Пендервики на улице Гардем, стр. 16

Тут рядом послышался какой-то посторонний звук, и Скай поняла, что у неё гости. Направив бинокль на источник звука, она увидела прямо перед собой большого оранжевого кота. Наверно, он вскарабкался сюда по дереву, как Томми в прошлый раз.

— Брысь, — сказала Скай. Она не любила, когда ей мешали.

Кот неторопливо повернул голову в её сторону. У него были жёлтые глаза и серьезная умная морда — если, конечно, допустить, что у котов бывает ум. Скай такого не допускала. Общаться с котами, как и с младенцами, у неё плохо получалось.

— Брысь, кыш отсюда! — сказала она. — Проваливай, не то я из тебя котлету сделаю.

Продолжая смотреть прямо на Скай, кот спокойно уселся и начал вылизывать себе левую лапу. «Ну, давай, делай», — всем своим видом говорил он. Это уже была наглость, терпеть которую Скай не собиралась, тем более от кота. Она начала медленно и осторожно сползать на пятой точке по скату крыши, всё ближе и ближе придвигаясь к оранжевому нахалу, — но в ту самую секунду, когда она уже готова была его схватить, он легко вспрыгнул к ней на колени.

— Дурак, — сказала она, но руки как-то сами обернулись вокруг кота, и это оказалось неожиданно приятно.

К ошейнику кота была прикреплена пластинка с надписью. «Меня зовут Азимов Ааронсон» — прочла Скай [16]. Значит, у Ианты всё-таки есть кот. Правда, Бетти так и говорила, но она вечно что-нибудь выдумывает. Всё равно, решила Скай, нечего коту рассиживаться на моей крыше, даже если его хозяйка — астрофизик. Но пока она прикидывала, какое потребуется усилие, чтобы придать ускорение такому крупному коту, он свернулся у неё на коленях, всем своим видом показывая, что намерен остаться надолго. И заурчал. А Скай продолжила искать на небе ромбы, и время текло легко и приятно, но наконец улица Гардем внизу и звёздные ромбы наверху озарились светом фар: к дому подъехала папина машина.

— Всё, Азимов, теперь топай к себе, — сказала Скай.

Азимов — кажется, твёрдо решивший сразить Скай силой своего интеллекта — послушно спрыгнул с её колен, перебрался с крыши на дерево и исчез в темноте.

— И больше тут не появляйся! — крикнула ему вслед Скай, столь же твёрдо решившая не поддаваться на кошачьи происки. И вернулась через окно в комнату.

Джейн всё ещё яростно строчила. На полу рядом с ней уже выросла гора мятой бумаги.

— Наши вернулись с катка, — сообщила Скай.

— Первые несколько страниц готовы! Пьеса называется «Сёстры и жертвоприношение». Вот, послушай начало: Это случилось в давние, давние времена. Большая печаль пришла на ацтекскую землю: много месяцев не было дождя, без дождя не рос маис, а без маиса люди гибли от голода.

— Сойдёт. Побежали вниз!

— Сойдёт? И это всё, что ты можешь сказать? Сойдёт! Да это блестящая, гениальная завязка для драмы — а драма потом вырастет в настоящую трагедию! Слушай. Две сестры влюблены в одного и того же парня. Дальше готовится жертвоприношение, одна из сестёр назначена в жертву, а вторая…

— Джейн, мне всё равно, что ты там напишешь. Папа вернулся с катка!

Джейн наконец услышала и, оторвавшись от ацтеков, помчалась догонять сестру. Они как раз сбегали с лестницы, когда дверь отворилась и в прихожую вошли остальные Пендервики. Лица у всех были сердитые, особенно у Бетти. (Как выяснилось позже, Лорен, тренер по конькам, вышла к ним не только в кроличьей шубе, но и в сапогах с опушкой из кроличьего меха)

— Привет! — сказала Скай, надеясь, что в ответ кто-нибудь проронит хоть слово. — Ну как, хорошо покатались?

— Да уж! Покатались. — Мистер Пендервик стянул с себя куртку и с размаху бросил её в кресло — что, кстати, его дочерям было строго запрещено. — Боюсь, у меня опять свидание.

— Пап, так она тебе понравилась? — спросила Джейн.

— Кто «она»? — Мистер Пендервик с подозрением взглянул на дочь.

— Ну, та, которая… с которой у тебя свидание, — сказала Скай, как следует наступая Джейн на ногу. — А, кстати, кто это?

— Тренер Анны по конькам, — ответила Розалинда. — Её зовут Лорен.

— Тренер по конькам, надо же! — Скай постаралась изобразить изумление. — Кто бы мог подумать.

Мистер Пендервик забрал свою куртку с кресла, но тут же бросил её обратно.

— Вот именно, кто мог подумать? Уж точно не я. Я стоял, ждал Анну, которая застряла неизвестно где, мы с этой Лорен болтали ни о чём, и вдруг она заявляет, что любит классическую музыку, а я ей отвечаю: да, классическая музыка это прекрасно. Тут же выясняется, что у неё есть два билета на Баха — как раз на завтра, вторник. Я вежливо ей говорю: о, повезло вам, а она неожиданно просит меня сходить с ней на концерт. И я бездарно не могу придумать ни одной отговорки!

— Но ты ведь правда любишь классическую музыку, — заметила Розалинда.

— Люблю. Только я не могу понять, почему эта женщина вообще со мной заговорила про музыку и откуда она про меня что-то знает! Не может же такого быть, чтобы Анна ей… Нет, нет, всё, хватит. Наверно, я становлюсь старым и подозрительным.

— Да нет, пап, ты совсем не такой! — сказала Скай.

— Не какой не такой? Не старый? Или не подозрительный? — Мистер Пендервик наконец улыбнулся.

Имей виноватость цвет — скажем, зелёный, — сёстры Пендервик уже бы так позеленели, что зелёная краска капала бы с них и растекалась по всему дому — сначала она затопила бы первый этаж, потом поднялась на второй, и всё кругом стало бы зелёным. В эту минуту девочки чувствовали себя по-настоящему несчастными, а сойдясь чуть позже в комнате у Розалинды, все признались, что никогда ещё не любили своего папу так сильно, как сегодня.

— А сами его мучаем, — вздохнула Скай.

— Давайте не будем, — предложила Джейн, которой слово «мучить» нравилось не больше, чем «пытать».

— У нас есть план папоспасения, — напомнила Розалинда. — Мы всё делаем ради папы. Ради его же блага. И мы должны быть сильными.

— Розалинда, — сказала Бетти. — Я сильная. Я только ненавижу ту тётеньку в кроличьей шубе… и в сапогах…

Бетти заплакала, ведь она так любила кроликов! А некоторые из её сестёр держались из последних сил, стараясь не расплакаться вместе с ней. И думали о том, какие они гадкие, недостойные дочери. А потом все тихо разбрелись по комнатам, чтобы остаться наедине со своими терзаниями.

_{Глава восьмая}

Фантик и Человекомух

Бетти наконец-то научилась усаживать сразу всех своих игрушечных зверей в красную тележку. Правда, лошадку Джульетту пришлось усаживать вверх ногами, чтобы она поместилась, а голубого слоника Фантика пристраивать на колени к медведице Урсуле. Но Бетти решила, что звери не будут возражать. Потому что, даже если кому-то не очень удобно, кататься по двору в тележке всё равно лучше, чем сидеть и сидеть в спальне на кровати.

Конечно, когда катишь полную зверей тележку сначала по лестнице вниз, а потом по лестнице вверх — звери ведь должны каждый вечер возвращаться домой, они же не смогут уснуть без Бетти, — получается немножко громко. А ещё Пёс любит катить тележку — и вверх, и вниз тоже, и с ним получается ещё громче. Особенно когда он нечаянно отпускает свою сторону тележки и последние шесть ступенек она прыгает просто так.

И, конечно, когда в доме шумят, наверно, трудно учить уроки и запрягать латинские глаголы — кажется, так говорила Розалинда. Но всё равно, зачем делать такое сердитое лицо и кричать, что твоя младшая сестра всегда шумит и гремит и совсем-совсем о тебе не думает?

Вот этого Бетти не могла понять. Розалинда никогда, никогда раньше с ней так не разговаривала. И даже когда Бетти усадила выпавших зверей обратно в тележку и увезла тележку на другой конец двора, подальше от кухонного окна (Розалинда делала уроки на кухне), и когда она уже вытерла почти все слёзы, она всё ещё не понимала: что случилось с её Розалиндой — её самой терпеливой старшей сестрой из всех старших сестёр на свете? Может быть, думала она, это как-то связано с той ужасной тётенькой по конькам и с папиным свиданием?