Спейс работает по найму, стр. 13
– Кэйн?
– Нет, огненный дракон. Говорят, он медлителен и обычно дремлет, пока его не разозлят. Лишь когда он зол, он на что-то способен.
– Я буду иметь это в виду, – сказал я.
– Я присмотрю за Николь, пока вас не будет, – пообещал Умани.
– Хорошо, – сказал я. – Мне бы не хотелось, чтобы эти жулики снова добрались до нее. Видите ли, ее пытали.
– О, боже! – Умани подскакал ближе к девушке и опустил длинную шею, уставясь на нее здоровым левым глазом. – Что они с вами сделали, дорогая?
– Вначале, – сказала она ему, – они кололи мой живот папоротниковыми спицами, а это больно!
Она показала живот и следы уколов.
– Затем они меня изнасиловали, – сказала она деловито.
– Как ужасно! – воскликнул доктор Умани.
– Да нет, вообще-то, – сказала она. – Меня насиловали много раз. Это не так уж и плохо, когда привыкнешь.
– Я лучше отчалю, – заявил я.
– Не раньше, чем я изложу вам условия, – возразил Умани.
– Какие условия?
– На которых основан киднапинг. Каждый киднапинг имеет условия. Вам следует прихватить их как часть багажа.
– Шпарьте, – сказал я.
– Я лучше воссоздам сцену, – сказал Умани. Он уселся перед дверью в лабораторию и задрал два передних копыта. Левый его глаз с безмерной печалью уставился на меня. Это длинные ресницы создавали такой эффект. Каждый жирафоглав выглядит печальным.
– Мы получили закуску в городской секции Ням-Ням, – стал рассказывать он. – Я в теле великолепного старого банджиста, джазового певца, моя дочь Исма и мой двоюродный брат, Варлаг. Мы заказали легкую трапезу из кислого молока и жареных нобурнов и сидели за ням-столом, собираясь приступить к еде, как вдруг стена здания растаяла.
– Какой материал? – осведомился я.
– Вы озадачены?
– Да, из чего оно было сделано?
– Глинокирпичная и полиметаллическая надстройка и с почти каменным основанием, насколько я мог определить.
– Значит, они должны были использовать теталорный деэнертизатор «эмерс» с вращательным цилиндром 20—40, – сказал я.
– Весьма возможно, – сказал Умани с явным раздражением. – Я не оружейный эксперт, мистер Спейс. Могу ли я продолжать?
– Конечно.
– Когда стена растаяла, я немедленно почувствовал, что мы там стали лишними. Следовательно, я бросился к Исме, чтобы защитить ее своим телом. В Ням-комнату вошли твое мускулистых Луни.
– Те самые, что выключили из игры ваше ирландское тело?
– Те самые. Они ворвались и грубо сбили Варлага на пол, что, естественно, отрицательно сказалось на состоянии его печени. Они нашпиговали мое тело джазового певца нитрошарами и удалились вместе с Исмой, пробормотав при этом имя Кэйна.
– А что же насчет условий? – нетерпеливо спросил я.
Умани фыркнул, ноздри его раздулись.
– К этому-то я и веду.
– Он делает как лучше, Сэм, – сказала Николь.
– Условия киднапинга были отпечатаны на открытке, которую они оставили на Ням-столе, – сказал доктор Умани.
– Она все еще при вас?
– Нет, она самоуничтожилась. Но я запомнил условия. У меня талант на такие штуки. Помогает в работе, когда приходится вспоминать формулы.
– Так как же насчет условий?
– О, да. Я могу процитировать, – рога мистера Умани поднялись, а розовые губы пожевали. – Открытка начиналась так: «Мы вновь попытались смахнуть доктора И. Хью Умани. Но, если благодаря счастливому случаю, его мозг будет перенесен в другое тело и он выживет, ему следует учесть наше предупреждение. Если он хочет, чтобы его дочь осталась в живых, эксперимент Умани необходимо свернуть. Он не должен быть завершен. Иначе девушка скончается. Болезненно. Если в течение следующего марс-периода эксперимент будет прекращен, а лаборатория уничтожена, девушке будет сохранена жизнь, хотя она будет задержана до тех пор, пока определенные планы не принесут свои плоды». Таков был ее конец.
– Какие планы?..
– Неважно, – фыркнул Умани. – Все дело в том, что я должен продолжать эксперимент. А вы должны вернуть Исму. Ее жизнь зависит от вас.
– А какая связь у Кэйна с вашей работой? – спросил я. – Исма…
Он оборвал меня, подняв копыто.
– Довольно вопросов, мистер Спейс. Варлаг ждет меня в лаборатории. Я должен скакать. Пошли, моя милая. – Он кивнул Николь. – Я тебе покажу твою квартиру.
– Увидимся позже, Сэм, – сказала Николь.
Умани подарил мне прощальную улыбку. Большие желтые зубы на черных деснах. Мне никогда не нравились улыбки жирафоглавов.
XII
– Вам не встречался Джимми?
Задав этот вопрос, я повернулся к псолицему, который был велик и космат, как банковская стена. Звали его Хам Бодин и он никогда не говорил трех слов, если можно было сказать два, и двух, если достаточно было одного.
Он сказал:
– Нет!
– Когда он был последний раз?
– Неделю назад.
– Один?
– Нет.
– Кто был с ним?
– Как обычно.
Он имел в виду ТеТе. Джимми Хорвел был слишком глуп и безобразен, чтобы иметь иную жену, чем ТеТе, бывшую Мочильницу, чьи лучшие дни (и ночи) были уже позади.
– Она, выходит, все еще болтается с ним?
– Да.
– Где?
– Трудно сказать.
Я отстегнул ему пятерку.
– А теперь легче?
Мы сидели за столом в одном из самых убогих притонов на Луне, а в таком местечке, как это, кредитки не стоит держать на виду. Вот почему я протянул ему пятерку под столом. Большая толстокожая лапа улеглась на нее, а в глазах, по-собачьи ярких, появился блеск.
– Старая Каланча, – сказал он. – Второй блок от перекрестка по черно-кратерной дороге. Можете попытаться.
– Должен, – сказал я.
Черно-кратерная дорога была вырублена в лунной поверхности в дни основания первой лунной колонии, и сейчас находилась не в лучшей форме, даже если, имея с ней дело, приходилось прибегать к посредству пескохода.
Местность была первобытной и окоченевшей. Зловонные помойки разрушенных куполопостроек и случайных биохоников – их заселяли лунорабочие в те времена, когда колония еще действовала.
Пескоход, который я арендовал, был примерно так же подготовлен к эксплуатации как и дорога. Я уже начал проклинать убогие способности этой машины, когда на виду вдруг появился богоховник Джимми, стоявший на песчаном холме.
Он был там, где и указывал Бодин – как раз через одну халупу от перекрестка. Я заметил извечный Джиммин псевдовелосипед – это означало, что он находится внутри. Вместе с ТеТе, разумеется.
Я выключил тягу и выбрался из машины.
Скалодверь богоховника была не заперта, и я не стал утруждать себя стуком. Джимми был моим старым приятелем.
Он был там, это верно. Но он был не в состоянии даже сказать «привет». Сильный запах луносока ударил мне в нос, когда я вошел.
Джимми лежал навзничь на разбитой псевдолежанке у стены – руки раскинуты, рот раскрыт, дыхание тяжелое – и что-то невнятно бормотал. Он насосался сока до поросячьего визга.
– Это еще что за пират? – спросила меня ТеТе. Она сидела за столом, перед ней стояла выпивка – этакая марсианская синеблондиночка в потертой упаковке. Упаковка имела дыры на обоих локтях. Гнев в ее глазах позволил мне понять, что она достаточно трезва для разговора.
– Если тебе это важно, сестренка, то меня зовут Спейс. – Я кивнул в сторону Джима. – Быстренько разбуди его… Влей в него землекофе. Этот парень мне нужен.
– А ну-ка, не пытайся мне приказывать, ты… – я шлепнул ее разок и она заткнулась, понимая, что, в случае чего, я могу это и повторить.
– Слышала? Пошевеливайся.
Она привела Джима в сидячее положение, чтобы разбудить, заорала на него, и видеть ее в эту минуту было не слишком-то большим удовольствием.
– Фух! Фух! Фух! – зафыркал он. – В чем дело?
Я подошел и схватил его за грудки, наполовину приподняв с кушетки.
– Проснись, Хорвел! У тебя есть то, что мне нужно, и ты собирался мне это дать! Ну же, вставай!