Шелк, стр. 30

Жанна отложила в сторону скребок, стащила шарф, закрывавший лицо от пыли, с усилием поднялась на ноги и подошла к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха. Потом осторожно потянулась. Онемевшие суставы захрустели. Первый раз в жизни у нее так ломило тело. Грязь, копоть и пыль от штукатурки, казалось, проникли внутрь, до самых костей.

– Будь у вас хоть капля здравого смысла, вы содрали бы всю обшивку и заменили на новую, – посоветовал чиновник из градостроительного управления. Пытаться отскрести от сосновой обшивки старую краску и голубиный помет, копившийся десятилетиями, было безумием. – Пустая трата сил. Посмотрите: дерево буквально вросло в кирпич. Это до добра не доведет.

Да, от такого человека нечего ждать поддержки. Отчаянные попытки Жанны сохранить старый дом он считал блажью, романтическими бреднями, чем-то вроде кампании в защиту китов.

Но иногда бывали и приятные сюрпризы.

После трех недель напряженного труда Жанна стала относиться к строителю ее любимого дома №3 на Роуз-Элли как к давнему знакомому. Славному, но не очень надежному. Вложив кучу денег и усилий в отделку фасада с прелестными сводчатыми окнами и дверьми, он махнул рукой на все остальное. И вот теперь, по словам муниципального инспектора, фундамент того и гляди мог разрушиться.

– Дом был рассчитан лет на сто самое большее, – мрачно заявил он, отряхиваясь от пыли.

Инспектор откровенно игнорировал тот факт, что вопреки всему дом простоял гораздо дольше, и это объяснялось либо чудом, либо… ошибкой в его расчетах. Он даже пригрозил: Жанне, мол, очень повезет, если ночью на нее не рухнет крыша. Ну и пусть, подумала она. Особенно если это произойдет в марте, когда истечет срок, объявленный муниципалитетом.

Несмотря на многочисленные препятствия, задержки и новые проблемы, решимость Жанны довести дело до конца росла. Забавно, но она старалась и ради Джули, которая, возможно, не собиралась возвращаться сюда. И все же… Ее любовь и вера в Жанну была хорошей опорой – крепче любого цемента.

Дружить – значит совершенствоваться, стараться проявить себя с лучшей стороны. Дружба – это труд, а вовсе не уютное убежище для двоих. Надо расти, тянуться к свету. Она научилась этому у Джули и уже никогда не забудет. Без Джули не было бы дома. И возможно, самой Жанны тоже.

С этой мыслью Жанна вставала на рассвете и ложилась спать поздно ночью. Иногда, в свободные минуты, она замечала, что еда ее больше не интересует: голова была занята ремонтом и мыслями о стремительно пухнувшей пачке счетов.

Жанна поморщилась, услышав оглушительный грохот. Ее драгоценные кирпичи трясутся сейчас, как гофрированные нижние юбки какой-нибудь старушки. Строители, которых она наняла, чтобы сделать водонепроницаемую кладку, превратили их с Джули укромный уголок в развалины. В подвале было полно мусора, в воздухе стояло облако пыли, а прямо под каменными плитами пола, к ужасу Жанны, обнаружилась лондонская глина. И она перестала ходить туда. Невыносимо видеть эту разруху и думать о том, как расплачиваться с рабочими.

Жанна посмотрела на свои руки – потрескавшиеся, покрытые мозолями, с поломанными ногтями. Сможет ли она когда-нибудь снова шить? Девушка старалась отремонтировать дом, не прибегая лишний раз к посторонней помощи. Но как быть со сроком, обозначенным в контракте? Ванную и туалет еще не оборудовали, электричество не провели. Водопровод и электропроводка – вещи загадочные, почерпнутой из книг информацией тут не обойтись. А специалистам надо платить. К вечеру будущее всякий раз казалось ей темным, неуклонно сужающимся тоннелем, сплошь выстланным двадцатифунтовыми банкнотами.

Но Жанна страстно любила свой дом – несмотря на смертельную усталость и вечный страх перед будущим. А вдруг ей не суждено сидеть в обшитой деревом гостиной и спать в спальне, где на стенах нарисованы ивы? По вечерам, когда становилось уже слишком темно, чтобы работать, она бродила по окрестным пустырям и находила то затейливую доску для своей сломанной двери, то потемневшие ручки, которые можно начистить до ослепительного блеска. По ночам ей снились стены, обитые парчой, позолоченные лепные украшения, а просыпалась она на своей убогой раскладушке, под одеялом, припорошенным толстым слоем пыли двухсотлетней давности.

Жанна заставила себя отойти от окна, ополоснула лицо холодной водой из ведерка и принялась за сандвич с сыром. На зубах хрустела штукатурка. В доме воцарилась долгожданная тишина. Значит, Марлон и Джерри тоже закончили свой рабочий день. Уже стемнело, пора зажечь свечи. А потом – поскорее в постель, чтобы завтра снова встать на рассвете.

Жанна мельком глянула на коробки, аккуратно поставленные друг на друга и обернутые полиэтиленом. Там хранилась одежда Джули. Из подвала ее пришлось вынести. Конечно, коробки мешали, но Жанну это нисколько не раздражало. Напротив, она чувствовала себя не такой одинокой.

Особенно сейчас. Ибо, по правде говоря, по ночам ей было не по себе, не то что раньше. В подвале, отгороженном от мира решетками, рядом с горящим камином Жанна чувствовала себя в безопасности. Здесь, наверху, ее одолевал страх. Уличный фонарь отбрасывал на стены длинные тени, и все время раздавались какие-то странные звуки, куда более громкие, чем в подвале. Скрипели деревянные половицы, дребезжали оконные рамы. Иногда, проснувшись посреди ночи, Жанна с трудом убеждала себя, что в доме, кроме нее, никого нет. Удивительно, как темнота и одиночество влияют на психику!

Жанна решительно задула свечу: не хватало еще, чтобы дом сгорел, – после стольких-то трудов; и улеглась в постель. И зачем было переодеваться? Все, начиная от ночной рубашки и заканчивая простынями, стало жестким, пропитавшись штукатуркой. Даже волосы и те казались сухими и ломкими. «Ну и пусть, – подумала Жанна. – Никто меня не видит, кроме рабочих, а у них самих вид не лучше».

Опять этот скрип. Жанна вздрогнула, не в силах внимать доводам разума. Бешено бьющееся сердце подсказывало, что в доме кто-то есть. Здесь, рядом. Но кто? Привидения? Воры? Убийцы? Нет, уж скорее – жук-древоточец, объяснила она самой себе и спрятала голову под одеяло.