Сердце спящего духа, стр. 55
– А справедливость?
– Справедливость? – насмешливо скривился отшельник, – Она у каждого своя. Как же она может быть высшей? Возьми любых двух людей: богатого и бедного, – и поставь рядом. А затем спроси у них, справедливо ли то, что один богаче другого. Как ты думаешь, что они тебе ответят? Молчишь? Так-то.
Мир надо принимать таким, какой он есть. Со всеми достоинствами и недостатками. И тогда всё, что в нём есть, справедливо… или не принимать. Тогда нужно отвергать всё мироздание!
– А какая же тогда сила – высшая?
– Хм. А вот… на-ка, – старик снял с шеи тонкую серебряную цепочку с красным камнем. Маленьким и блестящим, как капелька свежей крови, – Надень. Чувствуешь что?
– Нет, ничего.
– Вот и славно. Будешь одержим – почувствуешь. Мне-то это уже не нужно. Стар я для одержимости.
– Что это?
– Амулет силы. Ты же говорил, что тяжёл хрустальный меч для тебя.
– Говорил…
– Ну вот. А как придёт черёд за самое дорогое биться, легко станет.
– Не возьму! – категорически отстранился Рене.
– Почему? – опешил отшельник.
– Ты сам сказал, что магия…
– Да нет в нём никакой магии, – перебил старик, – Это просто талисман. Символ. Его ещё мой отец носил. И мой дед носил. И прадед.
– А ты когда-нибудь им пользовался?
Отшельник замялся.
– Понимаешь, здесь, наверно, дело не в силе, а в вере. В бою побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто свято уверен в своей правоте. Вот я, например. Победил врагов. Так что, мне цепочка помогла? Потом враги победили меня. Опять в цепочке дело?
– Нет, конечно, – с сомнением сказал Рене.
– Вот и я думаю, что нет. А только в бою помогает. Как будто за твоей спиной и отец, и дед, и прадед стоят. Лучшей подмоги нет. Возьми, пусть будет. Мне-то своих сил всегда в бою хватало, – старик тяжело вздохнул, – А от подлости и низости всё равно амулет не спасёт. Своей головой думай. Своими ушами слушай. Своими глазами примечай. И не верь никому. Впрочем, у меня свой путь был, у тебя – свой. Может, тебе больше повезёт с друзьями…
Венец Стражей
Кошки словно поняли, что к девочке вернулась память. Они молча поднялись и подошли к ручью. Взяв кошек на руки, Ирмуна перенесла их на другой берег. Затем села и вылила воду из башмаков. Подняла меч и долго всматривалась в него.
– Зачем мне оружие? – обратилась она к кошкам, – Всё равно, я не умею биться на мечах. Я не могу даже вытащить его из ножен.
Девушка отложила меч в сторону и поднялась. Тяжело вздохнув, Ирмуна снова тронулась в путь. Но, выйдя из осинника и поднявшись на склон, вдруг остановилась и бросилась назад. Через некоторое время она вновь появилась на склоне, прижимая к груди драгоценный свёрток. Кошки наблюдали за всем с полным безразличием.
До этого берега пожар не добрался. Поэтому гари здесь не было. Кошачьи лапки не росли. Ирмуна отметила это с сожалением. Эти маленькие невзрачные цветы казались ей какими-то особо трогательными и милыми. Зато весь южный склон зарос кипреем. Его высокие метёлки были в самом цвету. Всё вокруг стало розовым и светло-зелёным. Это было царство света, тепла, мёда и радости. Мухи, пчёлы, шмели, стрекозы, – все спешили получить свою долю на этом удивительном празднике.
С восходом Солнца всё это ожило, задвигалось, зашумело, зажужжало, застрекотало. Подниматься стало труднее. Девушку было едва видно в высоких зарослях. Кошек не видно вовсе. Их пришлось взять на руки. Рук оказалось недостаточно: мешал меч. Но теперь Ирмуна ни за что не бросила бы его. Только тогда, когда кошки взобрались на плечи, стало удобнее.
И всё-таки, Солнце описало по небу широкую дугу, прежде чем они выбрались из этого медвяно-розового цветочного царства. Царапнув кожу острыми коготками, кошки тут же соскочили на землю. Они стояли у входа в лес. Ирмуна почему-то так и подумала. Не дорога, не тропа. Именно вход. Вход вёл на запад, в чащу. В царство влаги, сумрака и тумана. Зыбкая, едва заметная тропинка вела на восток. Тропинка совсем заросла. Кто бы ни протоптал её, здесь он не появлялся уже давно.
У входа в лес валялись обломки какой-то палки. А может быть, посоха. Ирмуна подняла их. Разлом был свежим, не более трёх дней.
– Здесь были люди, – радостно воскликнула девушка, – Эй! Кто-нибудь!
Кошки тут же зашипели, выгнув спины дугой.
– Вы чего? – испугалась Ирмуна, отступив на шаг.
Кошки понемногу успокаивались, нервно озираясь и разметая пыль хвостами. Совершенно утихомирившись, они церемонно сели по сторонам прохода. Девушка растерялась.
– Ну, и что теперь? – кошки не шелохнулись. – Куда дальше? В лес?
Разговор, кажется, грозил зайти в тупик. Взаимопонимание, которое вело их отряд столько дней к какой-то неведомой ей цели, вдруг иссякло.
– Одна? Да я боюсь! – испугалась Ирмуна.
На кошек это не подействовало. Заметив около тропы еле приметную ложбинку, они демонстративно растянулись на земле, грациозно выгнувшись животами кверху. У обеих был такой вид, будто они вкушали заслуженный отдых после долгой, тяжёлой, но бесполезной и никому не нужной работы. И девушка решилась.
Зажмурив глаза, Ирмуна вошла в чащу. Тень сумрака холодком прокатилась по плечу. И всё, пожалуй. Разве что, ещё изменился запах. Он стал более влажным, более угрюмым, фатальным. Да ещё завёл свою нудную песню над ухом одинокий комар. Девушка открыла глаза и осмотрелась.
Лес не показался ей страшным. Впереди, насколько хватало света, стояли серые стволы вековых елей. Одинаково ровные, одинаково плотные. Как армия солдат-ветеранов, построенных для почётного караула. Кроны елей сомкнулись над головой, скрыв небо. Трава исчезла. Землю устилал плотный ковёр из хвои и шишек, сквозь который то тут, то там проглядывали многочисленные разноцветные шляпки грибов-сыроежек. Здесь были настоящие грибные поля. Под ногами суетились многочисленные муравьи. Легионы рабочих тащили иголки, собирая их в гигантские муравейники. Некоторые были выше человеческого роста.
Невысокие кустики черники были почти совершенно лишены листьев и манили крупными сизыми ягодами. Яркие краски луга остались сзади, за рамкой таинственного входа. Здесь было царство серого, серосинего, серо-коричневого и серо-тёмно-зелёного. Светло-зелёный моховой ковёр лежал только вдоль тропы, ведущей вглубь леса. Мох словно разрезал лес пополам. Даже муравьи сторонились его. Пожалуй, это было единственное светлое пятно в блёклом мире серых красок.
Прихлопнув надоедливого комара, Ирмуна осторожно двинулась вглубь. Дорога была прямой. Бесконечной однообразной идеальной прямой. Где-то высоко над кронами деревьев был ясный летний день. Но здесь, на этой дороге, постепенно становилось всё темнее. Появился подлесок. Невысокие колючие кусты стали по краям тропы. Кусты становились всё плотнее, гуще, выше и, в конце концов, скрыли из глаз всё, что находилось за пределами дороги.
Тропа оборвалась внезапно. Девушка стояла около высоченной ели с антрацитовым стволом. Лицо её выражало полное недоумение. Она прошла путём, который не мог быть случайным. Её привели сюда. Зачем? Ирмуна обошла вокруг дерева. Дальше пути не было. Произойди с ней такое раньше, она бы растерялась. Но сегодня Ирмуна уже была другой. Безразлично хмыкнув, она легла на землю и, пристроив меч под голову вместо подушки, безмятежно заснула.
Пробуждение было внезапным, как будто от чьего-то пристального взгляда. Наступила ночь. Девушка села и протёрла глаза. В полной темноте невозможно было разглядеть ни земли, ни ели, ни неба. Но прямо перед ней кто-то был. Или что-то было. Бледное, зыбкое. Вскочив, Ирмуна разглядела призрачную фигуру женщины. Очень знакомой женщины.
– Осторожно, не дотрагивайся до меня, – прошелестела фигура.
– Почему? – удивилась девушка.
– Я буду вынуждена уйти.
– Ты… Хирна?
– Я была Хирна. Давно…
– Зачем я здесь?
– Чтобы увидеть правду. Чтобы стать сильнее. Я покажу тебе зеркало, от которого не скроется ничего. Следуй за мной.