Мэр, стр. 50
«Подсудимый не должен сидеть в зале суда за решеткой!» – кричат они.
«Пожалуйста!» – отвечаем мы и ставим стеклянный «аквариум».
Забавно! Забавно смотреть, как человек, привыкший к свободе, занимавший высокое положение в обществе и властной иерархии, вдруг становится беспомощным клопом, попавшим в спичечную коробку. Щеглом, которого сунули в клетку и заставляют выполнять различные трюки, петь и чирикать под дудочку новых хозяев. Поистине, такое удовольствие мало с чем можно сравнить! Не в этом ли притягательность столь нервных и слабо оплачиваемых профессий?
Несмотря на то, что предварительное судебное заседание проводится исключительно в закрытом режиме, Колтунов умышленно допустил прессу и ТВ поприсутствовать перед началом процесса. И теперь камеры жадно фиксировали каждое движение, каждую эмоцию, пробегавшую по лицу подсудимого. Вот он вошел в клетку и присел на скамью. Жесткую, неудобную, грубую деревянную скамейку. Вот – молча разложил бумаги и вещи. Достал тетрадку и ручку. Словно студент, готовящийся к лекции или семинару.
Забавно…
Колтунову не было нужды выходить в зал, чтобы видеть все это: обычно он наблюдал за происходящим через щелку в своем кабинете, непосредственно прилегавшем к судебному залу. Он твердо знал, что для него, вершащего правосудие и распоряжающегося людскими судьбами, в таком подглядывании нет ничего предосудительного. Только так ведь и можно увидать какие-то необычные моменты в поведении своего будущего «клиента» – то, что далеко не всегда будет проявляться в присутствии суда.
Наконец, все расселись по местам. Первым занял свой стол перед решеткой подсудимого патологически не любивший опаздывать адвокат Павлов. Затем появился Игорь Петрович Лущенко, и они тут же начали что-то активно обсуждать, ничуть не смущаясь ни камер, ни журналистов. И лишь когда вошел прокурор-обвинитель Джунгаров с помощником, оба невольно отвлеклись. Адвокат улыбнулся дежурной улыбкой и кивнул обвинителям, а Лущенко сдержанно произнес: «Добрый день».
Ну что ж, теперь пора.
Камеры уже вовсю водили своими хоботами-объективами от адвоката к прокурору и от прокурора к подсудимому. Самое время появиться и настоящему хозяину процесса. Колтунов громко откашлялся, резко распахнул дверь и вошел в зал.
– Прошу всех встать! – привычно выкрикнула секретарь.
– Садитесь! Добрый день!
Дмитрий Владимирович излучал добродушие и покой. Уже недели три как смирившийся и с необходимостью вести это сомнительное дело, и тем более с дармовым «Паджеро», он знал, что председательствует в ключевом процессе своей карьеры. Недаром даже Великая на утреннем совещании ничего не сказала – лишь смотрела на него внимательнее и куда как пристальнее, чем обычно.
Колтунов усмехнулся и поправил мантию. Обычно Великая просто его не замечала, впрочем, как и остальных судей своего городского суда.
Разумеется, он ждал. Ждал все эти дни перед процессом, что она скажет ему хоть слово, хотя бы намекнет, а лучше, если прямо укажет, как быть и как действовать. Но Егорина молчала.
Зато говорили коллеги из городской прокуратуры. Приезжали «пообщаться» местные авторитеты, намекавшие, что посадка мэра будет великим благим делом не только для города, но и для самого Колтунова. Нет, ничего конкретного, никаких угроз, никакого торга. Так… мысли вслух. На том и разошлись. Колтунов этот «детский сад» и в голове не держал.
Впрочем, Дмитрий Владимирович и так все прекрасно понимал. Он знал, что не имеет права выпустить мэра на свободу. Его осуждения на длительный срок жаждали все, кто пострадал в неравной борьбе с Лущенко и Сабуровой, а сейчас рассчитывал на реванш. Политики уже делили кресло градоначальника. Бизнесмены – рынки и подряды. Криминал – политиков и бизнесменов. Правоохранительные органы – всех, вместе взятых. Кремль ждал нужного момента для своего собственного хода. А за все это приходилось отдуваться судье Колтунову.
Дмитрий Владимирович коротко вздохнул:
– Итак, сегодня у нас предварительное судебное заседание. По закону оно должно проходить в закрытом режиме.
Он обвел взглядом зал, заполненный представителями прессы:
– Мне придется просить вас, уважаемые журналисты, покинуть зал. Протокольная съемка закончена.
Журналисты разочарованно загудели. Часть принялась убирать микрофоны и складывать видеоаппаратуру, а часть, явно желая слиться со свидетелями, быстро попрятала блокноты и карандаши.
– Приставы, – скомандовал судья, – проследите, чтобы в зале остались только участники процесса!
Ходатайства
Лущенко смотрел во все глаза, а тем временем бойкие чернорубашечники завершили зачистку судебного зала, а едва последний из журналистов покинул зал, судья Колтунов удовлетворенно кивнул приставам:
– Спасибо, спасибо! Ну, вот теперь продолжим работать в узком составе. Обвинение, у вас будут какие-либо ходатайства?
Все повернулись в сторону начальника отдела судебных обвинителей Джунгарова, и Рашид Абдуллаевич встал, демонстративно оглядел мэра и пронзительно зыркнул – по-другому не скажешь – на Павлова.
– Ваша честь, у нас будет еще много ходатайств. – Он снова посмотрел на адвоката – на этот раз уничтожающе: – Но мы их заявим по порядку. – И так же величественно сел.
«Сволочь…» – подумал мэр.
Павлов как-то объяснил ему, что в сложившейся практике термин «по порядку» означает – неожиданно для защиты.
– Подсудимый…
– Что? – как очнулся Лущенко. Колтунов смотрел прямо на него.
– Подсудимый… защита, – судья повернулся к адвокату, – у вас будут какие-либо ходатайства?
Игорь Петрович встал и глянул на Павлова. Тот показывал ему три пальца.
Лущенко понимающе кивнул:
– Да. У нас есть ходатайства. Я прошу прекратить это уголовное дело!
В зале охнули, судья Колтунов поднял от удивления брови, а Павлов потер переносицу. Еще на второй встрече они договорились, что Лущенко по сигналу попросит назначить трех профессиональных судей. Поэтому адвокат, напоминая о договоре, и показывал три пальца. Но Игорь Петрович знал, что не имеет права упустить шанс объяснить суду, насколько отвратительно и непрофессионально сляпан этот поклеп.
Колтунов хмыкнул и опустил брови на обычный уровень.
– На каком же основании, простите, Игорь Петрович?
Лущенко развел руки в стороны:
– А на очень простом, Дмитрий Владимирович.
Мэр сразу решил обращаться к судье по имени-отчеству – принципиально. Ему казалось, что таким образом судья будет чувствовать их равенство. Хотя бы равенство. О былом превосходстве арестованного мэра речи вообще не шло.
– Говорите же, подсудимый, – напомнил о себе Колтунов.
Мэр кивнул и открыл тетрадь со своим собственным исследованием этого чудовищного уголовного дела.
– На том основании, что в обвинительном заключении имеются триста двадцать восемь грамматических ошибок.
Лущенко оглядел зал и опешил. Тот факт, что деятельность управленца высочайшего класса «анализировали» «гомо сапиенс» с образовательным уровнем пятиклассников, никого из оставшихся в зале, похоже, не поразил.
– Далее. В пяти местах неправильно указаны адреса строений. Шестнадцать раз имена и фамилии свидетелей по делу указаны неправильно…
Лущенко даже не читал – цедил сквозь зубы. Если бы он так работал, город раз двадцать вымер бы от голода, холода и болезней.
– В середине заключения перепутаны страницы. Вместо 82-й идет 88-я, а затем 83-я.
Он кинул многозначительный взгляд на судью. Колтунов просто обязан был заподозрить, что страницы из дела выдирались или подменялись!
– Так. Еще. Неверно указаны должности Кузьминского, Сериканова, Кейсина, Усачевой. Перепутано все! При таких документах слушать это дело категорически нельзя.
Лущенко произнес это тем же твердым и уверенным тоном, каким, в бытность мэром, отказывал в прошениях разного рода мошенникам. Перевел дух и перешел к финальной части речи:
– Я спросил себя: почему столько ошибок?