Голубой берег, стр. 1

Annotation

Ранняя приключенческая повесть Георгия Тушкана (в этом издании Ю.Тушкана) и М. Лоскутова "Голубой берег". О трудностях становления Советской власти в глубине Киргизии. Журнальная версия. Печаталась в журнале "Пионер" в 1936 г. №№ 7,8,9. ЛИТЕРАТУРНЫЙ РАРИТЕТ!!!

Голубой берег

Часть первая. Кишлак Кашка-су

КАРАБЕК

ШАПКА ИЗ КУНИЦЫ

СМЕШНОЙ КИШЛАК

ПАЛКА МОИСЕЯ

ДЕРЕВЯННОЕ УХО

ПАСТУХ ГОЛУБЫЕ ШТАНЫ

ЯЧМЕНЬ

ОХОТА

СБОРЫ КАРАВАНА

Часть вторая. Долина

СПЕШАЩИЙ БАЗАР

МАРИНКА

ТОЙ

ЛАЙЛИ-ХАНУМ

БОЛЬШАЯ ИНСОЛЯЦИЯ

ПЕРЕВАЛ

КТО БУДЕТ ПЕТЬ В КАРАВАНЕ

Часть третья

ОВРИНГИ

БОЛЬШАЯ ДУВАНА

ПРИМЕТЫ

ГАРМ

ХИТРЫЙ ШАМШИ

КАМНИ

ЧЕЛОВЕК С ГОР

ШАЙТАН-ГОРА

ЧУДО В ДУВАНЕ

notes

Голубой берег

ПРЕДИСЛОВИЕ

Мы познакомились с агрономом Петром Анисимовичем Коротковым в маленьком горном поселке, на рубеже Ферганской и Алайской долин. Этот удивительный человек рассказал нам о стране гор больше, чем дал бы нам десяток книжек. Мы не сумеем здесь передать и десятой части того, что мы слышали в маленькой чайхане длинными вечерами, когда на огонь летели мошки и с холмов приходил запах травы, влажной от тумана.

Это были общие беседы за чашкой чаю. Из них составился настоящий рассказ об одном путешествии агронома по Алайской долине, у порога которой мы теперь сидели. Слушая его, мы смотрели на темную стену хребта, казавшуюся ночью ближе, и думали о стране гор; она поднималась за плечами агронома, она стояла совсем рядом, как бы придвинувшись, чтобы послушать. Там, за холодными высотами, покрытыми сейчас снегом, начинается мир узких тропинок ледяного ветра, головокружительных карнизов, альпийских лугов — мир горного человека.

Это целая страна, с аулами, горными городами, отдельными областями и районами; сейчас же за хребтом лежит Алайская долина, потом еще выше — Каратегин, Дарваз, Шугнан, Бадахшан, Гиндукуш — преддверие Индии, хаос долин, горных кряжей и пиков. Это удивительный угол нашей страны, полный своеобразия.

Люди населяют эти места так редко, что многие дни можно ехать по диким тропинкам, не встретив ни одного человека.

Алайская долина лежит на высоте трех тысяч метров. Когда в Фергане уже сеют хлопок, там еще стоит зима. Жизнь людей и растений здесь сурова. По долине мчатся жестокие ветры.

Но это вовсе не мертвый край. Здесь могут произрастать неисчислимые богатства.

Природа долины исполнена многообразия: тут есть тундра и альпийские луга, песчаное-каменистые пустыни и богатейшие пахотные поля; ковыльные травы могут дать пищу многотысячным стадам. Алайская долина — родина диких клеверов. Старинные арыки когда-то орошали тысячи гектаров плодородных пшеничных полей. Сорта растений горной Абиссинии могут хорошо расти тут. Суровые условия борьбы выработали у здешних растений твердый характер и большую силу. Даже капуста здесь выдерживает 18 градусов холода, когда обычная капуста мерзнет при пяти-шести.

Нам хочется передать рассказ Петра Анисимовича об одном агрономическом предприятии его опытной станции. Опытный пункт научно-исследовательской станции Академии сельскохозяйственных наук был создан в одном небольшом кишлаке Алая для работы над замечательной задачей — оживить заброшенные поля Алайской долины. Прежде всего здесь нужно было исследовать местные сельскохозяйственные культуры, помочь населению посеять новые культуры, выработать морозоустойчивые и быстро созревающие сорта в этом опорном пункте долины.

Это простой рассказ о том, как агрономической экспедицией была вывезена из Алайской долины в Каратегин партия семян гималайского ячменя и обратно из Каратегина были доставлены семена пшеницы. Путь экспедиции был труден. Он сопровождался событиями, которые могут показаться несколько необычными.

В Алайской долине тогда кончалась зима. Внизу на полях лежали мокрые снега. Сверху ветер нес пургу. С окружающих долину хребтов с грохотом падали вниз весенние обвалы.

Ю. ТУШКАН.

М. ЛОСКУТОВ.

Голубой берег

Повесть Ю. Тушкана и М. Лоскутова

Рисунки Б. Винокурова

Часть первая. Кишлак Кашка-су

КАРАБЕК

— Ай, черная большая лошадь, замечательный конь по фамилии Алай, ай-ай-ай! О, превосходная собака. О, верный следопыт! Ай, длинный караван, о-о-о!

… Вдвоем с переводчиком Карабеком мы ехали: в Кашка-су. Это далекий район, прилегающий к китайской границе. В те времена он был почти оторван от советской жизни. Стоял февраль. Наш караван шел много дней в полном одиночестве среди белого пространства, переправляясь через реки и глубокие снега.

Впереди ехал на верблюде Карабек, смуглый молодой киргиз. За ним — я на своем огромном вороном коне по имени Алай. За нами степенно шагали як — горный бык по прозвищу Тамерлан — и два верблюда с грузом. Неорганизованно бежал лишь пес Азам, он же шайтан-собака; громадная взлохмаченная его голова то мелькала спереди, то появлялась неожиданно где-то сбоку, среди белых нагромождений горных склонов.

— Ай, черный пес, ай, шайтан-собака, ай-ай-ай! — пел Карабек, качаясь на своем верблюде.

Это был невозмутимый человек — мой друг и помощник Карабек, он очень любил петь песни. Он пел обо всем, что видел и о чем думал. Он не мог прожить полчаса, чтобы не петь, и я думаю, что если бы ему запретили петь он бы умер. Когда ему не хватало материала для песен, он находил его с удивительной изобретательностью. Иногда докладывая мне о каких-нибудь делах, он чувствовал, что проза в его жизни слишком затянулась; тогда он начинал подпевать. «Ай, ай, товарищ начальник, — выводил он, — вот как я вернулся из кишлака Ак-су. Ак-су, Ак-су, Ак-су! Су-у-у…» Сперва это сердило маня, потом я привык и махнул рукой. Это был славный товарищ, бывший красный партизан и хороший работник, «человек, который видел шайтана, и его детей, и многих других его родственников», — как говорил он.

Мы ехали в дикий район, в места, которые редко посещал кто-либо, кроме местных киргизов, в кишлак, о котором поговаривали как о притоне контрабандистов. Белые склоны гор, покрытые снегом, стояли по обеим сторонам тропы. Ущелье поднималось вверх, оно становилось все уже, и скалы вырастали по сторонам. Они висели над нами причудливыми фигурами. Было тихо. Лишь иногда внезапно среди безмолвия ущелий, словно отзвуки выстрелов, возникали какие-то отдельные грохоты и гулы обвалов и заставляли нас вздрагивать. Черный пес Азам бежал теперь смирно по тропе, время от времени останавливаясь далеко впереди, то и дело прислушиваясь и вопросительно оглядываясь на нас.

Карабек тянул какие-то фразы, в которых русские слова мешались с киргизскими. От нечего делать я прислушивался к его бормотанью.

— A-а-а, у-а… — тянул он. — Азам, адам, шайтан. А-а, что ты смотришь, черная собака? А я знаю, что ты хочешь сказать. Вот жили-были на свете несколько друзей: один большой начальник-агроном товарищ Кара-Тукоу; один небольшой проводник Карабек, три старых верблюда, один бык, один лошадь Алай и еще один большая черная собака-шайтан по фамилии Азам. Вот поехали они все вместе в кишлак Кашка-су. А там был очень дикий и страшный район. И собака говорила, и переводчик Карабек говорил, и многие перед тем говорили начальнику: «Не надо ездить в Кашка-су; там живут плохие киргизы, там вас встретят контрабандисты и разбойники. Они вас убьют: и начальника убьют, и Карабека убьют, и лошадь убьют, и трех верблюдов, и быка, и шайтан-собаку!