Мама, стр. 29
— Она у тебя чудесная… Вот сюда пойдем, к переезду.
Шел поезд. Они постояли, пережидая, уже откровенно, в упор разглядывая друг друга.
— Ну, а я на твой взгляд — постарел?
— Это мы, женщины, стареем. Про мужчин говорят: возмужал.
Изменилась она? Да, конечно. Немного пополнела — и это ей идет. Ее красота была строгой, стала роскошной. Глазам больно смотреть! Кто ни пройдет мимо — оборачивается.
Константин проводил Надю до дома портнихи.
— Посиди здесь на скамейке, я очень быстро. Вместе вернемся.
На обратном пути Надя рассказывала о дочке. Заставила говорить о Димке, о Светлане.
— Это очень жаль, что Светлана не работает. Нужно устроить, чтобы преподавала опять.
— А как устроить? Ну, вот как ты устраивалась, скажи.
— У меня нянечка очень хорошая, клад.
Константин усмехнулся, вспомнил Олю Рогачеву: «еще один вариант».
— Не всем удается клад найти.
— А вы искали?
— Ну как же! Кроме того, ведь он хворал много. Я думаю, может, это и лучше, что Светлана пока с ним.
— А сейчас-то он здоров?
— Сейчас вроде здоров.
— Ну, тогда это мужская логика — радоваться, что жена дома сидит.
— Я, Надя, думаю, что в данном случае это логика общечеловеческая. Мне кажется, Светлане самой было бы жалко его отдать сейчас в чужие руки.
Они уже подходили к Надиному дому.
— Зайдешь?
— Нет, спасибо, я и без того задержался.
— Боишься, от жены попадет?
— Нет, не боюсь. Она у меня не сварливая.
— Уж будто не попадает никогда?
— Если и попадает, так за дело.
— Ах, все-таки, значит, бывали и серьезные проступки!
— Я, Надя, себя за ангела никогда не выдавал.
Надя сказала добродушно:
— Смешно мне все-таки на тебя глядеть: почтенный отец семейства! Ну, в таком случае, до свидания, приходите к нам завтра всем семейством. Приходите часам к шести — днем у нас запланирована прогулка.
— Спасибо, я передам семейству. Всего хорошего. Но как раз в эту минуту в саду появилась Александра Павловна. Теперь не зайти и не поздороваться было бы уже неловко.
Димка только что кончил сосать. Но положить в кроватку никак себя не давал. Как только Светлана делала движение — встать с кресла, малыш открывал глаза и рот, делал еще несколько дополнительных ленивых глотков и опять засыпал. И жалко было с ним расставаться, уж очень приятно тяжелела на руке влажная головенка.
Начинало уже темнеть. Светлана чутко прислушивалась к шагам на улице. Вот, кажется… Скрипнула калитка. Шаги на террасе. Костя осторожно заглянул в спальню. Светлана приложила палец к губам.
Через несколько минут она вышла в столовую.
— Голодный?
— Да, очень. Представь себе, Надю встретил. Они вчера только приехали. Стала расспрашивать про тебя, про Димку. Я проводил ее за линию — там портниха у нее какая-то, потом вернулись, неудобно было к ним не зайти.
— Верочку видел?
— Видел. Еще не спала.
— Славная она?
— Да, очень миленькая. Но… если говорить объективно, то Димка наш…
— …симпатичнее? — с живостью подхватила Светлана.
XX
В выходной день Димка, против обыкновения, проявил великодушие и дал родителям поспать. Позавтракали поздно. Вынесли в сад Димкину кровать.
Константин спросил:
— Ты купаться пойдешь?
— Я попозднее, когда управлюсь.
— Тогда я сейчас схожу окунусь, а потом еще раз пойдем, вместе.
Если дождя не предвиделось, Светлана готовила обед в саду. Две электрические плитки выводились длинными шнурами через террасу на широкую скамью. Две кастрюли дружно кипели, и можно было следить за ними и одновременно занимать Димку веселыми разговорами. Чайник ждал своей очереди: включенный вместе с плитками, он обычно гасил свет во всем доме.
— А вот мы сейчас с Димочкой кашу будем есть! А ну-ка, скажи, Димок: «Ка-ша! Каш-ка!» А ну-ка, скажи: «Каш-ка!»
Димка ходил по кровати и говорил:
— Дай, дай!
На нем была распашонка, надетая задом наперед, зашитая настолько, чтобы пролезала голова. Рукава, которые некогда казались такими широкими и длинными, теперь доходили только до локтей. Внизу распашонка едва прикрывала середину животика.
Размешивая кашу, Светлана все приговаривала:
— А хороший мальчик сейчас скажет: «Каш-ка!»
— Дай, дай!
— Нет, Димочка: каш-ка!
Димка вдруг приостановился, как бы прислушиваясь к чему-то происходящему внутри него, и зловещим голосом произнес:
— Кха!..
Но это было уже совсем другое слово, и имело оно совсем другое значение. Светлана поспешно отставила кашу и выхватила Димку из кровати.
— Вот они, чудеса науки и техники! Смотри-ка, Надюша, до чего остроумно придумано: хозяйство электрифицировано полностью!
Светлана обернулась. За забором стояли Надя и ее муж, Верочка сидела на плечах у отца. Они уже входили в калитку.
Надя сказала, улыбаясь:
— Алексей, ты лучше отвернись, будь деликатным.
— И не подумаю отворачиваться. Я сам отец. Светланочка, если нужно, давай я тебе помогу.
— Нет, нет, спасибо!
Тут же висел умывальник, вода нагревалась солнцем, и можно было обмывать Димку и самой мыть руки, не бегая в дом.
Управившись со всем этим и посадив сынишку в кровать, Светлана могла наконец поздороваться.
Гости были одеты по-праздничному. Алексей — в светлых брюках и белой шелковой рубашке, Надя — в очень элегантном платье; впрочем, на ней все казалось хорошо. На Верочке — пышное голубое платьице с крылышками.
И Светлане стало досадно, что Димка предстал перед ними в допотопной распашонке, правда очень чистенькой и хорошо отглаженной, но все-таки… Если бы знать, что придут…
И сама она была в красном ситцевом сарафане. Правда, тетя Леля утверждала, что сарафан ей очень к лицу: «Имей в виду, Светлана, красный цвет — твой цвет!»
Но сарафан уже полинял немного, а главное — стал коротковат… К тому же Светлана была босиком, а Надя — в чудесных белых танкетках.
Светлана поймала на себе Надин взгляд, любопытный, изучающий, — это был очень женский взгляд. Он как бы говорил: «Вот ты какая стала!»
— Маленькая мама! — ласково сказал Алексей.
Он показался Светлане еще более худым и высоким, чем прежде.
Димка сейчас же потянулся к Верочке, она разглядывала его с интересом.
— Надя, что же вы стоите? Садитесь. А вы, Алеша, вот сюда.
Надя села.
— Мне кажется, Светлана, твое положение почтенной матери семейства как бы сравняло нас годами. Говори мне «ты», даже неловко получается.
— И мне тоже, Светланочка, пожалуйста. — Алексей, наклонившись над Димкиной кроватью, с большим знанием дела показывал и «козу рогатую», и «шу, полетели» — весь несложный репертуар для самых юных зрителей.
Надя спросила:
— Костя дома?
— Он купаться пошел.
Светлана вдруг вспомнила, что на речку Костя пошел в одних трусах и, разумеется, тоже босиком. Прошел не улицей, а огородами и вернется через боковую калитку, но все равно в дом ему, кроме как через террасу или через крыльцо, которое тоже на виду, не попасть.
А Константин и не думал искать незаметные пути. Вошел неторопливо, с полотенцем на плече, приглаживая загорелой рукой мокрые волосы. И вдруг заметил гостей, когда отступления уже не было.
— Добрый день! Вы… извините меня за такой… ультрадачный вид!
— Ничего, — весело сказал Алексей, — июль месяц, форма одежды — летняя.
— К тому же вы с Димкой дополняете друг друга, — смеясь, добавила Надя.
Она смотрела на Костю весело, непринужденно. И в то же время это был опять очень женский взгляд.
Глупая мысль — Светлане вдруг показалось, что если бы Надя стала сравнивать… Ей всегда было странно, что Надя полюбила именно Алешу Бочкарева. Конечно, он исключительно хороший человек… Кстати, ни разу прежде Светлана не видела его счастливым — всегда страдающим, хотя он очень здорово умел это скрывать… Казалось, что он знает уже вперед, что Надя не для него, и как-то примирился с этим. Верочка похожа на отца — и это хорошо, потому что такой красивой быть, как Надя, даже страшно! А вот если сравнить Костю и Алешу… Никогда Костя не казался Светлане красивым. Пожалуй, и не могла бы полюбить красивого мужчину. Красивый мужчина обычно знает, что он красив, и почти всегда немножко позирует, как актер. В Косте — другое. В Косте — мужественная привлекательность, о которой он сам и не подозревает, — может быть, потому, что его первая любовь была такой неудачной? Костя всегда остается самим собой.