Танцующая саламандра, стр. 30
А теперь два самых дорогих для него человека именно из-за него оказались в ловушке. И если отца он уже нашел и теперь сумеет защитить, то Моника…
Его Моника сейчас в полной власти завистливой и мстительной твари!!!
«Ты палишься».
Этот негромкий голос, прозвучавший в его сознании, произвел эффект, подобный прицельному удару в лоб копытом быка. Такого, утыканного бандерильями, с корриды.
Павлу даже фейерверк искр из глаз почудился.
И звон в ушах.
Но в целом долбануло весьма отрезвляюще, даже на мгновение стало стыдно — распустил нюни, позорище!
А потом дошло окончательно. И стыд сменился страхом. Настороженностью. Готовностью к отпору. Павел автоматически проверил свои привычные, дежурные ментальные блоки — они были на месте.
«Ты не этим палишься, а эмоциями своими. Мыслей твоих даже я прочитать не могу, но горе — слышу. Именно горе, не ненависть, не презрение — горе».
«Даже ты?» — Павел снова стал прежним, сосредоточенным и закрытым. Но диалог решил не прерывать — кто бы ни был его ментальный собеседник, пока он проявил себя как союзник. — «То есть ты считаешь себя самым сильным… рептилоидом?»
На последнем слове Павел осознанно удвоил вопросительную интонацию. Потому что понять, кто с ним контактирует — человек или рептилия, — пока не смог. Слишком все быстро произошло, шок от недавней эмоциональной бури разбередил все его чувства, не забыв устроить бардак и в отделе логического мышления.
«Я ничего не считаю, так оно и есть».
«Видимо, излишняя скромность не входит в список твоих главных достоинств».
«А у меня вообще нет списка, у меня и есть всего одно, но зато самое главное и самое ценное — с точки зрения моего отца — достоинство. Самые мощные для представителя нашей расы ментальные способности. Хотя и они, если честно, оказались слабее твоих. Вот ты — уникален. И так бестолково палишься. Человеческая сущность все-таки мешает».
Всего одно достоинство… С точки зрения отца… Слова Ксандра… Его собственные ощущения там, в их доме…
Ксения. Это она.
«А может, именно человеческая сущность и сделала меня сильнее «даже тебя»? Ты об этом не думала, Ксения?»
«Все-таки узнал» — странное ощущение, словно смешок прозвенел в ушах.
Павел невольно отметил — как же все-таки удобно, оказывается, общаться ментально с тем, кто тоже может это. С обычными людьми и рептилиями так не получалось, приходилось тратить силы на отстранение от их остальных мыслей. А здесь разговор шел легко и спокойно, Павел не слышал никаких «посторонних шумов». Только диалог, больше ничего. Причем присутствовала абсолютная уверенность, что никто из посторонних их беседу не слышит. Почему, Павел не знал. Но так и было.
«Узнал, конечно. Я еще в вашем доме почувствовал твои попытки покопаться у меня в голове. Ты что, с тех пор постоянно следишь за мной? Подсматриваешь и подслушиваешь?»
«Не говори ерунды, это было бы слишком напряжно. Да и своих дел у меня хватает. Но когда ты начинаешь сильно фонить…»
«Прости, что делать?»
«Фонить. Это сложно объяснить…»
«А ты попробуй. Я-то знаю, что у меня все под контролем».
«Ну да, твои эмоции всегда соответствуют ситуации. И даже то, что ты учинил сейчас, тоже вполне объяснимо для тех, кто может слышать. Ты бесишься оттого, что Венцеслава превратили в овощ».
«Ну да, именно так».
«Если не слышать нюансов. Они не слышат. Я слышу».
«И почему же не побежала к папеньке с доносом, а делаешь вид, что пытаешься помочь?»
«Я не делаю вид, я помогаю».
«Интересно, чем же?»
«Глушилкой работаю».
«В смысле?»
«Твою истерику приглушаю, корректирую немного. Как только ты начал фонить сегодня утром…»
«Кстати, ты так и не объяснила, что значит «фонить»?»
«Ну… Это как бывает в плохо настроенном микрофоне — вместо ровного звука внезапно режущий слух визг».
«Понял. Начинаю эмоционально визжать?»
«В общем-то да».
Опять тот же смешок. Забавное ощущение.
«Прелестно. Итак, ты утром услышала мой визг и прибежала послушать, что случилось?»
«Ага. Ты как раз в лабораторию с Ксандром отправлялся. Кстати, я тоже услышала отклик твоего отца».
«Та-а-ак. Все более странно. Логичным было бы сразу же сообщить об этом отцу, а ты…»
«Может, и сообщила бы. Но потом услышала ваш с Ксандром разговор обо мне…»
Ксения словно запнулась, а потом продолжила:
«Спасибо тебе».
«Да за что?»
«Ты не притворялся, когда вступился за меня. Ты был искренен. И для меня это решило все».
«Что — все?»
«Я помогу тебе. Помогу во всем. И уже начала помогать, закрыв от посторонних твое горе».
«Но почему?»
«Потому что люблю. Тебя люблю».
Глава 33
Павел, за время этого ментального диалога давно уже поднявшийся с пола и перебравшийся на кровать, вздрогнул и машинально сел, лихорадочно соображая, как ему реагировать на эти слова.
Он знал, чувствовал — Ксения действительно не может прорваться сквозь его блоки и заглянуть в разум, она в состоянии «ловить только одну радиоволну», настроенную на нее. Но, видимо, вздрогнул он не только физически, но и эмоционально.
«Да не волнуйся ты так».
Все-таки это было очень странно — улавливать в таком разговоре интонации. Сейчас слова Ксении «прозвучали» с грустной усмешкой.
«Я все знаю про тебя и Монику. И скажу честно — в целом мне затея отца с тотальным уничтожением твоей прошлой личности не особо нравилась, но вот то, что ты забыл эту девушку, примирило меня с таким решением. Ты сейчас просто выслушай меня, хорошо? Мне и так трудно об этом говорить, а тем более с тобой. Но времени у нас мало, а я должна объяснить причину своего поведения. И своего главного условия…»
«Условия? То есть помогать ты мне собираешься только в случае выполнения какого-то условия?»
«Да».
Твердое и решительное, но с затаенной горечью на дне.
«Вот это уже ближе к традициям твоего народа».
«Не тронь мой народ, он отчасти и твой. Да и человеческий род редко жертвует своими интересами исключительно из альтруистических побуждений. И еще раз прошу тебя, Павел, — не перебивай меня, пожалуйста. Мне реально трудно. И вот так общаться тоже не очень легко, знаешь ли! Я раньше ничего подобного не делала».
«Договорились, не буду».
«Спасибо. Так вот. Ты меня видел… — застарелая, привычная уже боль. — Даже по меркам нашей расы я уродина. Сверстники общаются со мной исключительно из-за отца, а в детстве… В детстве мне пришлось нелегко. Но очень быстро обнаружились мои исключительные ментальные способности, и меня стали побаиваться уже не только из-за отца. Я легко могла «отвести глаза» не только людям, но и нашим парням, но никогда этого не делала — ненавижу обман. И любви не ждала — понимала, что с моей внешностью это нереально. Брак не отрицала, но исключительно по расчету, мы с отцом давно уже обо всем договорились — он находит самого подходящего и перспективного с его точки зрения партнера для меня, мы заключаем брачный контракт и живем дальше, строя карьеру и старательно работая над продолжением рода. А потом появился ты… Я впервые увидела тебя в человеческой «желтой прессе». И… Павел, это очень сложно объяснить, потому что рациональному объяснению не поддается. Это что-то иррациональное, похожее на розовый бред из человеческих женских романов. Я просто увидела тебя на фото и поняла — никаких брачных контрактов не будет… Я не смогу. Потому что теперь мне нужен только ты. Разумом понимала, насколько бредово это выглядит и звучит, но ничего поделать не могла. Самое смешное, что меня вообще никогда — в отличие от всех наших — не привлекали мужчины-люди. Но и ты не совсем человек… В общем, я, как прыщавый подросток, собирала о тебе всю информацию, которую могла достать, только что постерами своего кумира стены не обклеивала, и то только потому, что у тебя нет постеров, — насмешливое фырканье. — И радовалась планам наших перетащить тебя на нашу сторону. Но и в мыслях не было, что отец сочтет тебя самым подходящим кандидатом в зятья. Пока ты не показал, на что способен… Представляешь, как я радовалась, когда отец нерешительно заговорил со мной о возможности союза именно с тобой?!! Да мне хотелось прыгать и визжать от счастья, но я удержалась, — опять грустная усмешка. — И ничем не выдала своего восторга, деловито обсудила с отцом все нюансы. А когда он сказал, что ты вечером приедешь к нам на ужин!.. Как я волновалась, как боялась этой встречи! Твоей реакции на мою внешность! Мама предлагала мне напустить морок, но и отец, и я категорически отказались. Потому что были абсолютно уверены, что ты сумеешь рассмотреть то, что я скрою. И будет еще хуже. Ты отреагировал на меня достойно, в обморок не упал. Как я хотела узнать, что ты на самом деле обо мне думаешь! Как старалась пробиться сквозь твои пограничные рвы и баррикады! Но ты действительно оказался сильнее меня. И это привело отца в еще больший восторг. А потом он сказал, что ты согласен жениться на мне! Я не могла поверить такому счастью! И мне было абсолютно плевать, что ты согласился рассудочно, ради выгоды и перспектив. Главное — ты будешь моим, только моим! И я не могла больше удерживаться, мне так хотелось знать, что тебя волнует, чем ты живешь. И — да, именно с того момента я выходила на связь с тобой, едва ты на что-то бурно реагировал. «Фонил». Но то, что ты на самом деле все вспомнил и строишь планы побега, я поняла только сегодня, когда ты вытащил из безвременья отца. Я уловила сквозь маскировочные гнев и презрение твою любовь, твою тоску. И поняла, что ненависть твоя направлена не на Венцеслава, а на нас, на наш род… Если честно, это было очень болезненное открытие, особенно после недолгого периода эйфории, когда я даже начала подбирать фасон свадебного платья… Моим первым желанием было тут же сообщить об этом отцу, пусть он снова сотрет твою память, сделает тебя прежним! А потом ты заступился за меня в разговоре с Ксандром… А потом я вместе с тобой узнала о Монике и вместе пережила твое горе… И поняла, что не смогу, не выдержу, если рядом со мной будет биоробот с вычищенной памятью и чужой личностью! А если Шипунов женится на Монике, то каждый раз, когда бы вы с ней встречались — а вы бы обязательно встречались, я слишком хорошо знаю Макса, — я дрожала бы от ужаса. От ужаса разоблачения — а вдруг ты снова все вспомнишь? Если действительно любишь кого-то, его невозможно навсегда стереть из сердца и памяти. Лучше отпустить тебя. Но с условием. Вернее, с двумя».