Талисман жены Лота, стр. 13
Душный воздух сентябрьской ночи вялыми безвольными пластами ложился на каменные полуразбитые квадраты пола и вжимался в них, содрогаясь от падающего холода.
Фаруда знала, что нельзя поворачиваться.
Но она знала и другое.
Она знала, что гостья из стены... Смерть... скучающая вестница земных итогов... могильная пророчица и беспрекословная исполнительница собственных приговоров... имеет одну... слабость.
Иногда она любит играть не по правилам.
И чем смелее игрок, тем он неуязвимее, и тем большего он может добиться. Разумеется, лишь на время.
Фаруда медленно повернулась и плеснула в стену остатки воды из кувшина.
Стекающие со стены колдовские щупальца рисовали на стене знаки...
– Знаки удачи, – читая их, прошептала Фаруда.
На мгновенье низко висящий янтарный булыжник луны покрылся яркой лазурью и мертвые камни разрушенного дома шевельнулись, сдвинутые молодым женским смехом развеселившейся Смерти.
Обессилевшая Фаруда присела на ступеньку и тихо затянула тягучую благодарственную песнь на понятном только ей одной языке.
Аглая достала шкатулку, кучей вывалила на стол цепляющиеся друг за друга сережки, перепутанные бусы, кольца, перстеньки и браслеты и принялась за работу.
Распутала бусы. С трудом, но распутала. Бусы – не кармические завязки. Начистила обручальное кольцо, которое никогда не носила, разве что в первый год замужества. Вспомнила, как муж дарил подарки. Усмехнулась. Примерила колечко. Со вздохом отложила в сторону. Дорогие подарки других мужчин, которые тоже мечтали когда-то надеть на ее безымянный палец простой золотой ободок, чистила не так тщательно, поскольку не любила их. И тоже – не носила.
Уложив украшения обратно, она отодвинула от себя костяную шкатулочку и сняла талисман.
Увесистый серебряный треугольник его с двумя крепежными дужками положила в центр ладони. Знаки, вырезанные по углам, по форме чем-то напоминали бобы, только очень узкие. «Бобы» были словно живые и каждый раз, казалось, меняли не только контуры, но и месторасположение, то приближаясь, то отдаляясь от вмонтированных в центр талисмана трех бирюзовых пластин разных оттенков.
Сами пластины были инкрустированы золотыми, направленными в противоположные стороны спиралями, а на обратной стороне талисмана плотными рядами, как небесные воины, лучились тонко выгравированные буквы древнего алфавита.
– Серебряная пластина, дужки... Окно в залежи легенд и загадок... Два искривленных временем до неузнаваемости вопроса... – шептала Аглая. – Знаки – сквозные. Что они значат, почему так подвижны в своей неподвижности? Так не бывает!
Бирюза. Синяя, обнаженная, чистая. Как небо в раю для двоих.
И эти золотые ниточки-спирали – тоже символ. Чего? Почему они так струятся вслед себе и – навстречу?
И буквы, так похожие на ивритские. Алеф – летящий к неземным солнцам божественный дух. Бет – творящая мир сила. Гимель – путь постижения.
Алеф, бет, гимель... – корни жизни, корни душ, сплетенные воедино...
Никогда ничего понять Аглае не удавалось, несмотря на некий набор эзотерических знаний и мощное интуитивное постижение сути вещей. Сам Юрка ни разу ни на один вопрос по поводу талисмана не ответил. Только вот на днях сказанул что-то маловразумительное... Про миры и про женщину...
Догадки
Утром, перебирая платья в шкафу, Аглая с удивлением поняла, что ее гардероб требует обновления. Выдвинула ящик с нижним бельем. Переворошила нежно пахнущий ворох... Что-то ее насторожило. Она заглянула еще в один ящик, в другой и поняла, что жилец Алик, убравшись к едрене фене, вместе со своим скарбом прихватил ее трусики. Те самые, в которых она была, когда нечаянно решила, что ей для тонуса нужен мужчина. Никакого тонуса не случилось, а теперь вот – и трусов нет. Между прочим, с бельгийскими кружевами.
– Фетишист несчастный! – сказала Аглая, задвигая ящики коленкой.
Сомнамбулически бродя по пустой квартире и умиротворяя себя изо всех сил, она вдруг почувствовала, как льющийся из окон свет распрямляет ей плечи и осторожно лепит невидимые крылья. Неожиданно для себя она запела.
Свивая в горле грустную незнакомую мелодию, звуки странно и уверенно текли, наполняя пространство комнаты высокими нотами блаженства. Она пела, обхватив себя руками и закрыв глаза – нагая.
И очень хрупкая, как ей показалось... Она пела и ощущала, что это не она поет. Вернее, она, но другая, совсем не здешняя, явно моложе себя... Эта женщина была напитана... до самого края, до самого донышка души... любовью... до самых пяточек – лаской.
Чувство, что ее – теперь уже именно ее! или все же ту – другую? – держат чьи-то сильные руки и гладят... освобождая от неволи... унося на волнах мутнеющего сознания память о долге... опутывая ожерельями сладкого греха... укутывая пурпурными шелками страсти... это чувство было столь сильным, что Аглая заставила себя на миг открыть глаза... Огляделась недоуменно. Убедившись, что рядом – естественно! – никого нет, вздохнула и... отдалась пленявшей ее силе.
...В зените неудержимого падения в беспредельность восторга она услышала сотрясаемый набатами счастья долгий стон. Свой? Или этой инородки с диким табуном вьющихся волос, скачущим по скользким от пота плечам?
...Сквозь абсолютное бездыханье тишины полились жужжащие звуки полдневного солнца и далекое блеянье овец...
Она почувствовала, как дрожащие сильные руки отпустили ее... пробежали по спутанным волосам... подняли их... тронули шею... Она ощутила прикосновение к влажной коже какого-то тяжелого предмета, и еще раз – последний – жар губ, испивших ее до конца.
Она... она ли?.. проскользнула ладошкой – чуть более жесткой и узкой, чем ее собственная – к неведомому дару, все еще не открывая глаз... Она гладила металлический предмет, пытаясь на ощупь угадать, что это...
Она вздрогнула от невероятной силы, вложенной в талисман – силы любви.
– Это мне? – спросила она пересохшими губами.
– Тебе, – ответил печально и тихо голос. – Я сделал это тебе... Вы уйдете... Вам надо уходить... Я хотел, чтобы ты была защищена... Постарайся не снимать этот оберег никогда... Скажи Лоту... Придумай... любимая... что ты скажешь Лоту... Но не снимай талисман... никогда.
Аглая открыла глаза и, пошатываясь, добрела до кресла. Села, уткнув голову в колени... Нащупала сделанный ей Юрием Гольдштейном талисман, провела по нему пальцами, зажала сильно в кулаке... Вздрогнула всем телом.
Это был тот оке самый талисман!
Вернее, нет, не тот же самый. Это был ее талисман. И наяву, и в этом эротическом полусне, который она видела про какую-то другую женщину... Надевшую ее загорелую кожу... разбудившую ее желания... и... предающуюся греху под палящим солнцем... Конечно, греху! У нее – муж...
«Интересно, как правильно сказать, – подумала очень серьезно Аглая, – предающуюся греху или ее, Аглаю, предавшую греху? Этому соитию в безумстве жары? ...Как тот... ремесленник... или пастух, Бог его знает! – этот страстный любовник-ювелир назвал мужа? Лот?»
– Спятила! – накрутив больно волосы на кулак, обратилась к себе во втором лице Аглая. – Ты совсем спятила! Какой грех? Чей муж? Любовник какой-то! У тебя нет любовника. И сто лет не было! Сублимация! Или как это правильно называется?! Вчера, там, в кейсарийском театре... Ты начала... обольщать постороннего мужчину... А как это еще называется? Ты шептала ему в уши неприлично-страстные слова про член ливанский... Тьфу! Кедр! Ты, записав его в Соломоны, обещала быть покорной, как рабыня. Рехнуться можно! А потом объявила, что он твой возлюбленный, а вовсе не римский легионер. И пела ему сладкие песни заунывные про Ханаан, и сыпучие пески, и... Понятно, почему он встать не мог!
Аглая не двигалась. Обличая себя, она все же понимала, что с ней происходит что-то необычное. Что все эти ощущения, видения... Это не плод фантазии одинокой женщины – она была готова поклясться. Это иная реальность, дверь в которую приоткрылась. Или кто-то приоткрыл ее... Мысли потекли вспять, в обратном порядке отсчитывая дни. ...Из разбросанных по осколкам видений, из безумных, невесть откуда взявшихся картин... из этого... Содома с Гоморрой... Иерусалимского... из черных скал... летящих с неба камней... из грохота и воя... из блеянья овец... из этой страстно-блаженной минуты, вознесшей ее – нет! Ту, другую, любящую женщинув объятья единого бога Счастья... из всей этой галиматьи последних дней начало что-то складываться. Не похожее ни на что и очень похожее на...