Мэр, стр. 41
Татьяна соединила, и Чирков поднял трубку. Это был умненький, очень чуткий к переменам журналист Соколов. И, конечно же, он жаждал испить или хотя бы просто пролить мэрской крови. Чирков улыбнулся.
– Всеволод, дорогой, – мягко произнес он, – ты же знаешь мое отношение к этой семье. Я многим им обязан.
И, конечно же, Соколов «прочел меж строк» ровно столько, сколько надо.
– Понял вас прекрасно, Станислав Георгиевич! – осторожно откашлялся в сторону от телефонной трубки журналист. – Так я продолжу аккуратно открывать глаза нашим избирателям на ситуацию? До выборов всего год, и горожанам стоит приглядеться к кандидатам.
Чирков снова глянул на Царь-пушку.
– Я не только не могу тебе советовать в этом вопросе, но и отговаривать не имею права. Слишком серьезным может оказаться вопрос нахождения баланса между правом избирать и правом быть избранным.
Чирков сделал паузу, но Соколов ждал, что ему скажет собеседник.
– Я до сих пор не уверен в том, что большинство наших избранников оправдывают наш выбор.
– Спасибо, – от души поблагодарил Соколов. – Вот этим я и займусь в ближайшее время.
– Не смею мешать журналисту за работой, – ласково произнес Чирков.
Ему еще предстояло просмотреть корреспонденцию.
Кукловоды
Сразу понявший, что никакого уик-энда не будет, Павлов повернулся к прокурору:
– Анна Ивановна, разрешите нам пообщаться наедине?
– Не могу препятствовать, – невесело развела она руками.
Было видно, что существование права на приватную беседу с адвокатом очень ее расстраивает, и единственным, чем такое «ненужное» для прокуратуры общение могло быть ограничено, было время…
– Но учтите, что время позднее, и до двадцати двух нам, хотите или нет, придется закончить.
Оперативники, взяв Лущенко в пятницу поздним вечером, все сделали правильно, и с 22:00 и до понедельника – то есть более двух суток – подследственный уже не мог сделать для своей защиты ни-че-го.
Прокурорша взяла со стола папку с материалами дела и, кивнув прапорщику, первой вышла за дверь.
– Игорь Петрович, как вас угораздило? – Павлов присел на край стола.
Лущенко невесело усмехнулся:
– Если честно, то не знаю. А если подумать, то это закономерно.
– Поясните.
– Ну, как вам объяснить, Артем Андреевич? – криво улыбнулся Лущенко. – Я тут недавно смотрел передачу по телевизору – о том, как прекрасно у нас все в пенитенциарной системе. Ну, в колониях, тюрьмах, изоляторах, лагерях.
Павлов удивленно поднял брови, но перебивать не стал.
– Так вот, там был сюжет, – вздохнул подследственный, – выступает хор мэров российских городов…
Мэр на мгновение замолчал, и в кабинете повисла мертвящая тишина.
– Знаете, словно какой-то невидимый манипулятор приучает людей к мысли: мэры, губернаторы – это все воры, казнокрады, жулье, одним словом. – Лущенко горько усмехнулся: – Словно сидит где-нибудь за стеной кремлевской эдакий прожженный кукольник и дергает за нитки телевизионных деляг. А ну-ка, Корней Львович, покажи-ка мне коррупционеров. Как – нету? А ну, бегом по всем волостям! Раз – и выкопали пару сюжетов. Здесь асфальт не закатан, а здесь мусор на тротуаре. – Голос Лущенко задрожал от обиды: – А вот машина мэра! А вот его дом! И никого не волнует, что машина – вовсе не мэра, а начальника милиции, а дом – вообще соседа-банкира. Кампания по борьбе с мэрами – это вам посильнее «Фауста» будет…
Лущенко опустил голову и обхватил ее руками. А Павлов хмыкнул, глянул на часы и с грохотом пододвинул прокурорский стул поближе.
– Что ж, Игорь Петрович, вы лучше других знаете, как проводятся кампании. Но сейчас главный вопрос не в этом.
– А в чем же? – поднял голову мэр. – Ясно же, что дело – политическое! Заказное! Чтобы и меня в тот же мэрский хор поставить!
Павлов тревожно глянул на часы и упреждающе замахал рукой. Но мэр уже вскочил и, сверля адвоката яростным взглядом, уперся руками в стол:
– Или вы тоже думаете, что я преступник?! Я что-то не пойму, вы – мой адвокат или помощник прокурора?!
Павлов выставил ладони вперед:
– Игорь Петрович, выслушайте меня, прошу. Мы можем сколько угодно рассуждать на политические темы, но ни на миллиметр не продвинемся в защите. А ведь вы здесь по другому поводу. И задачи у вас теперь совсем другие.
– Ну? – стиснул челюсти мэр.
– Нам с вами, – глядя в упор на подзащитного, произнес Павлов, – нужно избрать позицию. И ничего важнее для вас теперь быть не может. Уж поверьте.
Звонок
Гудок. Еще гудок. И еще гудок. Алена стиснула телефон изо всех сил:
– Ну же! Ответь!
Снял трубку. Отвечает тихо, прикрывая микрофон:
– Алло! Если можно, перезвоните мне через час. Я сейчас не могу говорить…
Алена взвилась:
– Алло! Алло! Господин Павлов! Артем! Это Алена! Сабурова!
– Да? Секунду! – послышались какие-то шорохи и приглушенные голоса.
Видимо, прикрыв трубку, адвокат с кем-то еще разговаривал. Затем в трубке вновь зазвучал голос:
– Алена! Аленушка!
Алена обмерла. Это был Игорь.
– У меня все в порядке. Мы уже работаем. Все будет хорошо.
Алена растерянно моргнула.
– Нам дали минуту поговорить, – торопливо продолжил муж. – Все будет хорошо! Я не один. Павлов тебе все расскажет, если я… Ну, если придется остаться. Все, не могу больше! Не волнуйся! Целую! – в трубке послышался шорох, какой-то треск, шум и… наступила тишина.
– Алло! Алло?
Телефон молчал.
Она тут же набрала тот же номер еще раз, и еще… и еще! Напрасно. Вызов проходил, но ей никто не отвечал.
– Зар-раза!
Алена не знала, что следователь имеет право как разрешить телефонный звонок, так и запретить. И тем более ей не было известно, что с недавних пор во многих следственных учреждениях, а в следственных изоляторах в первую очередь, заставляют сдавать все имеющиеся электронные приборы. Вплоть до электронных часов и калькуляторов. И лишь через двадцать минут беспрерывного набора все того же номера Павлов неожиданно откликнулся:
– Да, Алена Игоревна! Это вы?
– Да-да, Артем Андреевич! Это я. Я! Рассказывайте немедленно! Что происходит?
– Алена Игоревна, прежде всего, не волнуйтесь. Судя по скоропалительности их действий, на вашего мужа ничего толком нет.
– А что же им нужно?! И кто это «они»?! Кто эти люди?
– В данном случае мы имеем дело лишь с обвинением. Это – прокуратура. Кто стоит за делом? Можно догадаться. Давайте лучше встретимся. Тем более у меня есть для вас сообщение.
– Да-да, конечно! – заторопилась Алена. – Подъезжайте ко мне. Лучше в офис. Хотя нет. Боюсь, что они могут туда прийти в ближайшее время. Стойте на месте, где стоите. Я еду к вам.
– Стою. Жду.
Зэк № 1
Ядовито-зеленые стены и железное хлопанье дверей обдавали холодом и таили угрозу.
– Принять правее! Прижаться к стене! Не разговаривать!
Конвойный отдавал команды чуть охрипшим от вечного бронхита и дешевых сигарет голосом, но четко.
Шедшие навстречу зэки испуганно прижались к стене и отвернулись. Один, помоложе, скосил глаза в сторону конвойной процессии, и внимательный конвоир тут же отплатил ему увесистой оплеухой:
– Куда зыришь, чушка?!
От удара зэк испуганно зажмурился и чуть присел. Но мимолетного, мгновенного взгляда хватило, чтобы разглядеть нового обитателя СИЗО № 1.
Не узнать его – с широким скуластым лицом, с бородкой клинышком – было невозможно.
Вот он грузно прошагал мимо застывших заключенных, и шаги его глухо оборвались в самом конце коридора. Донеслось противное лязганье ключей и засовов. Заключенный зашел в камеру. Грохнула тяжелая железная дверь. И первый тюремный день всенародно избранного мэра, отца семейства, почтенного гражданина, заслуженного спортсмена, благодетеля и попечителя, начался.
Долги
Сериканов торопился, но не слишком. Выдав операм Гулько и Пятакову ровно то, что они запросили, он первым делом погрузился в собственные архивы, и к вечеру вся ближайшая неделя была расписана по часам. И, конечно же, Роберт начал с главного.