Мэр, стр. 81
– Ну, лишить-то можно. Только это должен сделать сам наследодатель…
– Это Ленка, что ли?
– Ну, да.
– Ты чего, рюхнулся, что ли?! Совсем съехал с катушек? Юрист гребаный! Ленка-то того! Уже откинулась! Где я тебе ее возьму, раз давеча ее в морг свезли! Завтра похороны, а ты тут гонишь хрен что!
– Вы не шумите, а послушайте до конца.
Кротов нервничал: он не мог отказать Пол-Алену, которому периодически оказывал услуги и брал с него немереные гонорары, окупая свои не совсем правовые советы.
– В общем, если вдруг где-то откроется так называемый наследственный отказ. Ну, то есть не совсем, но неважно. Короче, если будет бумага, подписанная Аленой Игоревной, что она лишает права наследовать Игоря Петровича Лущенко, то автоматически остается лишь один наследник.
– Это кто же? Кто такой? Ну-ка, назови!
– Да вы! Вы! Вы же остаетесь! – Даже Кротов поражался иногда несусветной глупости Сабурова-старшего. Но он прекрасно делал на нем деньги, а за глупость, как известно, люди платят в несколько раз больше.
– Я? Опа! Ну ты мастак, адвокат! Толян, братан! Я тебе должен! Все! Замазано! Давай готовь бумаги!
– Какие бумаги?
– Ты чего?! Как какие? Сам говоришь, ну там, типа, отказ – заказ. Туда-сюда. И я в дамки! Давай-давай, Толяныч! Работай. Я не обижу. Тут бабло под ногами лежит. Не этому же чистоплюю отдавать! Он знаешь, гад, как меня называл?
– Не знаю.
Шахтеры
Павлов выскочил из суда и побежал к стоянке. Шлагбаум не поднимался. Недавно придуманная Великой Егориной суперсовременная стоянка для посетителей горсуда была оборудована по последнему слову техники, но укомплектована прежним персоналом. С абсолютно совковым мышлением. Подобное отношение к современной технике приводило к неизбежному конфликту. Как говорил дедушка Ленин, конфликт средств производства с производительными силами. Побеждали, как правило, средства. Вот и теперь шлагбаум, блистающий всеми оттенками сигнализационных фонариков, как новогодняя елка, не желал подниматься. Артем бросил машину и побежал к дороге, голосуя на ходу. Остановились сразу три автомобиля. «Девятка», «шестерка» и старенький «мерс». Павлов почему-то выбрал беленькую «шестерку».
– Пожалуйста, срочно! Мне нужно попасть в центр.
– Понял! Нет проблем, уважаемый! Попадете! Вмиг домчу. Эх, жизнь – копейка!
Артем теперь только рассмотрел водителя. Пожилой, но еще очень крепкий мужичок. Видимо, бывший военный. Скорее всего, подполковник. До папахи не дослужился. Но крепкий и боевой. Налоги, конечно, не платит. Индивидуалист. Такой считает, что Родине-матери отдал все сполна. А теперь она должна поделиться со своим сыном. Дома жена, две дочери и мама-инвалид. Павлов решил проверить свои наблюдения:
– В каком полку служили, отец?
– Ух ты! Сынок! Как ты сразу меня в оборот! В 143-м мотострелковом. Хотя какое, на хрен, это имеет значение теперь!
– Ну почему же! Отец, все имеет значение. Нашего брата военного видно сразу!
– Ой! Сынок, а ты что, тоже служил?
– Да, батя! Служил! Семь лет на дядю трубил. Но не вышел из меня вояка. Пришлось переквалифицироваться в управдомы.
– Да ну! Какой ты управдом! Ты скорее начальник какой-то!
– Не, отец, не начальник. Так, помощник начальника.
– Э-э-э, нет. Я вижу. Насквозь!
– Ну, ладно, ладно. Не буду спорить.
– А чего же не поспорить! У меня знаешь какие дебаты бывают? Ого-го! Познер-Шмознер отдыхает! У них все записные да подсадные. А у меня все честь по чести. Милости просим в наш диско-клуб.
– Ты чего-то путаешь отец. Диско-клуб – это тот, где танцы. А где ж у тебя танцевать? – Артем подначивал забавного отставника. А тот, принимая игру пассажира, с самым серьезным видом парировал:
– Для танцев, положим, места и впрямь нет. А вот дискуссию мы ведем честь по чести. Оттого и клуб у меня ДИСКУ-клуб. Понял?
– Теперь понял. Ну и что в последнее время обсуждали?
– Да разное. Вот давеча поймали этих убийцев. – Старик поморщился, припоминая что-то неприятное. – Ну тех, что убили банкира. Ну этого, из Центробанка.
– Так, так. И что же?!
– А вот и то! Жизнь – копейка!
– В каком смысле, отец?
– А в прямом. Этого начальника центробанковского кто заказал? Другой банкир. Так? Так! Денег заплатил полмиллиона! Так? Так! А убил-то кто?
– А кто убил? – Павлов напрягся. Он не участвовал в этом нашумевшем деле, но старался по мере возможности следить за ходом следствия. Уж больно знаковое и громкое было преступление. Он, к сожалению, не видел вчера новостей и из-за сегодняшнего дела не читал даже газет. Готовился. И, как видно, не зря!
– Так в том-то и дело! Два шахтера бывших. За полторы тысячи вонючих американских долларей! Вот так-то. Вот я и говорю, жизнь – копейка! Судьба – злодейка!
– Не знал я. – Артем задумался и непроизвольно стиснул спинку переднего пассажирского кресла. Та жалобно скрипнула. Старик-отставник сразу отозвался:
– Эй, уважаемый! Ты уж мою красавицу не обижай! Она мне самая верная подруга. Мы с ней даже пари заключили. – Дед хитро засмеялся и подмигнул пассажиру в отражение зеркальца. Артем откликнулся:
– Это что ж за пари? Кто больше горючего выпьет?
– Не-е-е! Я с 1986 года вообще не пью – меня Мишка отучил! Как затеял бороться он с алкоголем, так я и поверил ему. А он власть-то и не сумел удержать. Квартир наобещал к двухтысячному году. Ускорение, ускорение! Тьфу! Где то ускорение? Где те квартиры? Ну а пари-то простое. Кто кого переживет. – Дед надавил клаксон, пугая сунувшегося было справа мопедиста. – Куда ж ты лезешь?! Вот ведь отродье! Напокупали прав! Ездить не умеют. Вот еще транспорт! Кочерга тебе меж ног! – Он погрозил кулаком и снова посигналил все же обогнавшей его девушке-мопедистке. Девушка, не поворачиваясь, подняла левую руку и оттопырила средний палец. Дед закачал головой:
– Вот же отродье двухколесное! Еще и выеживается! Эх, жизнь – копейка!
– Да, кстати, о копейках. – Артем что-то вспомнил: – Так вы говорите, зампреда Центробанка убили два шахтера?
– Ну да! Жизнь – копейка, смерть – полушка! Я ж и говорю. Два бывших шахтера из Горловки приехали на заработки. Ну и подрядились за копейки хорошего человека умертвить. Вот же, прости Господи! Нелюди. А ведь небось воспитаны на подвигах Стаханова! Передовиками были. Тружениками.
– Откуда это известно, кем они были?! – Артем пожал плечами и со скепсисом хмыкнул.
– Э, не скажи! Я вот в семьдесят втором служил как раз под Ворошиловградом. Пять лет. Наш полк стоял как раз меж двух шахт. Насмотрелся я на этих передовиков. Все, что можно было, перли из забоя. А уж тротила таскали… Ого-го! У нас свой был, но мы у них меняли. На тушенку. По живому весу. Кило на кило. Натуральный обмен!
– А зачем? – искренне удивился Павлов.
– Эх, елочки-моталочки! Зачем?! А рыба! Рыбу только этим и можно взять! Там такие озерки. Ставки называются. Мы как дернем такой ставочек, так неделю едим от пуза сазанов, карасей и линей. Лучшая удочка! Удочка-тротилочка.
– Тротил? Тротил… – Павлов задумался, и вдруг его осенило. Он хлопнул себя по лбу. Старик от неожиданного звука шлепка вздрогнул и уставился в зеркало:
– Ты чего это, мил человек?! Случилось чего?
– Случилось, отец! Случилось! Вот он, тротил твой, откуда!
Старик не понял, что так заинтересовало седока, но на всякий случай опасливо добавил:
– Э-э, ты меня, деда глупого, не слушай. Я наплету с три короба, жизнь – копейка! Давно это все было, в прошлой жизни! А может, и не было вовсе. – Он с опаской посмотрел на адвоката, который что-то быстро записывал в своей тетради. Он даже стал его побаиваться, но, к счастью, они подъехали к нужному Павлову дому. Не глядя, Павлов протянул пятьсот рублей и выскочил из автомобиля. Старик тут же тронулся, разглядывая в зеркало заднего вида, не записывает ли пассажир его номер. Но пассажир бегом бежал в сторону. Дед успокоился и забубнил: «Эх, жизнь – копейка, смерть – полушка. Судьба – злодейка, а любовь – ловушка…»