Сердце спящего духа, стр. 53
Королевство всеобщего веселья.
Люди. Люди ненавидящие. Люди проклинающие. Люди отвергающие. Люди предающие, лгущие, извращающие. Люди убивающие. Люди насилующие. Требующие, требующие, требующие, требующие… зрелищ, развлечений, забав, утех. Денег, денег, денег, денег.
Королевство всеобщего растления.
Отречение.
Дорога Времени. Море. Возвращение.
Предательство и падение.
Слепота… и прозрение. Всему хорошему во мне я обязан плохому. Всему плохому во мне я обязан хорошему. Я понял! Я осознал! Я могу учить людей! Добру и справедливости. Я – учитель! Поверят? Нет! Не поверили. Смеются. Отобрали всё, растащили по норам. Много! Рыгают, не в силах переварить! Надругались. Отвернулись. Растеряли. А что ещё могут люди, которые ничего не могут? Бросили умирать на дороге. Ушли.
Остров. Одиночество. Мальчик. Человек. Настоящий человек! Первый за двадцать пять лет. Ничего не требует, ничего не просит. Впервые за пятьдесят! Всё – сам! Идёт своим путём. Упрям, – не свернуть!
“Как это прекрасно – человек! Как это здорово – разговаривать. А я? Что я? Впервые за пятьдесят лет я встретил человека, которому нужен. Кому могу передать свои умения, свой опыт. И что? Я испугался. Я растерялся. Я закрылся. Я промолчал. Даже тогда, когда он рассказал мне о себе, я не сказал. Я не открыл ему свою позорную тайну.
Его нет. Почему его нет? Где он? Что с ним?” – Учитель встал.
“А вот и он!”
Земля вздрогнула под ногами. Ровная линия прошла по склону холма. Каменистый склон с грохотом осел и обрушился в море, породив гигантскую волну. Убрав меч за спину и отряхнувшись, Рене выбрался на поверхность. Сразу за ним обрушилась ещё часть склона. Подземный путь оказался погребённым навеки.
Дождь закончился. Буря ушла. На тёмном ещё небе светило вечернее Солнце. Рене сощурился от непривычно яркого света и поднял руку к глазам. Фигура учителя возвышалась над вершиной холма на фоне заходящего светила. Старик вслушивался. Мальчик понял, что учитель ещё не учуял его.
– Эй! – закричал Рене, – Я здесь! Я сейчас поднимусь!
Старик обернулся на голос.
– Хорошо! Только аккуратнее. Что бы ты ни принёс в Мир, будь осторожен с ним.
Рене запыхался, поднимаясь на вершину, но был безмерно рад.
– Уф! Вот и я! Я нашёл!
– Слышу. Ты уже уничтожил половину моего острова, – рассмеялся старик, – Умоляю тебя, чуть поменьше радости. А то уничтожишь вторую…
Рене стало немного стыдно.
– Извини. Это действительно было здорово.
– Верю. Знаешь, что… у меня есть предложение, – мягко произнёс учитель, – Так как мой дуб всё равно сгорел, а новые очертания моих владений надо снова наносить на карту, давай пройдёмся по острову и посмотрим, каких ещё дров наломал…э-э… наломала эта буря.
Мальчику вдруг стало весело. Он ожидал, что старик выйдет из себя, начнёт кричать или ругаться. Всё-таки разрушения, которые он произвёл хрустальным цвайхандером, были несравнимы ни с какой стихией.
– Только тебе придётся помочь мне, – поднял палец старик, – А то в моём доме теперь такой беспорядок, что я и не знаю, где что лежит.
– Согласен, – рассмеялся Рене и ухватился за палец.
– Тогда для начала обойдём остров. По дороге, пожалуйста, расскажи мне всё, что с тобой произошло. Я просто сгораю от любопытства.
Короткий рассказ поразил старика. Лицо его стало замкнутым, сосредоточенным. Он умолк.
– Эй, это всё! – не удержался Рене.
– Погоди. Я думаю…
Учитель думал долго. Они шли и шли. Старик медленно следовал за Рене, рассеянно слушая его пояснения о разрушениях на острове.
– Пойдём, – произнёс он наконец, когда Рене остановился, – Заберём припасы и зайдём кое-куда. У меня тут есть ещё одна норка. Запасная. Как раз на такой случай. Не люблю я туда возвращаться. Как будто свидание с прошлым. Но становится прохладно. Скоро ночь. Нам нужно обсохнуть и потолковать кое о чём.
Забрав припасы, они поднялись по склону и подошли к большому валуну.
– Убери его, – потребовал старик.
– Как? – вытаращил глаза мальчик, – Он в три раза больше меня.
– Остров тоже был немаленький, – пожал плечами старик, – Привыкай к силе. И всегда помни о том, что носишь за спиной. Я уже слишком стар, чтобы заниматься такими камнями…
За валуном открылась небольшая пещера. Рене заметил в центре неё следы старого костра, вязанку сухого хвороста и несколько крупных булыжников, аккуратно положенных по кругу.
– Там, – старик махнул рукой, – Должен быть кремень. Займись костром. А я закрою дверь.
Мальчику никогда раньше не приходилось высекать искры с помощью кремня и кресала. Но, в конце концов, огонь лизнул хворост и весело защёлкал сухими ветками. Обернувшись, Рене заметил, что старик достал из какого-то старого сундука, стоящего в углу, богато расшитое золотом полотнище. Старик раскатал его и теперь с помощью деревянных клиньев крепил над входом. По краю полотнища шла широкая жёлтая оторочка. А в центре, на красном фоне, красовалась большая, вышитая золотом, богато разукрашенная корона.
– Ого! – вырвалось у Рене. Он вдруг задумался, а кто на самом деле этот слепой отшельник?
– Что “ого”? – проворчал старик, – Подвинься. “Ого” потом будет…
– Какой красивый ковёр…
– Это не ковёр, – фыркнул отшельник, – Это – знамя!
Дорога к себе
Больше всего девочку раздражало то, что она никак не может вспомнить собственное имя. Ну и голод, естественно. Ей, конечно, удавалось перехватить кое-что в лесу: уже созрели ягоды. Вдоль полян и на увалах поспела земляника и малина. В лесных зарослях часто попадались кусты черники. Вот только голод донимал всё сильнее, а ягоды уже набили оскомину и приелись.
Очень хотелось пить, но река осталась далеко позади. Ночами становилось холодно. Не давали покоя комары и мошки. Чесалось и зудело всё тело.
На третье утро зарядил дождик. Мелкий, противный. Девочка встретила его с облегчением: комаров стало меньше. Нога перестала болеть совсем. А вот рука ещё слушалась плохо…
Идти приходилось по ночам. Кошки очень спешили. Но это была странная спешка. Днём, особенно если выглядывало солнышко, кошек мгновенно валило с ног. Они становились вялыми, ленивыми. Вместо того чтобы двигаться вперёд, искали удобное местечко и сразу же распластывались на земле. Большую часть суток кошки спали. Девочке ничего не оставалось, как весь день сидеть рядом и отгонять комаров. Вечером кошки ненадолго исчезали и возвращались, сыто урча. Вернувшись, ложились и долго вылизывались. Сначала себя, потом друг дружку. Если девочка не выдерживала и, уморённая, засыпала, доля кошачьей ласки доставалась и ей. И только поздним вечером кошки как по команде вскакивали и, нетерпеливо мяукая, гнали её сонную, ничего не соображающую, вперёд.
Дорога была пустой. Точнее, дороги не было совсем. То ли кошки нарочно сторонились людского жилья, то ли люди не жили здесь вовсе, но за пять дней пути они не встретили ни одного человека. На шестое утро вышли на палёную пустошь, поросшую мелкими розовыми цветами вперемешку с какими-то метёлками. Девочка откуда-то знала название этих цветов – кошачьи лапки. Это название её развеселило. Обгоревшие стволы деревьев лежали на пути и сильно затрудняли движение. Кошачьи лапки покрыли землю густым ковром и скрыли пепел пожарища.
Перевалив через пустошь, начали пологий спуск вниз. Внизу, в зарослях малины, в молодом осиннике, протекал быстрый ручей. Плеск воды уже изредка долетал до слуха, приносимый порывами ветра. Трава стала гуще и выше. Чтобы не потерять направления, кошки были вынуждены передвигаться высокими изматывающими прыжками.
Едва допрыгав до осинника, кошки завалились набок, всем своим видом давая понять, что сегодняшний переход закончен. Девочка спустилась к ручью и зачерпнула воду ладонью. Вволю напившись, она медленно побрела по течению.
Ручей был неглубоким, приблизительно по колено. И нешироким, шага четыре, не больше. Вода была кристально чистой и удивительно прозрачной. У берега, на мелководье, грелась стайка мелких рыбёшек, – мальков-сеголеток. А чуть поодаль, на стремнине, девочка заметила крупного речного рака.