Лираэль, стр. 60

— Тетя! — запротестовала Лираэль, пытаясь освободиться. Ее смущало, что с ней в присутствии Сэйнар и Райил обращаются, как с маленькой девочкой. Тетя Киррит постоянно так поступала. Она обнимала Лираэль, когда девушке этого совсем не хотелось, и не обнимала, когда ей это было необходимо.

— Все будет точно так же, как с твоей матерью! — сказала Киррит, обращаясь больше к близнецам, чем к Лираэль. — Уходишь неизвестно куда, ввязываешься неизвестно во что, неизвестно с кем. Ты даже можешь вернуться с…

— Киррит! Довольно! — прервала ее Сэйнар, к большому удивлению Лираэль. Она никогда не слышала, чтобы кто-нибудь так говорил с Киррит. Для тетки это тоже оказалось неожиданностью. Она отпустила Лираэль и глубоко вздохнула, вид у нее был рассерженный.

— Ты не имеешь права так говорить со мной, Сэйнар… Райил… кто бы ты ни была, — наконец изрекла тетя. — Я — Страж Юных, и я не последний человек здесь.

— А мы сейчас являемся Глашатаями Клэйр, — ответили Сэйнар и Райил одновременно, поднимая свои жезлы. — Мы наделены силой Стражи Девятого Дня. Ты признаешь наши права, Киррит?

Киррит смотрела на них, стараясь вздохнуть поглубже. Но это у нее не получалось: воздух со свистом вырывался из горла. Больше всего она напоминала сейчас раздавленную жабу. Это было явное признание авторитета близнецов, хотя не очень достойное.

— Собери свои вещи, Лираэль, — сказала Сэйнар, тронув девушку за плечо. — Мы должны поскорее спуститься к лодке. Киррит, может быть, мы поговорим снаружи?

Лираэль устало кивнула и подошла к шкафу, где хранилась ее одежда. Все вышли из комнаты, прикрыв за собой дверь. Лираэль открыла шкаф и, не глядя, запустила туда руку. Что-то твердое упало в ладонь, и она инстинктивно сжала пальцы. Увидев, что это такое, Лираэль вскрикнула от удивления. Это была каменная собачка, уже слегка побитая: та самая, которую Лираэль нашла в комнате Стилкен и которая исчезла после появления Невоспитанной Собаки.

Лираэль прижала собачку к груди и внезапно почувствовала слабую надежду. Это, конечно, не Собака. Но статуэтка намекает, что Собака может вернуться. Улыбнувшись, Лираэль положила каменную фигурку в карман жилета, предварительно убедившись, что она оттуда не выпадет. В тот же карман Лираэль положила темное зеркало, а серебряные трубочки — в другой. «Книгу Памяти и Забвения» она поместила в маленький заплечный мешок, словно специально сшитый для этой цели. Заводную мышь и свисток Лираэль оставила в шкафчике. Там, куда она направляется, они ей вряд ли пригодятся.

Потом девушка разделась и быстро вымылась, радуясь, что ко дню своего девятнадцатилетия она переехала в комнату с отдельной ванной. Хотелось полностью сменить одежду, чтобы ничто не выдавало ее принадлежности к Клэйр. Но когда пришло время одеваться, Лираэль снова облачилась в костюм второй помощницы библиотекаря. Она сказала себе, что эта одежда отражает ее сущность. Она заслужила право носить этот красный жилет. И этого никто у нее не отнимет, хотя она и не настоящая Клэйр.

Лираэль сложила сменную одежду и подумала, брать ли тяжелую шерстяную куртку, которая вряд ли могла ей пригодиться поздней весной и летом. В этот момент в дверь постучали, и раздался голос Киррит.

— Я не имела в виду ничего дурного, когда говорила про твою мать, — мягко говорила Киррит, стоя в дверях. — Ариэль была моей младшей сестрой, я любила ее. Но она отличалась… если ты понимаешь, о чем я говорю. И с ней вечно что-то происходило. Вечно она ввязывалась в неприятности, и… это было нелегко. Я-то была Стражем Юных, должна была следить за порядком. Может быть, я не проявляла к тебе… это трудно понять, когда не видишь, что другие чувствуют или будут чувствовать к тебе… Я хочу сказать, что любила твою мать. И люблю тебя.

— Я знаю, тетя, — ответила Лираэль и, не глядя, швырнула куртку обратно в шкаф. Еще год назад она бы все отдала за то, чтобы услышать эти слова. Чтобы ощутить свою принадлежность к чему-то.

А теперь было слишком поздно. Она покидала Ледник, так же, как ее мать много лет назад. Только мать тогда оставила свою девочку неизвестно на чье попечение.

Но теперь все в прошлом, подумала Лираэль. Я могу забыть все это и начать свою собственную историю. Мне не обязательно знать, почему мать меня бросила или кто был мой отец. Мне и не надо этого знать, говорила себе Лираэль.

Мне не надо знать.

Но пока она шептала про себя эти слова, ее мысли вернулись к «Книге Памяти и Забвения», лежавшей в сумке, а также к трубочкам и темному зеркалу в кармане жилета.

Ей не надо было знать, что случилось в прошлом. Раньше она была одинока среди Клэйр, потому что не видела будущего. Одинока Лираэль была и теперь, но уже по-другому. Все ее надежды сбылись, но как-то не так. Все, что она получила, было не тем, к чему стремилось ее сердце.

Но с помощью темного зеркала и вновь обретенных знаний она теперь может видеть прошлое.

Глава тридцать первая. ГОЛОС СРЕДИ ДЕРЕВЬЕВ

Упав с лошади примерно в ста ярдах от опушки, Принц Сэмет лежал на земле как мертвый. На его ноге виднелась запекшаяся кровь; на листьях вокруг его тела тоже были кровавые пятна. Но, приглядевшись, можно было заметить, что юноша дышит.

Его лошадь, Спрут, которая почти не испугалась, спокойно паслась неподалеку. Иногда она навостряла уши и вскидывала голову, но за весь день ее никто так и не потревожил.

После полудня, когда над деревьями медленно собирались облака, поднялся ветер и прогнал жару летнего дня. Ветер принес и навалил на Сэма сухие листья и ветки. А также высохшую паутину, жучков и траву.

Одна тонкая длинная травинка упала рядом с лицом юноши. Сэм случайно втянул ее носом, и она щекотала ему ноздрю, шевелясь в такт дыханию. Нос Сэма сморщился, потом сморщился еще раз. Наконец он чихнул.

И тут Сэм пришел в себя. Сначала ему показалось, что накануне он напился и теперь страдает от жестокого похмелья. Его горло пересохло, во рту был неприятный вкус. Очень болела голова, а нога еще сильнее. К тому же накануне он явно вломился в чей-то сад; от этой мысли Сэму стало невероятно стыдно. Он только однажды так напивался, и повторять этот опыт ему совсем не хотелось.

Сэмет попытался кого-нибудь позвать, но лишь только ему удалось издать звук, напоминающий хриплое карканье, он вспомнил, что произошло на самом деле.

Он убил двух констеблей. Людей, которые пытались исполнить свой долг. Людей, у которых были жены, семьи, родители, братья, сестры, дети. Они вышли из дома утром, не подозревая, что скоро умрут. Может быть, жены до сих пор ждут их домой к ужину.

Нет, подумал Сэм, заставляя себя приподняться и взглянуть на красные отблески заходящего солнца, пробивающиеся сквозь кроны деревьев. Они дрались ранним утром. Сейчас жены констеблей уже знают, что их мужья никогда не вернутся домой.

Сэм медленно поднялся и отчистил одежду от лесного мусора. От чувства своей вины ему тоже надо было очиститься. По крайней мере, на сегодня. Иначе он не выживет.

Отрезав лохмотья штанины, он осмотрел рану. Сэм смутно помнил, что наложил на нее заклинание, которое, несомненно, спасло ему жизнь. Но сама рана оставалась на месте и в любой момент могла открыться. Ее пришлось перевязать, потому что произнести еще одно исцеляющее заклинание он не смог бы.

После этого Сэмету удалось кое-как подняться на ноги. Подняться, поймать верную Спрут и ускакать подальше в лес — таков был его план. Сэм удивлялся, что местные полицейские до сих пор не обнаружили его. Либо он совершил что-то менее страшное, чем ему казалось, либо они ожидали подкрепления, чтобы начать охоту на некроманта — убийцу, которым он несомненно им показался.

Сэм решил, что, если констебли или, что гораздо хуже, гвардейцы обнаружат его сейчас, ему придется признаться, кто он такой. А это означает позорное возвращение в Билайзер и суд Эллимер и Джэлла Орена. Публичный позор и поношение. Единственная альтернатива — скрыть все те ужасы, которые он натворил. Иначе положение станет совсем нестерпимым. Он представил себе лица родителей, на которых было написано разочарование, которое невозможно перенести. И тут же выяснится еще одно — что он не способен стать настоящим Аборсеном. Тогда родители окончательно в нем разочаруются.