Месяц как взрослая, стр. 28
— Кому какое дело, что мы пришли так рано, — сказала Силле.
— Ну да!
Мерле уже смеялась. И тут же спросила: не согласилась бы Силле ночевать у нее?
— Родителей у тебя дома нет, все равно, где спать, — объяснила она. — У меня просто непробудный сон. Будильника я вообще не слышу, и если меня не разбудить, то просплю до обеда. Стыдно опаздывать.
В голосе Мерле не было искренности. Силле внимательно глядела на нее.
— Чего смотришь? Не веришь, что ли?
— А разве отец не может разбудить? Его что, нет дома?
Мерле ответила, что мамин муж уходит на работу к шести. Тут явились девочки и разговор прервался.
В течение получаса Мерле еще нескольких девочек звала ночевать.
Никто не соглашался. Хийе сказала, что скорее солнышко взойдет с запада, чем отец позволит ей ночевать у чужих. Нийда отказалась, третья девочка сказала, что не уснет в незнакомом месте, четвертая приняла за шутку предложение Мерле, так как не могла поверить, чтобы человек не слышал будильника.
Силле вспомнила, что и она сама после отъезда родителей не могла проснуться по будильнику. До сих пор боится проспать и каждый вечер ставит будильник на перевернутое ведро.
— И Тийю в Карпатах! — вздохнула Мерле. — Первое опоздание мне, может, и простится, но когда они пойдут косяком, тогда — прощайте, девочки!
Силле вновь уловила в ее голосе фальшь и не поверила.
28
Эндла Курма остановилась в конце стола.
Силле с интересом ожидала ее слов: бригадир обязательно выскажется по поводу распавшегося квартета. Вчера она этого не сделала. Сегодня же сновала как челнок и только сейчас внесла последние результаты вчерашнего дня в график.
Силле посмотрела на стену, цифры были слишком мелкими, чтобы увидеть издали, сколько вчера Мерле уложила коробок. Сама Мерле об этом не говорила.
Эндла была суровой. Она проследила, как Мерле складывает коробку, затем — как то же самое делает Хийе, и выпалила:
— Снова перестроились! Вы не в песочнице играете. Без разрешения бригадира нельзя ничего предпринимать. Думаете, если о вас написали в газете, то вам уже не нужен бригадир, что вы все знаете и умеете сами?.. Нет, дорогие мои, порядок есть порядок.
Мерле примирительно улыбнулась бригадиру и спросила:
— Вы довольны нашей работой?
— Смотрите, какие колоссальные цифры вы вписали в табель, — сказала Хийе.
— Надо делать столько, сколько от вас требуется, — сухо отрезала бригадир.
— Как это понимать? — удивилась Силле. — А если мы сделаем больше, чем требуется? Сделаем столько, сколько можем?
— Кому нужна ваша спешка? Она приводит к браку. Ясно. Главное, не делайте меньше положенной нормы. Чтобы не было нареканий. Ясно?
Кивая, Силле повторяла:
— Главное, делать такую малость, какую требуют. Ясно. Чтобы не было нареканий. Ясно.
Эндла Курма вроде бы хотела еще сказать что-то, но тут за ней явилась Вейнике.
Силле подошла к графику, увидела цифру 102 рядом с именем Мерле, скользнула по цифре 82 — столько коробок уложила Ингел — и вернулась на свое рабочее место. Работу она делала нехотя, медленно.
Значит, главное, чтобы не было нареканий. И ни одного доброго слова за вчерашние сто четырнадцать коробок. Неужели верить своим глазам и ушам? Бригадиру нет никакого дела до того, что Ингел расфасовала только восемьдесят две коробки, а они здесь — по сто четырнадцать.
Если перевести в проценты, то это будет… Сто двадцать шесть процентов — вот что такое их сто четырнадцать коробок. Великолепно! Просто замечательно! Если бы Эндла Курма хоть словом обмолвилась об этом, тогда бы можно было понять, что она ценит их усилия. Похвалы не надо. Спасибо, проживем. Но заслуженную оценку дать нужно.
А она:
«Главное, не делайте меньше положенной нормы. Чтобы не было нареканий. Ясно?» Чтобы… чтобы… чтобы…
Теперь Хийе может встать, потянуться и сказать, что она пойдет и немного походит, посмотрит, что там другие делают… Столько, сколько требуется, она может сделать и так, шутя. Их норма явно взята с потолка, потому что раньше до них не было временных фасовщиц.
Лишь машина делает столько, сколько ей положено. Только робот. Человек — не машина, человеку требуется шевелить мозгами. Но выходит, что этот новоиспеченный начальничек был бы рад, если бы вместо девочек за столами сидели роботы и роботихи. Уложит каждый свои девяносто коробок конфет и… точка. Просто и ясно. А если бы некоторые роботы-малыши стали делать столько же, сколько большие роботы, и если бы они уложили по сто четырнадцать коробок, то Эндла Курма сразу же отправила бы их в ремонт. Мол, гляньте, что стряслось с этими безумными: они делают столько, сколько могут, а не столько, сколько положено.
— Здравствуйте! Как у вас дела?
Возле Силле остановилась заведующая участком.
— Спасибо! Хорошо! — быстро ответила Мерле.
— Вас в газете так хвалят!.. — продолжала заведующая. — Ваш бригадир Эндла Курма сказала мне, что вы не всем довольны.
— Ничего подобного, очень довольны, — возразила Мерле.
— Мне кажется, что нас тут не принимают всерьез, — сказала Силле. — Почему нас не поставили работать в цех? Может, мы укладывали бы там столько же коробок, сколько и молодые укладчицы.
Заведующая участком слушала Силле с интересом. Хотя на ее лице, казалось, было написано: «Слышали мы и раньше шестнадцатилетних подростков, которые считали, что родившиеся до них люди вообще не умеют вести земные дела».
И тогда заведующая участком сказала, что временной бригадой очень довольны, что сразу видно: производственная практика не прошла для них даром. Что их принимают очень даже всерьез, потому что из этой бригады фабрика надеется получить существенное пополнение и именно поэтому их взяли на работу. В цех их не могли поставить, потому что ни в одном цехе нет такого количества свободных мест для двадцати пяти девочек. Что недавно закончили монтаж новых современных конвейеров, на которых в будущем станет работать, возможно, и кое-кто из их бригады. Что же касается молодых фасовщиц, которые работают на ручной укладке в цехе, то…
Заведующая подошла к висевшим на стене показателям, изучила их, вернулась и закончила:
— Норма укладчиц трюфелей за смену — сто восемь коробок.
— Сто восемь! — воскликнула Мерле и вскочила с места. — Девочки, мы на высоте! Мы делаем даже больше! Ур-р-р-аа!
Заведующая участком засмеялась:
— Хорошо! Продолжайте работать! Но если у вас тут будут какие-нибудь сложности или возникнут планы, сразу же обращайтесь к бригадиру.
Заведующая ушла.
— Поняли, в чем дело? — спросила девочек Хийе и наклонилась к соседке: — Вот так, Мерле, не самовольничай! В этом смысле ты еще не на высоте.
«Так что жаловаться и беспокоиться нет причины, — подумала Силле. — Мы на высоте. Но почему сознание этого уже не радует? Другие девочки довольны. Значит, я не на своем месте? Мерле хочет остаться работать на фабрике. Хотя, бывает, она срывается. Но главное, она знает, чего хочет. Один самый существенный вопрос в жизни для Мерле ясен: она знает, где будет работать. А я? Неужели и мне придется быть всю жизнь фасовщицей? Ага! Сомневаюсь, колеблюсь, не уверена в себе. У каждого человека должна быть такая работа, о которой можно сказать без всякого колебания: „Только эта и никакая другая“. До аттестата зрелости остался всего год. Один год для поисков, взвешиваний и решения. И если за это время сама не найдешь, придется идти на консультационный пункт за советом. Хорошо, если бы там стояли электронно-счетные машины, которые за несколько секунд выберут тебе подходящую работу! Ведь решить вопрос о настоящей работе для себя иногда бывает столь же трудно, как найти среди сотен миллионов людей своего Ромео. Но причем здесь Ромео? Как причем? Ромео и работа — для счастливого человека всегда единственные. Но Имре Лойк сказал, что у некоторых в работе нет своего единственного счастья, так же как и в любви. А у меня?»