Тили-тили тесто (СИ), стр. 16

– Я... я... не знаю, я не знаю, кто она! Я был уверен, что это ты, Вика! – сбивчиво говорил Стас, стараясь поймать её взгляд. – Прошу, умоляю... Ничего не было, клянусь, я был пьяный, я ... Про...

– Косогоров, – от нелепости ситуации её пробило на нервный смех. – Что-то быстро ты мозги пропил, тебе не кажется? За такие вещи тоже не просят прощения, так что не вздумай!

– Викуся! Что мне сделать? – он смотрел на неё с отчаянием. – Что сказать, чтобы всё исправить?

"Мальчишка, – с непонятной жалостью подумала Вика. – Двухметровый мальчишка. Нашкодит и прощения просит, мол, я не хотел, я всё исправлю..."

– Понятия не имею, Стас, – она пожала плечами. – Да и что тут исправлять? Ты только что всё уничтожил.

– Викуся...

Он попытался взять её за руку, но она не позволила, отступив на шаг:

– Прекрати, люди смотрят. Прощай, Косогоров.

Вика развернулась и быстрым шагом пошла на остановку.

– Неужели всё уничтожено? – крикнул он ей вслед. – Может быть, осталось хоть что-то?

Она не стала ему отвечать, не стала оборачиваться, лишь только прижала руку к животу и мысленно проговорила:

"Ещё как осталось. Но только у меня".

Глава 12

– Роднуль, я дома, – Вика забежала на кухню. – Нас пораньше отпустили, Генрих Родионович смилостивился в честь Нового Года.

– Вот и хорошо, – мама закрыла кран и вытерла руки полотенцем. – Как раз рассольник поспел.

– Ага, – Вика сглотнула слюну и устроилась за столом.

Уже целую неделю её не мутило от одного вида еды, а напротив: есть хотелось просто зверски.

Доктор Шутько объяснил на вчерашнем осмотре, что всё нормально, токсикоз прошел, теперь организм требует питания. Но также Сергей Геннадьевич настойчиво рекомендовал забыть про народную традицию кушать за двоих, поскольку лишний вес во время беременности крайне нежелателен.

– Мне хватит, роднуль, – Вика остановила маму, когда та попыталась положить в суп вторую ложку сметаны. – Ты и так мне с горкой налила, я ж лопну!

Мама улыбнулась и чмокнула её в макушку:

– Кушай, а к чаю я пирог испекла. Твой любимый.

– Балуешь меня, да? – Вика с жадностью набросилась на суп. – Мням, вкуснотища!

– Дочур, папа нас на Новый Год к себе зовёт. У них в общежитии концерт будет, потом танцы.

– Ох, – Вика доела суп и печально уставилась в пустую тарелку. – Какие уж мне танцы... Но ты сходи, повеселись. А лучше зови папу к нам.

– Серьезно? – мама обрадовано всплеснула руками. – Конечно, позову. Он обрадуется очень.

– Я же так и не поздравила его с защитой, – вздохнула Вика. – Да и с новой должностью тоже. Вот сегодня и исправлюсь...

Мама побежала к телефону, а Вика, запретив себе думать о добавке, прошла в свою комнату. Сейчас можно немного полежать, а потом надо будет готовить оливье. Потому что, если его не съесть до боя курантов, Новый год может не наступить. В этом она была уверена с самого детства. Если быть точнее, в этом её когда-то уверил Стас...

Вика уселась на софу, невольно сфокусировав взгляд на стопке нераспечатанных конвертов на столе. Их было много, даже слишком. За три недели Стас превзошел самого себя. Почтальонша, теть Люся, уже поглядывала на неё с недовольством, когда приносила очередную порцию заказных писем. Вика сама не понимала, почему не выкидывает их сразу? Хотя...

Она подошла к столу, разворошила письма, рассмотрела знакомые крупные буквы, потом, немного подумав, собрала конверты:

– Наверное, я дура, – Вика сокрушенно вздохнула и засунула письма в ящик к остальным. – В классическом смысле этого слова... Как еще объяснить, что я никак не могу тебя забыть, чёртов малахольный недоумок!

Вика вернулась на софу и, намереваясь полежать полчасика, уставилась в потолок, разглядывая трещинки...

– Роднуль, представляешь, заснула... – Вика, зевая, толкнула кухонную дверь. – О! Привет!

– Здравствуй, Викуся, – папа поцеловал её в щеку. – С наступающим.

– Спи, пока спится! – назидательно проговорила мама. – Я, когда тобой ходила, могла днями спать.

– Да-да, – улыбнулся папа. – Помню... Я тогда маму твою "спящей красавицей" называл.

Мама засмеялась, а Вика, принимаясь за нарезку салата, почувствовала, как теплеет на душе. Господи, да она счастливица! Её родители даже взглядом не показали осуждения или недовольства. Папа, так вообще, обрадовался и расцеловал, не задав ни одного вопроса. Теперь-то Вика осознала, какой он по-настоящему светлый и незлопамятный. Она же в прошлом так ругала его, стыдилась, а он... Папа не припомнил ни одного злого слова, которыми она щедро осыпала его в юности.

– Девочки, у меня для вас новость – закачаетесь! – сказал папа. – Мне, теперь как обладателю научной степени, квартира положена с дополнительной площадью под кабинет! В паспорте у меня ведь прописка в общаге стоит.

Мама всплеснула руками:

– Да ты что!

– То! – важно кивнул он. – Ректор за меня похлопотал, видно стыдно ему стало, что тогда... – папа поморщился: – Через две недели ордер дадут на двушку. Мы же с тобой женаты, вот и... Сорок восемь квадратных метров скоро будут наши. А Викусе с малышом эта квартира останется.

– Коль, – мама задумчиво прикусила нижнюю губу. – А что, если в новую квартиру Вика переедет? Её там не знают, спокойнее будет.

– А что, разумно, – кивнул папа. – Ты как, дочка?

Вика ссыпала нарезанную картошку в тазик, потянулась за солёным огурчиком, но тут не сдержалась и разревелась, уткнувшись папе в плечо:

– Какие же вы у меня... – она не могла выразить переполнявшее её чувство благодарности. – Я... же понимаю всё... понимаю что работать не смогу, на шею вам сяду... А вы...

– Ну, полно тебе, – папа осторожно похлопал её по спине. – Придумаешь, тоже. Ты же наша любимая малышка, гордость и радость. Всё будет хорошо...

Перед ужином Вика вышла прогуляться у ёлки в парке. Вот уже две недели она совершала ежедневный моцион по рекомендации доктора. Он настаивал на том, что минимум час в день беременная должна ходить. Вика и не возражала, гулять ей нравилось.

Уже смеркалось, но народу было много. Все веселились, поздравляли друг друга. А она невольно задумалась – как же сделать так, чтобы не сидеть на шее у родителей. Стыдно ведь, они вон сколько для неё сделали, а минимум два года придется ещё жить за их счёт. В декрете-то ей копейки положены. Никак не протянуть...

– Науменкова, вот и встретились.

Вика оглянулась, к ёлке направлялся Боря со знакомой коляской:

– Привет, папуля, опять выгуливаешься?

Боря остановился, и Вика заметила, что лицо у него какое-то измученное, а уголки губ печально опущены.

– Сокольский, с наступающим тебя, – Вика заглянула в коляску. – И тебя, Андрей Борисович.

Малыш обрадовано гукнул и опять попытался ухватить её за нос.

– Ух, как ты вырос, – восхитилась Вика, сидишь уже.

– Хррбу! – согласился малыш.

– А чего вы опять вдвоем, Борь? Новый Год же на носу! Где жена? – Вика вопросительно посмотрела на парня.

Тот сплюнул себе под ноги:

– Нет у меня никакой жены, Науменкова. Уже месяц почти, – с горечью ответил он.

– Прости... – Вика растерялась. – Как? Господи, неужели... Мне так жаль...

Боря нехорошо улыбнулся, злобно сверкнув глазами:

– Да нет. Ты не о том подумала, жива сучка, к несчастью. С хахалем сбежала. Оказывается, пока я с Андрюшкой гулял, Анька позировала голая для какого-томалевателя. А потом эта блядь заявила мне, что, мол, поняла, как ошиблась, её, де, ждет другая интересная жизнь, она станет музой, а мы... Мы ей на хрен не сдались.

– Она вас бросила? – Вика от удивления вытаращила глаза. – Бросила ребенка? Но... Как?

Андрюшка захныкал, привлекая к себе внимание.

Боря взял его на руки:

– Он всегда плачет, когда о ней говорят, понимает ведь. Я теперь все время с ним, даже в гараж беру. В ясли-то не пробиться. Даже за деньги. А няньки из бюро не справляются. Уже трех сменили.