Мэр, стр. 78

– Вот как низко падают великие адвокаты! – сделал он широкий жест. – По телику учат нас жить, а сами элементарно суют бабки судье. Нет других аргументов – идут на преступление. Ну что, достали?

Дмитрий Владимирович стыдливо продемонстрировал плотный заклеенный конверт. Оперативники специально его заклеили, чтобы ничего не пропало.

Обычный белый конверт, каких тысячи и даже миллионы. Пожалуй, даже у них в суде пользуются именно такими. Тем лучше! Проще будет доказать, что Павлов имел возможность такой конверт приобрести.

– Внимание! – Брагин приподнял руки, словно хирург перед непростой, но в общем-то привычной операцией. – Кладите конверт на стол. Так! Снимайте, снимайте! Павлов, не подскажете, что в конверте?

Адвокат мотнул головой:

– Понятия не имею! Я его туда не клал и вообще не видел!

Брагин презрительно усмехнулся:

– Ну, конечно! Все так говорят! Значит, не хотите признаваться. А ведь еще можно добровольно, с чистосердечным…

Павлов молчал.

– А? Не хотите? Ну, ваше дело. Вскрывайте, Дмитрий Владимирович!

Колтунов дрожащими руками взял со стола костяной нож для бумаг и подцепил край конверта. Медленно разрезал конверт. Залез рукой внутрь и вытянул сверток из бумаги. Выложил на стол.

В кабинете мгновенно повисла тишина. Все напряженно смотрели на сверток, но сказать наверняка, что там, в свертке, не взялся бы никто.

– Давай, давай! – занервничал Брагин. – Разворачивайте!

Судья протянул сверток полковнику:

– Можете сами? Я не могу. Руки что-то не слушаются.

Брагин вырвал сверток и стал его разворачивать. Раз, два, три.

Развернул. В бумаге была еще бумага, а в ней еще бумага. И лишь тогда все увидели содержимое – опять-таки бумагу, сложенную втрое.

Точнее, несколько листов.

Полковник осторожно развернул и, явно понимая, что ситуация уже вне его контроля, принялся читать:

– Городской суд, судье Колтунову. От адвоката Павлова Артемия Андреевича. По делу номер… Ходатайство?!

Брагин поднял на Колтунова глаза, и были они растерянны и злы.

– Это ходатайство!

Колтунов растерянно моргнул, а Брагин яростно оглядел комнату и вдруг словно что-то понял.

– Где секретарша?! А? – заорал он.

– Я ее отпустил. Пораньше. Ей же плохо стало… – начал говорить Колтунов и умолк. Он уже догадывался, из-за чего так перенервничала секретарша.

– Ох и му… – начал Брагин и осекся.

А только что сидевший выпрямившись, как перед смертью, Павлов издал смешок, а затем схватился за живот и начал безудержно хохотать. И чем громче он смеялся, тем сильнее вытягивались лица всех, кто уже приготовился вынести адвокату окончательный профессиональный приговор.

– Полковник, знаете, как это называется в криминологии? – отсмеявшись, поинтересовался Павлов. – Попытка с негодными средствами! Почитайте на досуге учебники… вам будет полезно.

Лицо Брагина почернело от ярости, а в дверь уже протискивался через телевизионщиков прокурор Джунгаров.

– Ну-ка, дайте пройти! Что тут происходит? Кто объяснит?

Павлов приветливо махнул рукой:

– Позвольте мне! Сотрудники отдела по борьбе с оргпреступностью получили сообщение, что здесь собрались эксплуататоры и задумали новое преступление против рабочего класса. Но информация оказалась ложной!

Адвокат повернулся к оперативникам:

– Ошибочка вышла, граждане милиционеры! А если есть желание… – он потряс перед слушателями своим смартфоном с подмигивающей надписью «record», – можем просмотреть этот сюжет в лицах. Со звуком! Начиная со вчерашнего разговора! Что скажете, Дмитрий Владимирович?

Колтунов схватился за сердце и пошатнулся.

Доверие

Пожалуй, вплоть до этого момента Алена не верила никому. Однако, едва дело ее мужа было отправлено на доследование, по меньшей мере один человек, достойный доверия, у нее появился. Тогда она и пригласила к себе Павлова, и, странное дело, Артем Андреевич оказался вовсе не таким занудой, как она думала.

– А Джунгаров стоит и ничего не понимает, – беззаботно улыбаясь, рассказывал адвокат, как его пытались уличить в даче взятки, – стоит посреди кабинета и хлопает глазами! «В чем дело? В чем дело?» – Он изобразил Джунгарова так похоже – нахмуренные брови, застегнутый на все пуговицы пиджак, руки сложены на животе, что Алена захлебнулась от смеха.

Она сидела в плетеном кресле, поджав под себя ноги. Футболка, брючки-бриджи, загорелые холеные руки, плечи, ноги. Открытое классическое лицо. Легкий теплый ветерок, залетевший на веранду, гладил ей лицо и волосы… Алена знала, что она хороша, об этом говорили глаза Павлова.

– Короче, обделались они по полной! – грубовато высмеял врага Артемий Андреевич, и это тоже было правильно. Ибо кто будет возить Колтуновых и Джунгаровых по асфальту, если не тот, кто привык побеждать?…

Павлову здесь, на ее даче, явно нравилось все. Во всем чувствовалась ее заботливая рука истинной хозяйки. Алена сама сделала наброски интерьера, корректировала планы архитектора и даже научила кое-чему строителей. Игорь Петрович давно воспринимал ее многогранные таланты как должное, а вот Павлов удивлялся и удивлялся – каждый раз.

А потом они перешли на разговор об искусстве, обсудили импрессионистов и раннее творчество Родена и с обоюдным восторгом погрузились в воспоминания о любимых Париже, Версале, Фонтенбло и Барбизоне. А потом упала ночь, с ней пришли прохлада и чувство одиночества, и Алена сказала то, о чем не прекращала думать – даже когда хохотала над пародийным изображением Джунгарова. И даже когда спорила о Родене.

– Артем, у меня беда – с удочерением. Я не знаю, что делать. Вы поможете?

Предательство

Лущенко ждал – все те две недели, что его дело находилось на доследовании. А за день до начала слушаний дверь клетки распахнулась, его вывели, и через пару минут он сидел в полупустом кабинете, а над ним возвышался Брагин.

– Ну, что, подсудимый Лущенко, так и будете запираться?

Игорь Петрович улыбнулся:

– Дело ваше лопается, Брагин. Гнилыми нитками шито.

Брагин охотно кивнул:

– Все так. Только вы, наверное, хотели сказать, не «ваше», а «мое» дело – дело подсудимого Лущенко.

– Пусть так, – согласился мэр.

– Да-да… – задумчиво произнес Брагин, – лопается. Вот только Куксо…

Игорь Петрович покачал головой:

– Куксо не имеет ко мне отношения.

– Зато к Алене Игоревне имеет, – зло и весело парировал Брагин. – И, знаете, перед тем, как сбежать, он мне многое рассказал и даже написал. Например, вот это.

Брагин показал мэру листок с криво написанными рядами цифр, и Лущенко пожал плечами: он понятия не имел, что это за цифры. Может, счета, а может, статистические данные о миграции лосося. Мэр этих цифр не боялся.

И тогда Брагин сказал что-то непонятное:

– Чирков ее сдал.

Лущенко растерянно моргнул:

– Что вы сказали?

– Я сказал, что Чирков сдал Алену Игоревну. Лично Сериканову позвонил и лично Сериканова вздрючил. За нерешительность.

Лущенко, не веря, тряхнул головой:

– О чем вы говорите? При чем здесь Чирков и… моя жена?! При чем здесь вы, наконец?!!

– О-о-о, как вы завелись, – усмехнулся Брагин, – горячо… горячо.

Игорь Петрович принужденно рассмеялся:

– Вы плохо знаете приличных людей, Брагин. Слишком долго в грязи… И вообще, Чирков бы не сдал ее ни за что. Они вместе начинали. Не все, но очень многое. Они учились вместе, наконец!

Брагин выпятил губы и весело, по-детски, с треском пропустил меж них воздух.

– Пр-р-р-р… Не кипятись, Лущенко.

– На «вы», пожалуйста, – жестко одернул его мэр.

Но Брагин как не расслышал.

– Да, я… в грязи, – тоскливо глянул он в окно, – а потому я знаю людей. Все всех сдают. Чирков сдал Алену. Алена сдала мужа. А адвокат сдает обоих.

Игорь Петрович насторожился:

– Какого мужа и какая Алена сдала? Вы о ком вообще?