Мэр, стр. 42
– Рашид Абдуллаевич, – первым делом позвонил он прокурору, – я тут просмотрел старые протоколы комиссии – похоже, мы отказали вам в расширении необоснованно. Каюсь, проглядел.
Джунгаров – на том конце провода – шумно сглотнул, и Роберт решительно его дожал.
– Будет у вашей дочери квартира, – заверил он, – во вторник заседание. Только одну справочку освежите…
Затем был звонок председателю горсуда Егориной, затем – Доронину… и каждый новый звонок заставлял измученных неизвестностью людей воспрянуть и наконец-то поверить: мы – команда! О нас помнят…
Малява
Когда черный лимузин Алены Сабуровой въехал в тесный скверик позади прокуратуры, сидящий на лавочке Павлов уже скачал из Инета на свой верный портативный компьютер VAIO все, что было необходимо прямо сейчас.
Так что, едва он услышал шуршание колес и вздохи замечательных немецких амортизаторов, оставалось лишь захлопнуть ноутбук и подняться навстречу.
– Садитесь, Артем!
Артем кивнул, быстро забрался на заднее сиденье и не мог не оценить все эти шторки, подушечки и кружевные салфетки. Аксессуары удивительным образом оттеняли и подчеркивали внешнюю суровость и неприступность хозяйки салона.
– Поезжай, – скомандовала Алена и развернулась к адвокату лицом. – Здравствуйте, Артем! Рассказывайте скорее!
– Давайте вы будете пока читать, – протянул он ей раскрытую посредине тетрадь, – а я попытаюсь после этого рассказать.
Алена жадным взглядом впилась в буквы, тут же посмотрела на адвоката и снова в текст:
– Ничего не понимаю! Что это? «Конвенция о правах человека запрещает применять пытки в любой форме…» Это что такое?
Она снова посмотрела на адвоката – теперь уже раздраженно и требовательно, и Павлов досадливо покачал головой и ткнул в середину текста:
– Читайте отсюда.
Алена всмотрелась. Действительно, после пространных рассуждений о правах человека и гражданина в середине текста почерк вдруг изменился, и она узнала руку Игоря.
«Милый мой котенок! Аленушка, ничего не бойся! Они затеяли эту гадкую провокацию против меня, чтобы напугать и попытаться получить власть надо мной и городом. Возможно, я и делал какие-то ошибки (зачеркнуто и далее исправлено: «допускал недочеты»), но это отнюдь не тянет на те преступления, которые мне пытаются приписать. Они еще пожалеют, что связались со мной (зачеркнуто и исправлено: «с нами»). Срочно проверь все документы дома и на работе. Они наверняка придут с обысками. Слушай, что скажет Павлов…»
Алена бросила короткий взгляд на адвоката, но тот, стараясь не мешать, смотрел в окно.
«…Он вроде неплохой. Хотя ты и сама все прекрасно знаешь. Ты у меня умница! Жаль, что так закончилась такая славная поездка. Видимо, судьба! Будь умницей! Держись! Не дай им повода посмеяться над нами! Крепко, крепко, крепко целую тебя! Думаю только о тебе!!! Вечно твой, Игорь».
Далее снова пошел какой-то сугубо юридический текст. Алена еще раз перечитала, закрыла тетрадь и повернулась к адвокату:
– Что я должна делать?
– Прежде всего срочно дайте указание домашним до вашего возвращения в дом никого не впускать.
– Так. А кто может быть?
– Они обязательно придут с обыском, – сдвинул брови адвокат. – Нужно быть уверенным, что ничего лишнего нет. Ни в доме, ни в офисе. Все правоустанавливающие документы лучше убрать в надежное место.
– Вы что имеете в виду?
– Свидетельства на квартиры, дома, землю, дачи, предприятия. Лучше сдать в банк, в ячейку. Можно передать на хранение либо нотариусу, либо адвокату. И того и другого не могут допрашивать и не могут изъять документы, иначе как по решению суда.
– Ясно, – вздохнула Алена. – Но это уже сделано. – Она заметила удивление адвоката и пояснила: – Я никогда ни дома, ни на работе такие бумаги не храню. Научили как-то давно. В начале девяностых. Влетели, поизымали, а затем половину не вернули. – Она вздохнула и сунула тетрадку с запиской мужа в сумочку. – Хорошо еще рейдеров тогда не было. Сейчас бы они душу за мои бумаги продали. – Глаза Алены на мгновение затуманились, но она тут же взяла себя в руки и упрямо тряхнула головой: – Так. Это все лирика! Что еще нужно? Как с вами оформить отношения? Договором?
– Не торопитесь, – сделал неопределенный жест Павлов, – в настоящий момент меня пригласил прокурор.
– Прокурор? – опешила Алена.
Павлов кивнул:
– Игорь Петрович оказался без адвоката, а поскольку закон каждому гарантирует право на защиту, они и позаботились.
Брови Алены от изумления поползли вверх, и Павлов замахал руками:
– Вы только не подумайте, что я – часть плана прокуратуры. Но если есть сомнения, можете заключить соглашение на защиту Игоря Петровича с любым адвокатом страны. Даже с самым-самым лучшим.
Алена на мгновение задумалась:
– Нет, Артем. Пусть все будет так, как случилось. Лучшее – враг хорошего.
Адвокат, признавая право Алены на выбор, развел руками:
– И кстати, Алена Игоревна…
– Зовите меня просто Алена, – оборвала его она, – не люблю длинных обращений. Если позволите – взаимно, Артем?
– Конечно, Алена, – принял предложение адвокат. – Просто я должен… этика профессиональная обязывает спросить…
Алена насторожилась, но не прерывала.
– Вы намерены заключать соглашение еще с кем-то из коллег? Я знаю, Игорь Петрович пользовался услугами господина Кротова. Он ведь тоже толковый, вполне вменяемый адвокат…
Павлов испытующе посмотрел на Сабурову, но она тут же отвернулась и стиснула зубы. Это было видно уже по тому, как напряглись ее скулы и красивая, слегка загорелая шея. Повернулась и как ни в чем не бывало произнесла:
– Он трус.
– Алена, прошу вас, избавьте меня от обсуждения моих коллег! – взмолился Павлов.
– А я и не обсуждаю, – мотнула головой Алена. – Я констатирую факт. И если Кротову так нравится быть в зоне недоступности, пусть там и остается.
Артем, всем своим видом показывая, что не собирается обсуждать действия коллеги, отвернулся к окну, но Алена Игоревна уже перешла к делу:
– И еще. Мне нужен адвокат, который работает. Работает во время работы, а если надо, и во время отдыха. Как это делаю я. Учтите, господин Артем Павлов!
– Я не боюсь работы, – покачал головой Павлов. – Семьей не обременен…
– Тогда я заключаю договор с вами. На общих основаниях. Устраивает? Это официальное предложение.
– Принято. Общие – значит, общие.
Иуда
Дверь с грохотом захлопнулась, и Лущенко замер. Навстречу ему из вечернего тюремного полумрака поднимался его сокамерник.
– Двое в комнате – я и Ленин, – произнес арестант, – хотя какой ты Ленин, ты скорее Троцкий. Иуда…
Лущенко поморщился. Это был оборотень Знаменцев.
– Владимира Владимировича цитируешь? Очень современно. Учитывая обстановку, даже покаянно.
Знаменцев сделал еще один шаг и протянул руку:
– Ну, здравствуй, ваше благородие.
Лущенко протянул руку и тут же получил удар в лицо.
– Т-ты! – отшатнулся он и осознал, что только это помогло ему избежать хука. Кулак оборотня просвистел у его носа буквально в сантиметре, а в следующий миг противник ринулся на мэра.
Лущенко спасло только его спортивное прошлое. Несмотря на нокдаун, он сумел отпрыгнуть в сторону, а когда нападающий все же захватил его левую руку и они всей массой впечатались в дверь камеры, ударил Знаменцева ногой – почти наугад. И оборотень охнул, осел на пол и свернулся почти в колобок.
Это волшебное превращение агрессора в сказочного беглеца от бабушки и дедушки странным образом развеселило мэра: он залился истерическим хохотом и стал отступать назад, хватая воздух руками и ртом, пока не повалился на пустую койку.
За дверью гулко забухали сапоги конвоя, и дверь лязгнула замком. Сотня окрашенных в ядовито-зеленый цвет бронированных килограммов, подвешенных на огромных петлях, повернулась и впустила в камеру выводящего конвоира и двух спецназовцев в масках с засученными рукавами и дубинками наперевес. Но картина, которую они увидели, заставила их остановиться. Разнимать было некого. Мэр заливисто хохотал, а второй, уже успевший отползти в угол, держался за живот и в прямом смысле слова загибался – вероятно, тоже от смеха.