Найденыш с погибшей «Цинтии», стр. 27

— Если ему и в самом деле что-либо известно,— рассуждал доктор,— то близость в отношениях, неизбежно возникающая при совместном путешествии, рано или поздно заставит его разговориться. В таком случае нам даже повезло, что этот господин находится среди нас!

Что до Эрика, то он даже не решался выразить чувство, охватившее его при виде такого, мягко выражаясь, странного типа,— не просто отвращение, а ненависть, инстинктивное желание наброситься на него и вышвырнуть за борт. Юноше казалось, что этот человек каким-то роковым образом связан с трагедией его жизни. Но Эрик покраснел бы от стыда, если бы, поддавшись своему предубеждению, высказал свои мысли вслух. Поэтому ограничился замечанием, что никогда не принял бы на борт Тюдора Броуна, если бы имел право голоса в этом вопросе.

Как вести себя с подозрительным пассажиром? Тут мнения опять разошлись. Доктор полагал, что разумнее всего наладить с ним дружеский контакт, чтобы заставить его разговориться. Бредежор, как и Эрик, испытывал непреодолимое отвращение к подобной комедии, да и к тому же трудно было поручиться, что и у самого доктора хватит выдержки довести ее до конца. Поэтому решили предоставить самому Броуну и последующим событиям наметить ту линию поведения, которой следовало придерживаться.

Долго ждать не пришлось. Ровно в полдень гонг ударил к обеду. Бредежор и доктор направились в кают-компанию. Англичанин сидел уже за столом в своем неизменном головном уборе, не проявляя ни малейшего желания вступить в разговор с соседями. Грубость его превосходила все границы и делала бесполезным всякое возмущение. Он, казалось, не имел ни малейшего понятия об элементарных правилах вежливости: первым накладывал себе кушанья на тарелку, выбирая лучшие куски, ел и пил с жадностью людоеда. Два или три раза капитан и доктор обращались к своему соседу с вопросами, но тот либо вовсе не удостаивал их ответом, либо нехотя кивал головой.

После обеда Тюдор Броун, развалившись в кресле и ковыряя во рту огромной зубочисткой, обратился к капитану Марсиласу с вопросом:

— Какого числа мы будем в Гибралтаре?

— Надеюсь, девятнадцатого или двадцатого,— ответил тот.

Бесцеремонный пассажир вытащил из кармана записную книжку и посмотрел на календарь.

— Значит, двадцать второго — на Мальте, двадцать пятого — в Александрии и к концу месяца — в Адене,— пробурчал он себе под нос.

Затем иностранец вышел из-за стола, поднялся на палубу и принялся шагать взад и вперед по югу.

— Нечего сказать, приятного попутчика подобрал для нас комитет! — не удержался от замечания капитан Марсилас.

Бредежор собрался было ему ответить, но страшный шум, раздавшийся на верху трапа, прервал его на полуслове. Послышались крики, лай, неясный гул голосов. Все поспешно поднялись и устремились на палубу.

Виновником переполоха оказался большой гренландский пес Клаас. Должно быть, физиономия Тюдора Броуна не внушила ему симпатии: завидев прогуливавшегося по юту незнакомца, пес сначала выразил свое недовольство глухим ворчанием, а затем попытался вцепиться неприятному пассажиру в ногу. Тюдор Броун тотчас же выхватил из кармана револьвер, намереваясь пристрелить собаку. Вовремя подоспевший Отто помешал ему и загнал Клааса в конуру. Завязался горячий спор. Броун, побледнев то ли от ярости, то ли от страха, хотел во что бы то ни стало убить пса. Тогда вмешался господин Герсебом, категорически возражая против расправы. Ссору прекратил капитан, попросив пассажира спрятать револьвер и потребовав, чтобы отныне собаку держали на привязи.

Постепенно все привыкли к молчаливости и эксцентричным выходкам Тюдора Броуна. За столом в кают-компании его попросту не замечали, как если бы его там вовсе не было. Каждый нашел для себя занятие и развлечение по вкусу. Маляриус, проведя пару дней в постели, начал понемногу есть и вскоре смог принять участие в бесконечных партиях в вист с доктором и Бредежором. Эрик, очень занятый по службе, все свободные часы посвящал чтению.

«Аляска» шла без опоздания по намеченному курсу. Одиннадцатого оставили позади Аландские острова, двенадцатого прошли Зунд, тринадцатого достигли Скагеррака, четырнадцатого поравнялись с Гельголандом, пятнадцатого миновали Па-де-Кале и шестнадцатого обогнули мыс Аг.

На следующую ночь Эрик, спавший в своей каюте, пробудился от необычной тишины и обратил внимание на то, что не слышит привычного постукивания винта. Ему нечего было тревожиться, так как на вахте стоял лейтенант Кьеллкист. Но из любопытства он поднялся наверх, чтобы осведомиться о случившемся. Из рапорта главного механика он узнал, что ствол нагнетательного насоса испортился и пришлось заглушить котлы. «Аляска» шла теперь под парусами при слабом юго-западном ветре. Подробное обследование не помогло выяснить причину аварии. Механик предложил зайти в ближайший порт для починки насоса. Капитан Марсилас, лично осмотрев поврежденный насос, одобрил его мнение. «Аляска» находилась в тридцати милях от Бреста. Был отдан приказ держать курс на этот большой французский порт.

Глава XIII

ДЕРЖАТЬ КУРС НА ЮГО-ЗАПАД

На следующий день «Аляска» вошла в Брест. К счастью, повреждение оказалось незначительным. Тотчас же прибывший на корабль инженер заверил, что все будет исправлено за три дня. Эту небольшую задержку отчасти можно было возместить погрузкой угля в Бресте, что избавило бы от необходимости делать предусмотренную маршрутом остановку в Гибралтаре, сократив тем самым опоздание до двух дней. К тому же при расчете времени, необходимого для перехода «Аляски», организаторы приняли во внимание возможность непредвиденных остановок. В случае крайней необходимости экспедиция могла задержаться в пути на тридцать дней. А потому нечего было тревожиться, и путешественники решили относиться к возникшему препятствию с философским спокойствием.

За несколько часов весть о прибытии «Аляски» в Брест распространилась по всему городу. А так как из газет все знали о цели ее плавания, то экипаж шведского судна вскоре стал предметом всеобщего внимания. Морской префект и мэр Бреста, начальник порта и капитаны кораблей, стоявших на рейде, нанесли официальный визит капитану Марсиласу. В честь отважных исследователей, отправлявшихся на поиски Норденшельда, был дан торжественный обед и бал. Как доктор и Маляриус ни отказывались от светских приемов, все же им пришлось присутствовать на банкетах, которые устраивались в их честь. Что касается Бредежора, то он чувствовал себя там как рыба в воде.

Среди гостей морского префекта, приглашенных на встречу с офицерами «Аляски», присутствовал высокий старик с благородным и грустным лицом. Эрик невольно заметил в устремленном на него печальном взгляде незнакомца чувство симпатии. То был господин Дюрьен, генеральный консул в отставке, один из деятельных членов Французского географического общества, широко известный своими исследованиями в Средней Азии и в Судане. Его очерки о путешествиях Эрик всегда читал с большим интересом. А потому, когда юношу представили господину Дюрьену, он вполне мог поддерживать беседу с французским ученым. Когда приключения путешественника приобретают широкую огласку, он пожинает шумные успехи в обществе, но не так уж часто в гостиных ему удается встретить знатоков, способных оценить по достоинству его труды. Почтительная любознательность молодого лейтенанта искренне тронула всеми уважаемого географа.

— Моя заслуга в этих открытиях не так уж велика,— ответил он Эрику на вопрос об удачных раскопках, недавно произведенных им в окрестностях Асуана.— Я шел наугад, как человек, который пытается заглушить тяжелые воспоминания и, отдаваясь любимому занятию, мало заботится о результатах своего труда. Ну, а все остальное стало уже делом случая…

Адмирал, заметив взаимную симпатию Эрика и господина Дюрьена, постарался усадить их рядом за столом, и во время обеда они продолжали оживленно беседовать.