Изгой Гора, стр. 6

Но я пошел вперед до моста, куда вонзилось копье. Несмотря на ледяной ветер и дождь, я почувствовал через сандалии тепло нагретых камней. Подняв глаза к небу, я вскинул щит и меч и крикнул в бурю. Мой голос утонул в грохоте разбушевавшийся стихии, в завываниях ветра, который рвал на мне одежду.

— Я иду в Ко-Ро-Ба! — крикнул я.

Но едва я сделал следующий шаг, как увидел слина, на этот раз вполне взрослого, 19-20 футов длиной. Он приближался ко мне, стремительно и бесшумно. Уши его прижимались к вытянутой голове, шерсть блестела от дождя, клыки были обнажены, огромные глаза горели жаждой убийства.

Странный звук вырвался у меня из груди — дикий хохот. Это была опасность, которую я мог видеть, с которой мог бороться.

С той же яростью, что и слин, я бросился вперед, а когда заметил его прыжок, выставил вперед копье с широким острием. Мою левую руку схватили острые клыки, а затем я полетел на землю, когда рычащее от ярости и боли тело обрушилось на меня. Я выдернул руку из ослабевших челюстей зверя.

При следующей вспышке молнии я увидел, что слин злобно грызет деревянное древко копья, воткнувшееся ему в живот. Его глаза уже подернулись дымкой. Моя рука была вся в крови, но это была, в основном, кровь слина. Я пошевелил пальцами. Все было цело.

Следующая молния выхватила из тьмы уже мертвого слина.

Невольная дрожь прошла по моему телу. Не знаю, что вызвало ее — холод или дождь, или же вид длинного покрытого шерстью слина, лежащего у моих ног. Я попытался вытащить копье, но оно застряло между его ребрами.

Тогда я хладнокровно вытащил меч и, разрубив тело зверя, вытащил копье. После этого я, подражая охотникам на слинов, вырезал сердце животного и съел его. Они считали, что сердце слина приносит счастье. Для меня утолить голод тоже было счастьем.

Правда, считалось, что сердце ларла приносит больше счастья, чем сердце слина

— коварного и жестокого животного, но выбирать не приходилось. Ведь я убил самого опасного хищника.

Я рассмеялся.

— Неужели ты, о Брат Ночи, думал остановить меня на дороге в Ко-Ро-Ба?

Как глупо было с моей стороны считать, что между городом и мной встал просто слин. Я смеялся, думая о самонадеянном животном, но откуда ему могло быть известно, что я Тэрл из Ко-Ро-Ба и возвращаюсь в свой город? Есть на Горе пословица: человека, который возвращается домой, остановить нельзя. Неужели слин не знал этой пословицы?

Я покачал головой, сознавая, что мне в голову лезет всякая чушь. Может я немного опьянел от убийства и от первой пищи за долгое время?

Затем, хотя и считал это глупым суеверием, я решил совершить горийский ритуал над кровью. Набрав в ладони горячую кровь, я выпил ее, а затем набрал еще пригоршню. После этого я стал ждать вспышки молнии.

Считалось, что нужно взглянуть на свое отражение в крови, и если оно черное и переливчатое, то человек умрет от болезни, а если отражение четкое и алое, то погибнет в бою, а если из крови на вас взглянет старое лицо с седыми волосами, то вы проживете долго в мире и покое, окруженные большим семейством.

Молния сверкнула и я взглянул на кровь. В это короткое мгновение я увидел в алой поверхности странное лицо, похожее на золотой круг с овальными глазами, лицо, которое я никогда не видел, оно вселило суеверный страх в мое сердце.

Воцарила тьма. Затем снова сверкнула молния. Я взглянул на кровь, одновременно желая и страшась увидеть жуткое лицо, но передо мной была гладкая алая поверхность — кровь слина, которого я убил на дороге в Ко-Ро-Ба. Там не было даже моего отражения. Я выпил кровь, закончив ритуал.

Затем я тщательно вытер копье о мокрую густую шерсть слина. Его сердце прибавило мне мужества.

— Благодарю тебя, Брат Ночи, — сказал я мертвому зверю.

Увидев, что в вогнутости щита собралась дождевая вода, я с большим удовольствием выпил ее.

ГЛАВА 5. ДОЛИНА КО-РО-БА

Теперь мне пришлось карабкаться наверх. Дорога была знакомой. Длинный, довольно пологий подъем. За перевалом лежала долина Ко-Ро-Ба. Это была дорога, по которой шли караваны вьючных животных и носильщики, напоминающие бедного Зоска. Дорога, по которой можно было идти только пешком.

Ко-Ро-Ба лежал в окружении зеленых холмов и был расположен в нескольких сотнях футов над уровнем пролива Танбер и таинственного огромного пространства воды, которое горийцы называли «Тасса» — море. Ко-Ро-Ба не был так удален от внешнего мира, как, например, Тентис, расположенный высоко в горах Тентис, но он не был и равнинным городом, как роскошный Ар, или прибрежным, как шумный беспорядочный город-порт Кар у пролива Танбер. Ар был прекрасным величественным городом, который уважали даже враги. Тентис гордился свирепой красотой гор Тентис, а порт Кар хвастался широким проливом Танбер, как своей сестрой, и этим могучим загадочным морем. Я же самым прекрасным считал свой город. Его стройные цилиндры мягко вонзались в небо среди зеленых холмов, и это производило неизгладимое впечатление.

Древний поэт, воспевая города Гора, назвал Ко-Ро-Ба Утренними Башнями. Иногда его и теперь так называют. А само слово Ко-Ро-Ба было весьма обычным, на древне-горийском языке оно означало деревенский рынок.

Буря не прекращалась, но я не обращал на нее внимания. Вымокший, замерзший, я карабкался наверх, прикрываясь щитом от ветра. На перевале я остановился, протер глаза и стал ждать, когда вспышка молнии осветит мой город, который я не видел столько лет.

Меня тянул мой город, я жаждал встречи с отцом, великолепным Мэтью Кэботом, администратором Ко-Ро-Ба, со всеми моими друзьями, с гордым Тэрлом, моим учителем фехтования, милым застенчивым маленьким писарем Торном, который даже сон и еду считал досадными помехами в своих занятиях по изучению древних свитков, но больше всего я жаждал встречи с Таленой — той, которую я любил больше всего на свете, за которую сражался на крыше цилиндра Справедливости, которая тоже любила меня — с темноволосой прекрасной Таленой, дочерью Марленуса, бывшего убара города Ар.

— Я люблю тебя, Талена, — крикнул я.

И когда этот крик сорвался с моих губ, небо расколола ослепительная вспышка молнии, вся долина среди холмов стала ослепительно белой и я увидел, что она пуста.

Ко-Ро-Ба исчез!

Город исчез!

После молнии все погрузилось в непроницаемый мрак и ужасающий грохот наполнил меня ужасом.

Снова и снова вспыхивали молнии, каждый раз погружая меня во тьму, снова и снова странные удары грома грохотали надо мной, и каждый раз я видел одно и то же: долина пуста, Ко-Ро-Ба исчез.

Я резко обернулся, прикрывшись щитом. Копье было наготове.

И при следующей вспышке молнии увидел мантию Посвященного, выбритую голову и печальные глаза одного из касты Благословенных. Говорили, что они слуги самих Царствующих Жрецов. Он стоял на дороге, спрятав руки в мантию и глядя на меня.

Мне показалось, что он не похож на других Посвященных, которых я встречал на Горе. Я не мог точно сказать, что отличает его от остальных членов касты, но в нем было что-то такое, что выделяло его из их числа. В нем не было ничего необычного, разве что лоб был гораздо выше, чем у остальных людей, а глаза наверняка видели намного больше, чем глаза остальных людей.

И меня пронзила мысль, что я, Тэрл Кэбот из Ко-Ро-Ба, простой смертный, ночью на этой дороге, возможно, смотрю в глаза самому Царствующему Жрецу.

Мы долго смотрели друг на друга. Буря стихала, молнии перестали рвать ночь, гром больше не терзал мои уши. Ветер успокоился. Тучи рассеялись. В лужах холодной воды на каменных плитах я видел отражение трех лун Гора.

Я повернулся и посмотрел на долину, где когда-то стоял Ко-Ро-Ба.

— Ты Тэрл из Ко-Ро-Ба, — сказал человек.

Я удивился.

— Да, — сказал я и повернулся к нему.

— Я ждал тебя.

— А ты, — спросил я, — Царствующий Жрец.

— Нет.

Я посмотрел на него и увидел в нем простого человека и ничего больше.