Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах, стр. 34

В 1753 году Петербург отметил свое пятидесятилетие. К нему готовились. С конца 1740-х годов Академия наук работала над юбилейным альбомом, в который вошла блестящая серия гравюр по рисункам М. И. Махаева «План столичного города Санкт-Петербурга с изображением знатнейших оного проспектов, изданных трудами императорской Академии наук в Санкт-Петербурге». Альбом в первую очередь предназначался для рассылки в европейские столицы в подарок «господам послам и обретавшимся при иностранных дворах российским министрам и в королевские тамошние библиотеки». Петербург на гравюрах предстает вполне сложившимся городом европейского уровня. То же самое единодушно отмечали все современники. Он поражал путешественников нарядными дворцами и особняками, многочисленными реками и каналами в обрамлении обильной зелени, куполами и шпилями великолепных соборов, оживлявших панораму города. Росла слава Петербурга и его популярность среди жителей европейских столиц. Одновременно росло восхищение городом, восхищение, пришедшее на смену изумленному непониманию первого периода петербургского строительства.

Сцены политической жизпи

О трех наиболее значительных спектаклях, разыгранных на политических подмостках Санкт-Петербурга во второй половине XVIII века, фольклорные версии которых дошли до нас в мифах, преданиях и легендах, следует сказать особо. Все они удивительно схожи по социальному составу действующих лиц и декорациям. В первом случае это император Петр III, бесславно закончивший свою жизнь в Ропшинском дворце, покои которого были превращены в тюрьму; во втором – несчастный царь Иоанн Антонович, невинно погибший в секретном застенке Шлиссельбургской крепости; и в третьем – претендентка на российский престол загадочная княжна Тараканова, нашедшая свою смерть в казематах Петропавловской крепости. Шекспировский драматизм интриг и впечатляющая яркость мизансцен во всех трех случаях была достигнута благодаря недюжинному таланту режиссера и постановщика всех трех представлений – Екатерине II.

Короткое, продолжавшееся всего полгода, царствование Петра III оставило о себе память в фольклоре только благодаря его нелепому и смешному поведению, неподобающему высокому положению русского государя. Его несуразная от природы внешность выглядела еще более курьезной в прусской военной форме, в сапогах настолько высоких, что император вынужден был ходить и сидеть, не сгибая колен. Большая шляпа прикрывала его маленькое и, как утверждали многие, злое лицо, которое он к тому же постоянно искажал в кривлянии. Все свободное время он проводил, муштруя специально выписанных для этого из Германии несчастных голштинцев, в пьяных застольях с немногими друзьями да в оргиях с фрейлинами своей юной жены, которой он пренебрегал практически с самого начала супружеской жизни. Он был смешон и вызывал сочувственное снисхождение у деятельной, умной, обаятельной Екатерины и ее близкого окружения.

Соответственно он вел себя даже с представителями иностранных государств. Так, особой милостью пользовался у него посланник прусского короля. Однажды Петру Федоровичу захотелось, чтобы его молодой друг непременно воспользовался благосклонностью молодых женщин из его окружения. Он запер посланника с ними в отдельной комнате, а сам с обнаженной шпагой встал у дверей. Когда же к нему с бумагами явился канцлер, то он сурово отрезал: «Отдайте свой отчет в другой раз, вы видите, что я солдат».

Даже те немногие положительные для страны указы, которые успел подписать Петр III, будучи императором, народная память связывает не с его государственной мудростью, а со счастливым совпадением анекдотических обстоятельств. Так, будто бы, заранее сговорившись с друзьями, Кирилл Разумовский во время одного из застолий крикнул ближайшему собутыльнику императора страшное «слово и дело» за то, что тот якобы оскорбил государя, не выпив за его здоровье бокал до дна. Дело могло закончиться печально, если бы придворные не начали наперебой уговаривать государя ликвидировать Тайную канцелярию. Пьяный и разгоряченный Петр тут же подписал манифест, заранее подготовленный его секретарем Волковым.

В аналогичной ситуации был подписан, согласно легенде, и другой манифест – «О даровании свободы и вольности всему российскому дворянству». Однажды, дабы скрыть от своей официальной любовницы Елизаветы Романовны Воронцовой, что в эту ночь он будет веселиться с княгиней Куракиной, Петр сказал в ее присутствии известному нам Волкову, что просит его задержаться в кабинете на всю ночь, так как к утру им двоим следует исполнить известное только им «важное дело в рассуждении благоустройства Государства». Едва наступила ночь, Петр заперся с Куракиной, закрыв при этом Волкова в пустой комнате под охраной собаки. «К завтрему узаконение должно быть написано», – бросил Волкову император. Не зная намерений государя, догадливый Волков вспомнил неоднократные просьбы графа Воронцова о вольности дворянству. Ничего другого не придумав, он сел и написал об этом манифест. Наутро, когда его выпустили из заключения, манифест, на самом деле оказавшийся одним из важнейших внутриполитических актов России, был подписан.

В апреле 1762 года Петр III въехал в еще окончательно не достроенный Зимний дворец. К тому времени площадь перед дворцом была завалена мусором, загромождена сараями и строительными материалами. Петра III раздражал вид захламленной площади. И тогда, как рассказывают предания, чтобы ускорить расчистку площади, был отдан приказ, разрешающий жителям Петербурга брать все, что их могло привлечь в кучах строительного хлама. Как утверждает городской фольклор, через несколько часов площадь была очищена. Говорят, это любопытное зрелище веселило императора.

Супружеская жизнь Петра и Екатерины с самого начала не заладилась. Первоначальная холодность скоро переросла в равнодушие, а затем и в ненависть друг к другу. Петр Федорович не просто стремился к разводу с Екатериной, намереваясь жениться на Елизавете Воронцовой. Согласно одному из преданий, он распорядился строить на территории Шлиссельбургской крепости кирпичный одноэтажный дом из одиннадцати комнат. Дом строился с большой поспешностью и должен был быть закончен в шесть недель. Это таинственное строительство в таком мрачном месте среди мертвой тюремной тишины всем казалось странным. Как полагает легенда, Петр Федорович собирался запереть в этом доме Екатерину. Строительство прекратилось со смертью императора.

Екатерина действовала иначе. К лету 1762 года Петр Федорович был ей давно уже глубоко безразличен. К тому времени она пережила необходимость забеременеть и родить великого князя Павла Петровича – будто бы, о чем мы будем говорить в свое время, по настоянию царствующей императрицы Елизаветы Петровны, от молодого, пылко влюбленного в Екатерину Сергея Салтыкова; родила дочь Анну от будущего короля Польши графа Станислава Понятовского и сына – от графа Орлова. Она проводила время среди довольно узкого круга верных друзей и преданных почитателей. И главное – она верила в свое предназначение.

28 июня 1762 года при поддержке гвардейских полков Екатерина объявила себя правящей императрицей. Низложенный Петр III был арестован и доставлен в Ропшу. Через несколько дней во время обеда будто бы произошла драка бывшего императора с пьяными охранниками, во время которой Петр Федорович, согласно распространившейся в народе молве, был убит столовой вилкой. По официальному заявлению дворцового ведомства, смерть императора наступила внезапно «от геморроидальных колик». Насильственная смерть Петра III, и без того легендарная, окружена таинственным ореолом. Рассказывают, например, что убийство в Ропше увидел из Стокгольма знаменитый шведский ученый, теософ-мистик Эммануэль Сведенберг.

Тело скончавшегося императора три дня показывали народу. Тогда же всех голштинских солдат, верой и правдой служивших императору, посадили на суда и отправили в Германию. Но и в море их преследовал злой рок. Буря потопила почти все корабли, и пока, как утверждают предания, кронштадтский губернатор запрашивал императрицу, можно ли помочь несчастным, все они погибли.