Воины Бури, стр. 28

Так много рас, такой зверский аппетит, так мало времени…

Прежде она никогда не пробовала нэппи. Нимфы пастбищ и лесов, они были редкой, исчезающей расой и отличались робостью. Их не часто можно было увидеть.

Эта была замечательным экземпляром. Довольно высокая для своей расы — фута в три высотой. Стройная, со сверкающей, словно светящейся, кожей. Ее отличала тонкая красота.

Некоторые утверждают, что у нэппи два сердца. Ну что ж, проверим… Это на некоторое время отвлечет Дженнесту от неприятных мыслей.

Дождь наконец прекратился.

Страйк разрешил сделать короткий привал на отдых. Отряд расположился в месте, где береговая линия Норантеллиа изгибалась в небольшую бухточку. Сгущались сумерки. Над черным, колышущимся под ветром океаном неслись хмурые облака.

После еды Коилла и Страйк удалились от остальных. Сидя на лошадиной попоне и потягивая вино — подарок кентавров, — они некоторое время говорили о нападении гремлинов. Но усталость, тепло, вызванное алкоголем, и, превыше всего, желание поделиться тревогой сделали свое дело. Страйк заговорил о загадочных видениях. Вскоре Коилла уже знала все.

— Ты уверен, что место, которое ты видишь в снах, тебе незнакомо? — спросила она. — Я имею в виду, по… реальному миру.

— Нет. Один климат чего стоит. Мы когда-нибудь видели Марас-Дантию в ее исходном виде?

— Тогда, может, ты просто все придумал? — осмелилась предположить Коилла. — Твое сознание каким-то образом создало мир, каким ты хочешь его видеть.

— То есть, ты просто говоришь в вежливой форме, что я сошел с ума.

— Нет! Я не это имела в виду. Ты не сумасшедший, Страйк. Но когда мир катится в тартарары, естественно хотеть…

— Не думаю, что дело в этом. Как я уже говорил, сны, или что там они из себя представляют, так же реальны, как и все, что мы видим вокруг. Ну почти так же реальны…

— И ты каждый раз видишь одну и ту же женщину?

— Да. И не только вижу. Я… встречаюсь с ней, разговариваю с ней, точно так же, как я это делал бы, находясь в состоянии бодрствования. С той лишь разницей, что все ее речи очень разумны.

Коилла нахмурилась:

— Необычно для снов. Она не похожа на кого-то из твоих знакомых?

— Я бы вспомнил, поверь мне.

— Ты говоришь о ней так, будто она реальна. Но это всего лишь сны, Страйк.

— А может, нет?.. Я называю их снами только потому, что не могу подобрать другого слова.

— Все это происходит, когда ты засыпаешь, верно? Следовательно, это не может быть ничем иным, кроме сна.

— У меня возникает такое чувство…— Расстроенный своей неспособностью подобрать нужные слова, Страйк затряс головой. — Я не могу от него отделаться. Этого не поймешь, пока не испытаешь на себе.

— Давай проясним вопрос, — как будто говоря о самом обыкновенном деле, сказала Коилла. — Если не сны, то что это, по-твоему, такое? Что с тобой происходит?

— Как будто… как будто, когда я засыпаю, моя внутренняя защита ослабевает, и что-то входит внутрь.

— Послушай сам себя. Это ерунда.

— Ерунда?.. Но дело доходит до того, что я не хочу засыпать.

— Эти… сны ты видишь каждый раз, когда засыпаешь?

— Нет, не каждый. Но с каждым разом становится вроде как хуже. Каждый раз, когда мне хочется спать, я как будто бросаю монету и не знаю, что выпадет: орел или решка.

Прежде чем заговорить, Коилла тщательно взвесила каждое слово.

— Если это не сны, то существует еще одна возможность, которую стоит обдумать. Может, это магическое нападение?

— Со стороны Дженнесты, ты имеешь в виду? Коилла кивнула.

— Я думал об этом, конечно. Ты полагаешь, она такое может?

— Кто знает?

— Но зачем ей? То есть, какой в этом смысл?

— Чтобы заставить тебя думать, что ты сошел с ума. Чтобы посеять в тебе сомнения и со всех сторон осадить твое сознание.

— Мне это тоже приходило в голову, но почему-то я в такое объяснение не верю. Как я уже говорил, эти сны во многом… приятны. Пару раз они даже добавляли мне уверенности. Разве это на руку Дженнесте?

— Я не утверждаю, что это именно она. Просто мне кажется, что такая возможность не исключена. И кто знает, как работает ее искаженная логика?

— Тут ты права. Хотя я все равно думаю, что она станет действовать менее окольными путями. — Страйк некоторое время изучал лицо Коиллы. И в конце концов решился выложить все карты. — Это еще не все.

— То есть?

— Сны — это не единственная странность. Есть кое-что еще.

Вид у Коиллы стал озадаченный и встревоженный.

— О чем ты?

Страйк набрал в грудь побольше воздуха:

— Все эти дела с Хаскером и звездами… Помнишь, он говорил, что они… пели ему.

— У Хаскера была лихорадка.

— У меня ее не было.

Коилле потребовалось несколько секунд, чтобы понять. Наконец она произнесла:

— Так ты тоже? — судя по ее тону, она не верила своим ушам.

— Тоже.

— Боги!.. Да ты, я смотрю, о многом умалчивал!

— Ты по-прежнему считаешь, что я в своем уме?

— Если ты спятил, то вместе с Хаскером. Не забывай…

Они обменялись сдержанными улыбками.

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь об их пении? — спросила Коилла. — Ты можешь выразиться точнее Хаскера?

— Пожалуй, нет. Это как с видениями, объяснить трудно. Но слово «поют» не хуже любого другого.

Его рука потянулась к мешку на поясе. Этот жест стал бессознательным, вроде как потребность фетишиста прикоснуться к фетишу. Если бы его спросили, зачем он это делает, он бы объяснил страхом потерять…

— Я обязана извиниться перед Хаскером, — сказала Коилла. — Я сомневалась в нем. Мы все сомневались.

— Теперь я тоже иначе смотрю на его поступки, — признался Страйк. — Но ему ни слова. И вообще, никому ничего не рассказывай.

— Почему?

— Вряд ли это поднимет боевой дух. Когда Росомахи узнают, что у их капитана галлюцинации, а звезды ему поют…

— Но ты рассказал мне. Почему?

— Потому что уверен: ты меня поймешь. В придачу, если бы ты пришла к выводу, что я спятил, то не стала бы этого от меня скрывать.

— Нет, я не думаю, что ты спятил. Что-то с тобой происходит, это ясно, но мне оно не кажется безумием.

— Надеюсь, ты права, — вздохнул Страйк. — Так ты никому не скажешь? Ради сохранения дисциплины в отряде…