал Эндер. – Разве ты не заметил? Я теперь член семьи, нравится это вам или нет, хочу я этого или нет».
А потом плач Грего затих. Мальчик заснул, и Эндер отнес его в постель. А Квара уже спала в своей кровати в другом углу комнаты. Эла помогла Эндеру снять с Грего промокшие штаны и надеть пижаму. Ее движения, нежные и умелые, не разбудили мальчика.
Когда они вернулись в гостиную, Миро окинул Эндера критическим взором:
– Ну что ж, Голос, у вас есть выбор. Мои штаны для вас слегка малы и наверняка будут жать в паху, а отцовские слетят.
Эндер потратил минуту на то, чтобы сообразить, о чем он говорит. Моча Грего уже подсохла.
– Не беспокойтесь, – ответил он. – Я переоденусь, когда приду домой.
– Мать вернется не раньше чем через час. Вы же пришли поговорить с ней, не так ли? К тому времени ваши штаны уже высохнут.
– Тогда твои. Рискну своим пахом.
8
Дона Иванова
Это значит, что вам придется вести жизнь, состоящую из сплошного обмана. Вы отправитесь «в поле», обнаружите что-нибудь важное, жизненно важное, а возвратившись на Станцию, сядете и напишете совершенно невинный доклад, где не будет ни намека на сведения, полученные в результате проникновения культур.
Вы слишком молоды, чтобы понимать, как это мучительно для ученого. Мы с отцом поступали так, потому что не могли скрывать от свинксов знания. Со временем вы, как и я, осознаете, что отказывать в информации своим коллегам-ученым – не меньшая пытка. Когда вы видите, как они бьются над вопросом, и знаете, что легко можете помочь им, когда вы видите, что они ощупью приближаются к правде, а потом возвращаются на ошибочный путь из-за нехватки информации, вам становится и стыдно, и больно, и неловко.
И вы всегда, всегда должны напоминать себе: это их закон, их выбор. Это они построили стену между собой и правдой и накажут нас, если мы позволим им узнать, как много брешей мы понаделали в этой стене. И на каждого жаждущего правды ученого-фрамлинга приходится десяток схоластов-descabe?ados [безголовых], которые презирают знания, которые за всю жизнь не породили ни одной оригинальной идеи и посвятили себя копанию в трудах подлинных ученых в надежде отыскать противоречие, фактическую ошибку или прокол в методике. Эти мухи кружатся над каждым вашим докладом, и, если вы хоть раз проявите беспечность, они поймают вас!
Это значит, что вы не можете упоминать даже имен свинксов, если эти имена возникли от смешения культур. «Чашка» сообщит чужакам, что мы научили свинксов элементарному гончарному делу, Календарь и Жнец – сами понимаете. И даже Господне чудо не сможет нас спасти, если они услышат имя Стрелок.
Новинья закончила работу уже час назад, но не спешила покидать Биостанцию. Клонированные кусты картофеля мирно плавали в питательном растворе. Остается только наблюдать и записывать. Время покажет, какой из сортов даст наиболее устойчивую культуру и самые питательные клубни.
«Если мне нечего делать, почему я не иду домой?» Она не могла найти ответ на этот вопрос. Дети нуждаются в ней, в этом нет сомнений. Не много добра дарит она им, когда уходит в восемь утра и, возвращаясь, застает малышей уже спящими. И все же, твердо зная, что нужно немедленно идти домой, она продолжала сидеть в лаборатории, ничего не видя перед собой, ни о чем не думая, отсутствуя.