Племена Гора, стр. 37

Я поднял голову.

Совсем рядом чувствовался тяжелый запах. Я напряг зрение, но ничего не смог разглядеть. Я сидел, прислонившись к сложенной из огромных каменных блоков стене. По сути дела, я даже не мог оторвать от камней голову. Я был двумя цепями прикован за ошейник к зацементированным в стене стальным пластинам. Руки тоже приковали к стене короткими толстыми цепями. Я оставался совершенно голым. На ногах болтались тяжелые кандалы, прикованные к огромному кольцу в полу.

Я наклонился сколько мог вперед и прислушался. Подо мной находился тонкий слой соломы, впитывающий все выделения моего организма. В двадцати футах виднелась обшитая железными листами дубовая дверь. Вверху, прямо под потолком, имелось зарешеченное пятью прутьями окошечко высотой в шесть, а шириной в восемнадцать дюймов, через которое в помещение проникал тусклый свет. Пахло отвратительно, но было довольно сухо. В наклонном луче солнечного света дрожали пылинки.

Я максимально напряг обоняние, пытаясь сориентироваться в происходящем по запаху. Исходящее от мокрой соломы зловоние меня не волновало. Снаружи доносился запах финиковых пальм и гранатов. Я услышал, как мимо окошка прошел кайил, лапы с глухим стуком погружались в песок. Донеслось позвякивание колокольчиков, где-то закричал человек. Ничего необычного. Я различал запах вареных стеблей корта, которые мне принесли вчера на ужин. Мне удалось расшвырять их по всей камере. Их уже облепили винтсы, крошечные насекомые песочного цвета. На этих же стеблях, пожирая винтсов, сидели два камерных паука. За дверью пахло сыром. Отчетливо выделялся запах базийского чая. Я слышал, как ворочается на стуле сонный охранник за дверью. Я различал запах его пота и веминиевой воды, которой он перед дежурством протер шею.

Я снова откинулся на камни и прикрыл глаза. Похоже, я совершил ошибку.

«Отдайте Гор», — гласило послание, пришедшее предположительно из стальных миров. А за месяц до этого караванный мальчишка Ахмед, сын купца из Касры, нашел камень с надписью: «Страшись башни из стали». И еще нам прислали девчонку, на коже которой начертали предупреждение: «Бойся Абдула». Об этом, кстати, я переживал меньше всего. Как выяснилось, Абдул оказался водоносом из Тора, скорее всего, он выполнял мелкие поручения курий, бояться его следовало не более чем мокрицу в пустыне. Я даже не раздавил эту тварь. Позволил ему убежать. Правда, я так и не выяснил, кто послал мне предупреждение «Бойся Абдула». Я улыбнулся. Теперь уже не до этого.

Направляясь к Девяти Колодцам в сопровождении Ахмеда, его отца Фарука, Шакара, его помощника Хамида и пятнадцати воинов из отряда аретаев, я увидел камень, который разыскал в пустыне Ахмед.

— Труп исчез! — завопил мальчишка. — Он лежал здесь!

Камень так или иначе сохранился, и надпись на нем — тоже. Ее выполнили при помощи тахарской письменности, естественно, на горианском языке. Многие живущие в изоляции племена пользуются собственной системой письма. Мне приходилось сталкиваться с тахарским алфавитом Зная германский язык, освоить его нетрудно Странным, пожалуй, является лишь то. что из девяти существующих в горианском гласных в тахарском алфавите представлены только четыре. Остальные передаются при помощи специальных условных значков, которые ставят рядом с существующими буквами наподобие знака ударения. Недостающие гласные звуки читающий восстанавливает самостоятельно. Было время, когда в горианской письменности букв для гласных не было вообще. Отстаивающие чистоту тахарской культуры ученые утверждают, что в буквах для гласных вообще нет необходимости, а их появление следует рассматривать как уступку безграмотности и бескультурью.

Даже для меня прочесть надпись не составило особого труда. Ничего восстанавливать или домысливать было не надо. Все знаки читались ясно. Сообщение выглядело четким и конкретным.

— Тела больше нет, — произнес Шакар, предводитель отряда аретаев.

— Куда же оно подевалось? — спросил его помощник Хам ид.

Вполне обоснованный вопрос, если учесть, что нигде не было видно разбросанных костей или иных следов деятельности хищников. Если здесь прошла буря, камни тоже бы занесло песком. Кстати, песчаные бури в Тахари случаются довольно часто, длятся подолгу и могут полностью изменить рисунок дюн и холмов. Между тем редко бывает, чтобы песок похоронил под собой какой-либо предмет. Ветер тут же обнажает все, что оказалось засыпанным. Тела в Тахари разлагаются исключительно медленно. Мясо отбившегося от стада табука пригодно в пищу несколько дней спустя после гибели животного. Сам по себе труп животного может сохраняться столетиями.

— Тело пропало, — заявил Шакар и поворотил кайила к каравану.

«Отдайте Гор», — вспомнил я.

Я откинулся на стену и попытался покрутить головой слева направо. Затем размял кисти рук. Было слышно, как трутся о камень тяжелые цепи. Я дернулся изо всех сил, ошейник впился в шею, звякнули вкрученные в стену кольца. В отчаянии я снова прислонился к стене. Я в плену. И абсолютно беспомощен.

Я снова прикрыл глаза. Сулейман не умер. В суматохе убийца ударил неточно.

Судья, основываясь на показаниях белокожих рабынь, рыжеволосой Зайи и черненькой Веллы, признал меня виновным в совершении преступления и приговорил к каторжным работам на соляных копях Клима, где меня рано или поздно должны были прикончить стражники. Из тайных соляных копий Клима не возвращался ни один раб. Там нет кайилов, даже у охраны. Караваны подвозят в Клим все необходимое и забирают соль. Кроме единственного колодца, в самом Климе воды нет в радиусе тысячи пасангов. Стены Клима — пустыня. Местонахождение шахт никому не известно. Женщин в Клим не допускают из опасения, что мужчины поубивают друг др; га.

Ноздри мои снова уловили этот запах. Ошибки быть не могло. Волосы у меня встали дыбом.

Я напрягся, отчаянно пытаясь вырвать руки из кандалов. Я был гол и совершенно беспомощен. Я даже не мог прикрыть свое тело руками.

Я ждал.

Я почуял курию.

— Есть тут кто? — проворчал стражник.