Мертвая зыбь, стр. 40

Когда Якушев сообщил об этом плане Стауницу, тот пришёл в восторг:

— Александр Александрович, я ещё раз повторяю, вы гений! То, чего вы добились в Варшаве, — великолепно! Откуда это у вас?

Якушев не верил комплиментам Стауница, но тот действительно был поражён ловкостью и изобретательностью «гения». Стауниц не имел представления о том, что все эти действия были плодом коллективного ума — Артузова, Пилляра, Старова и самого Якушева.

Колёсников (Косинов) в этот период отошёл от дел «Треста». Он вернулся к участию в операции значительно позже.

37

Николай Михайлович Потапов — в Париже. Он восстанавливает старые знакомства. Посетил генералов Миллера и Хольмсена, они приняли его уважительно, памятуя близость Потапова ко двору в прежние годы.

Потапов не настаивал на аудиенции у великого князя Николая Николаевича. Его не могла не помнить «черногорка» Стана — супруга великого князя. Она не забыла, что в Черногории Потапов не позволял её отцу, князю Негошу, залезать в государственный карман России.

Николаю Михайловичу нанёс визит Климович. Они были немного знакомы раньше, и теперь Потапов убедился, что бывший директор департамента полиции, пожалуй, утратил нюх полицейской ищейки.

Климович, правда, расставил Потапову несколько капканов. Интересовал его главным образом вопрос, как это Николай Михайлович свободно катается по Европе и что, собственно, он делал в Варшаве?

Потапов рассмеялся и, слегка хлопнув ладонью по колену собеседника, сказал:

— Ваше превосходительство! У Шекспира сказано: «На свете есть чудеса, которые не снились нашим мудрецам». Одно из этих чудес — «Трест»… Теперь о Варшаве: это особый вопрос. Польшу интересует, что будет с ней после переворота в России.

— Кто же, в конце концов, во главе организации, кроме уже известного нам генерала Зайончковского?

— Если мы до сих пор существуем без провала, то это только потому, что мы строжайше соблюдаем конспирацию, — внушительно сказал Потапов, — но у главнокомандующего я, разумеется, приоткрою завесу. И кстати, объясню кое-какие «чудеса».

Климович успокоился. Они заговорили о старых знакомых. Борис Суворин — сын издателя газеты «Новое время», — всегда отличавшийся авантюристическими замашками, выпускает в Белграде «Вечернее время», его брат Алексей не ладил ни с отцом, ни с братьями. Это был человек со странностями, увлекался учением йогов, лечил голодом югославского короля и сам умер от голода (в прямом смысле слова). Все это видели и только шутили на его счёт.

Климович много рассказывал Потапову и по пути в Сербию, в Стремске Карловцы, где находился штаб Врангеля. Они туда поехали вместе.

Стремске Карловцы был совсем маленький городок — семь тысяч жителей: сербов, хорватов. Единственный трехэтажный дом занимала штаб-квартира Врангеля. Обстановка штаба: офицеры и генералы в полной форме царской армии, адъютанты — все производило впечатление старорежимного штаба верховного главнокомандующего. Но зоркий глаз Потапова не мог не заметить, как низка дисциплина и какое подавленное настроение у нижних чинов и юнкеров.

Врангель принял Николая Михайловича через полчаса после приезда. Он показался Потапову несколько утомлённым, раздражительным. Но о «Тресте» говорил уважительно, даже с комплиментами:

— Я рад войти в сношения с вами, слышал много хорошего… Сильная организация, это чувствуется даже здесь. Но позвольте говорить откровенно, напрямик: в моем штабе царит разруха; мы не готовы к действиям; прежде всего нужен человек, который возьмёт на себя ответственность. Романовы? Молодые князья — ветреники. Николай Николаевич? Стар и в руках у свиты, у Станы с её фрейлинами. Если он не возьмёт на себя ответственность — придётся все сосредоточить у меня.

— Плацдарм для выступления против Советов?

— Я считаю плацдармом не Польшу, а Кавказ. Но этот вопрос можно ещё обсудить. Если не удастся начать на Кавказе, я не возражаю против западной границы. Есть некоторые резервы в Польше, в лимитрофах. Там много офицеров.

Потапов сказал, что «Трест» интересует хотя бы приблизительный подсчёт сил.

— Ядро моей армии — корпус Кутепова, две дивизии, пятнадцать — двадцать тысяч штыков, половина — офицеры, устойчив только офицерский состав. Плохо с военным снаряжением, можно было бы развернуть четыре дивизии. Правда, штабы мы теперь сокращаем. Наши возможности, в общем, шестьдесят — сто тысяч человек. На интервенцию надежды нет, она полностью провалилась. Что же касается времени начала операций, то можно надеяться на весну будущего, двадцать четвёртого года.

— Как ваше превосходительство представляет себе будущее устройство России?

— Вопрос очень серьёзный. Не считаться с результатом революции нельзя. Полный возврат к старым порядкам невозможен. И здесь нам придётся столкнуться с правыми. Они в эмиграции совершенно утратили представление о том, что произошло за эти годы в России. Террор, по-моему, чепуха, булавочные уколы. И напрасно Кутепов носится с этой идеей, совсем напрасно…

— Рад, что наши взгляды совпадают. Но в вопросе о монархе мы твёрдо остановились на Николае Николаевиче. Конечно, если бы при этом возникла фигура вроде Столыпина, это был бы идеальный выход.

Врангель в упор взглянул на Потапова.

«Нет, он хватает выше», — подумал Потапов.

— Хорошо было бы послушать кого-нибудь из ваших видных строевых начальников, — задумчиво сказал Врангель. — Что касается Кавказа, то у нас прочные связи на Кубани… Вы с дороги устали. Не угодно ли отдохнуть? Завтра продолжим беседу.

На следующий день было решено, что все сношения с «Трестом» будут идти через Климовича. Связь будут поддерживать с ведома «Треста» офицеры. Кроме польского желательно иметь «окно» и в Финляндии. О денежной помощи Врангель сказал:

— Мы бедны, как церковные крысы. Деньги надо искать у англичан или американцев. Но эти господа относятся с недоверием к нашей «армии в сюртуках».

И Врангель взял со стола альбом с фотографиями:

— Вот, извольте видеть, здесь изображены чины нашей армии на мирной работе в Европе, Южной Америке… Мне доложили, что вы собираетесь уезжать? Жаль, но я вас понимаю… Кстати, как вам удаётся покидать вашу должность в штабе Красной Армии на столь долгое время?

Потапов понял, что таится в этом вопросе.

— В то время, когда я беседую с вами, моё второе «я» находится в Туркестане, в длительной командировке: Термез, Кушка — далеко. Кроме того, я заядлый охотник. Срок моей командировки истекает. Вернусь тем же путём, через «окно»… Путь знакомый и вполне безопасный.

— Ну, храни вас бог.

На обратном пути, в Париже, были снова беседы с Климовичем и Хольмсеном. Потапов понял, кто настраивал Врангеля против «Треста». Оказывается, это был все тот же Чебышёв, исполнявший должность министра внутренних дел при Врангеле. Врангель и верил в то, что «Трест» — мистификация ГПУ, и не верил. Визит Потапова настроил Врангеля в пользу «Треста»: как-никак Потапов был его товарищ по Академии генерального штаба. И кроме того, можно было понадеяться на полицейский нюх Климовича, которому поручена была связь с «Трестом».

Как бы там ни было, поездка Потапова удалась. Теперь «Трест» охватывал все монархические организации за рубежом. В него верили потому, что подпольная монархическая организация в центре России была заветной мечтой эмиграции. Каждому деятелю белого движения хотелось ставить на этот козырь и этим укрепить свой авторитет.

Дзержинский и его сотрудники это понимали. Перед «Трестом» были поставлены задачи: подчинить себе монархическое «общественное» мнение, внедрить ему мысль о вреде терроризма и диверсий; дискредитировать идею интервенции, убедить, что главное — внутренняя контрреволюция, то есть «Трест», эмиграция же — только подмога; давать эмиграции материал для споров. Темы дискуссий: ненужность сословий; земельный вопрос; национализация промышленности; невозможность возврата земли помещикам; споры о кандидатурах на престол; бонапартизм Врангеля; разногласия между Врангелем и Кутеповым.