Легион Грома, стр. 29

Едва он произнес эти слова, как ветер принес несколько снежинок.

— Снег, — сказал Страйк. — В это время года?! Наш мир сломан, Джап.

— Да. И кто знает… Может быть, его уже и починить нельзя.

12

Дженнеста наконец сдалась.

— Предлагаю тебе союз, Адпар. Помоги мне найти артефакты, и я поделюсь с тобой их властью.

Образ на поверхности свернувшейся крови остался бесстрастным.

— Санара все равно узнает обо всем, это лишь вопрос времени, — нетерпеливо добавила Дженнеста. — Так ты скажешь что-нибудь?

— Она вовсе не всегда узнаёт. Или не всегда ввязывается. Так или иначе, черт с ней, с Санарой! Я готова повторить и в ее присутствии: нет.

— Почему?

— У меня и здесь дел по горло. И, в отличие от тебя, милочка, я не целюсь расширить границы своей империи.

— Речь идет о величайшей империи, Адпар! Достаточно великой, чтобы и места, и власти хватило и тебе и мне!

— У меня предчувствие, что ты вряд ли сможешь долго делиться даже со своей возлюбленной сестрой.

— А как же боги, о них ты забыла?

— А что боги?

— Раскрыв тайну инструментов, мы сможем восстановить могущество наших богов, истинных богов, и уничтожить это абсурдное единое божество, которое притащили сюда люди.

— Боги здесь достаточно реальны; они не нуждаются в восстановлении.

— Дура! Эта зараза рано или поздно дойдет и до тебя, если еще не дошла.

— Честно говоря, Дженнеста, твоя идея меня просто не привлекает. Я тебе не доверяю. Кроме того, разве тебе под силу.. . раскрыть тайны? — Это было произнесено с намерением оскорбить.

— Так, значит, ты сама за ними гоняешься! Я права?

— Не надо мерить всех по твоим собственным меркам.

— Ты сама не знаешь, на что задираешь свой длинный нос!

— По крайней мере, это мой нос, и работает он только на меня, ни на кого другого.

Дженнеста изо всех сил старалась сдерживаться:

— Ну хорошо. Если ты не хочешь присоединиться ко мне и, как утверждаешь, не претендуешь на инструменты, то почему бы тебе, за хорошую оплату, не отдать мне тот инструмент, который у тебя есть?

— Но у меня его нет! Сколько можно повторять? Он исчез!

— Ты позволяешь кому-то забирать то, что принадлежит тебе? В это трудно поверить.

— Вор был наказан. Ему повезло, что он остался в живых.

— Ты даже не убила этого так кстати подвернувшегося грабителя? — насмешливо произнесла Дженнеста. — Что-то ты размягчаешься, сестричка.

— К твоей глупости я уже привыкла, Дженнеста. Но вот скуку, которую ты наводишь, мне выносить трудно.

— Если ты отвергнешь мое предложение, то пожалеешь об этом.

— Неужели?.. И кто, интересно, заставит меня пожалеть? Уж не ты ли? Ты никогда не могла обойти меня, когда мы были маленькими, и сейчас тебе это тоже не удастся.

Дженнеста скрипнула зубами:

— Твой последний шанс, Адпар. Больше я приглашать не буду.

— Раз ты так меня уговариваешь, то, должно быть, нуждаешься во мне. Что ж, это доставляет удовольствие. Но я не люблю ультиматумов, от кого бы они ни исходили. Я не стану ни препятствовать тебе, ни мешать. А теперь оставь меня в покое.

На этот раз конец разговору положила Адпар.

Несколько минут Дженнеста сидела, погруженная в глубокие размышления. И наконец преисполнилась решимости.

Она отодвинула в сторону тяжелое, богато украшенное кресло и оттащила несколько ковриков. Открылся участок выложенного плиткой пола. Из шкафа в темном углу она достала старинный том, взяла с алтаря кривой кинжал. Все это положила на стул.

Затем Дженнеста зажгла еще несколько свечей и обеими руками зачерпнула из широкого сосуда свернувшуюся кровь. Встав на четвереньки, она кровью нарисовала на полу знак, тщательно следя за тем, чтобы ни в круге, ни в пяти остроконечных звездах не было разрывов. Покончив с этим, она взяла книгу и нож и перешла в центр круга.

Закатав рукав, она быстрым движением вонзила лезвие в руку. Ее алая кровь закапала и стала смешиваться с более темной кровью пентаграммы, усиливая связь с сестрами.

После чего Дженнеста открыла книгу и приступила к тому, чем ей следовало заняться уже давно.

Адпар любила перечить сестре. Это было одним из тончайших жизненных удовольствий. Но сейчас следовало заняться одним рутинным делом. Хотя, следует признать, на свой лад оно тоже способно принести удовольствие.

Покинув заросший слизью обзорный водоем, она вброд перешла из своих личных покоев в более просторное помещение. Ее уже ждал лейтенант, вместе с часовым и двумя членами стаи, покрывшими себя позором.

— Заключенные, ваше величество, — просвистел характерным для наяд свистом лейтенант.

Правительница бросила взгляд на осужденных. Те повесили свои покрытые чешуей головы.

Безо всякой преамбулы Адпар сформулировала обвинение:

— Вы двое опозорили стаю. Это значит, что позор пал на меня. Во время последнего рейда вы халатно отнеслись к выполнению приказов. Старший офицер видел, как вы позволили нескольким мерцам уйти живыми. Можете ли вы что-нибудь сказать в свое оправдание?

Они ничего не сказали.

— Отлично, — продолжала Адпар. — Ваше молчание я принимаю за признание вины. Всем должно быть известно, что я не потерплю слабаков в наших рядах. Мы сражаемся за положение в мире, и в этой борьбе нет места трусам и лентяям. Следовательно, единственный возможный вердикт — «виновны». — Будучи убежденной поклонницей театральных приемов, она сделала для пущего эффекта паузу. — А единственное возможное наказание — смерть.

Она дала знак лейтенанту. Тот выступил вперед, неся на вытянутых руках бело-коричневую раковину размером с таз с двумя коралловыми кинжалами в ней. Вслед за ним шли часовые с глубокими и широкими глиняными сосудами.

— В согласии с традициями, а также из уважения к вашему воинскому статусу, вам предоставляется выбор, — продолжала, обращаясь к осужденным, Адпар. Она указала на кинжалы: — Приведя приговор в исполнение собственноручно, вы умрете с некоторой долей почета. — Она перевела взгляд на сосуды. — У вас есть также право вручить свою судьбу богам. Если они захотят, вы останетесь в живых. — Она повернулась к первому узнику: — Выбирай.

Воин-наяда напряженно взвешивал шансы. Наконец произнес:

— Боги, ваше величество.

— Пусть будет так.

Повинуясь сигналу Адпар, вошли еще несколько часовых, крепко схватили узника за руки. К правительнице поднесли открытый сосуд. Она заглянула внутрь него, неподвижно держа руку над отверстием. Так она стояла очень долго; казалось, прошла целая вечность. Внезапно рука Адпар нырнула в сосуд и вытащила что-то из воды.

Это была рыба. Адпар зажала ее между большим, указательным и средним пальцами, а рыба трепыхалась в воздухе. Она была длиной примерно с ладонь наяды, а по толщине — как три связанные стрелы. Чешуя и топорщащиеся жабры отливали синевой. С обеих сторон рта свешивались усики.

Адпар осторожно постучала пальцем по боку рыбы и тут же отдернула руку. Тело рыбы ощетинилось десятками крохотных трепещущих шипов.

— Я завидую рыбе-колючке, — сказала Адпар. — На нее никто не охотится. Ее шипы не только остры, но и источают смертельный яд, убивающий с мучительной болью. Отдавая свою жизнь, эта рыба всегда отнимает и жизнь врага. — С этими словами Адпар погрузила рыбу обратно в сосуд, но не выпустила ее из пальцев. — Приготовьте его, — приказала она.

Стражники силой заставили узника опуститься на колени. Адпар передали нитку, которой она обвязала у рыбы спинной плавник. С помощью нитки она медленно вытянула рыбу из сосуда. Успокоенная водой, тварь убрала шипы.

— Отдайся милости богов, — произнесла Адпар, обращаясь к узнику. — Если они окажут тебе благоволение три раза, ты спасен.

Голову осужденного грубо закинули назад, а рот открыли как можно шире. Держа раскачивающуюся на нитке рыбу, приблизилась Адпар. Очень медленно она стала опускать рыбу в разинутый рот наяды. Узник сохранял абсолютную неподвижность. Сцена напоминала те, что разыгрываются шпагоглотателями на рыночных площадях всей Марас-Дантии. Разве что там это был фокус…