Король, стр. 13

— Мне придется задержаться с вылетом, — с огорчением сказал Юлиан Аврелий вождю вольфангов, Отто.

— Я отправлюсь вперед, — предложил Отто.

Они стояли у погрузочного дока, одного из дюжины в Пойнт-Порте, на девять миль севернее Лисля, на планете Инез-IV. Даже при таком удалении рев отправляющихся кораблей, подобный грому, слышался в городе по нескольку раз в день.

Рядом пробегали грузчики — некоторые с ручной кладью, некоторые с тележками; за ними присматривали офицеры, которые также размещали груз в трюмах корабля.

— Неожиданное дело при дворе, — объяснил Юлиан. — Но я последую за тобой, как только справлюсь с ним. Не начинай работу без меня. Дождись меня в Вениции.

Отто не собирался ждать.

Катера были уже погружены.

— Дорогу, дорогу! — закричал грузчик, расталкивая толпу. Приближалась грузовая машина, волоча за собой прицеп.

Тем не менее следует знать, что несмотря на задержку, Юлиан не собирался лететь прямо в Веницию, провинциальную столицу Тангары. В его намерения входило посещение деревни близ фестанга на Тангаре, у восточного края долины Баррионуэво, у подножия гор Баррионуэво — деревни, расположенной неподалеку от затерянного в горах фестанга, или монастыря Сим-Гьядини. Это было старое массивное строение, но из долины оно казалось крохотным, почти неразличимым среди темных, мрачных вершин Баррионуэво, покрытых снеговыми шапками и постоянно окруженных тучами.

— Я постараюсь вылететь как можно быстрее, — пообещал Юлиан.

Отто кивнул.

Мимо них, в сторону погрузочной зоны, проезжали машины с прицепами.

В другой, нижней зоне, видной с верхней платформы через решетку, на которой стояли собеседники, шла погрузка гигантских резервуаров с топливом.

Они стояли на втором погрузочном уровне.

Экипаж и пассажиры поднимались еще выше и через небольшой люк попадали на борт судна.

— Берегись! — крикнул кто-то.

Послышалось фырканье, стук копыт и шум судорожных движений — к погрузочному люку вели до смерти перепуганных лошадей.

— Поосторожнее с ними! — предупреждающе крикнул Юлиан.

Отто сорвал холщовый чехол с одной из стоящих неподалеку повозок и набросил его на голову первой лошади. Та оступилась на решетке и пошатнулась, замотав головой на длинной, долгогривой шее. Вскоре лошадь перестала вырываться, просто переступала по решетке, принюхиваясь и фыркая.

— Хо, приятель, — ободряюще произнес Отто, похлопывая животное по шерстистому боку.

Высвободив поводья, Отто обмотал их вокруг головы животного и передал свободный конец конюху.

— Теперь можно уводить его, — сказал Юлиан.

Конюх крепко взялся за повод, там, где прежде его сжимала рука Отто, и повел животное, совершенно переставшее упираться, на корабль.

Остальные лошади, видя спокойствие вожака, постепенно утихомирились и почти без принуждения последовали за ним.

— Как следует присмотри за ним на корабле, — крикнул вслед Юлиан.

— Да, господин, — ответил конюх.

Обычно стойла для таких животных обивали мягким материалом, поскольку нервные, сильные животные могли повредить себя, особенно в возбужденном состоянии, когда чуяли запах самок.

— Откуда ты узнал, что надо закрыть ему глаза? — спросил Юлиан.

— В школе Палендия, — объяснил Отто. — Так обычно успокаивают женщин-пленниц, правда, чаще пользуются одеялами, а не мешковиной.

— Понятно, — кивнул Юлиан.

— Еще их можно охватить веревками за пояс, вместе с руками.

— Да, — ответил Юлиан.

Повязки на глаза тоже могли оказаться полезными — они смущали пленницу, поскольку в этом случае женщина не помнила, где она находится, куда может идти, какие опасности ее окружают, или, скажем, не знала, ударят ее вновь или нет, ударится ли она сама обо что-нибудь, если вздумает пошевелиться, или упадет. Ей вовсе не хотелось наступить на острый шип или попасть связанной в бассейн с плотоядными муренами. Но если от пленницы требовалось молчание, для этого существовал ряд приспособлений.

— Пленницы? — вдруг переспросил Юлиан. — В школе Палендия?

— Да, иногда их приводили туда — обычно ими были девушки из гумилиори, если только не происходило ошибки.

— Об этом я не слышал, — удивился Юлиан.

— Разумеется, о таких делах предпочитали молчать.

— Вполне понятно, — заметил Юлиан.

— Потом этих женщин отпускали и даже давали денег.

— Прекрасно.

— Не думай о них, — посоветовал Отто. — Они были всего лишь из гумилиори, жительницы Империи.

— Понятно, — усмехнулся Юлиан.

— Мы почти закончили погрузку провизии, — подошел с докладом один из офицеров.

— Хорошо, — кивнул Юлиан. — Я считал, — продолжал он, обращаясь к Отто, — что в таких школах, как у Палендия, держат рабынь для удовольствия бойцов.

— Конечно, — подтвердил Отто. — Эти рабыни просто свирепели, когда их сажали в клетки, заменяя другими. Но это было на пользу рабыням — они становились еще усерднее, чувственнее, и мужчины после робких, смущенных, неумелых деревенских девчонок были рады ощутить великолепное прикосновение настоящей женщины — стонущей, вскрикивающей, умоляющей, беспомощной возбужденной рабыни.

— Топливо на борту, — доложил еще один офицер.

— Хорошо, — отозвался Юлиан.

— Капитан скоро будет готов к вылету, — объявил помощник капитана.

Мимо прошли двое мужчин, загоняющих на корабль стадо коров.

Прошло четверо человек, неся шесты, как коромысла. На концах каждого шеста были подвешены клетки, наполненные шумливой домашней птицей. Они предназначались для маленьких ферм Вениции, крошечных участков за укрепленной оградой города. В Вениции яйца считались роскошью. За городской стеной часто появлялись герулы — верхом на своих косматых конях, одетые в меха, с копьями, нацеленными в небо.

Они основательно разоряли фермы. Свежее коровье молоко, как и яйца, на Вениции тоже было немыслимой роскошью.

Позади грузчиков с птицей шли другие — попарно, неся длинные шесты. С них свешивались вниз головой более крупные птицы, связанные по две за лапы.

На повозках провезли темно-коричневые пласты солонины, уложенные стопами.