Золотая Колыма, стр. 23
По широкой долине многоводного и глубокого Маякана вышли на Ольскую тропу и вечером расположились станом в устье другой реки — Нух.
Здесь, в галечниковом обрыве, утром Юрий Александрович произвел первое опробование. Знаков золота обнаружено не было.
«19 августа, воскресенье.
...Другая тропа, Бохапчинская, идет далее вверх по р. Оле.
Мы двигаемся последним путем. Переправа через Нух довольно глубока. После Нуха идем по галечным косам Олы, то и дело пересекая отдельные ее протоки...
Долина реки здесь широка, окружена высокими и крупными гольцами. Каменные осыпи с них спускаются очень низко, часто к самой реке. В гальке на косах преобладают различные порфиры всевозможных цветов. Бросается в глаза обилие туфовидных и брекчиевых пород. Встречаются также кварц, глинистый сланец, халцедон...»
«20 августа, понедельник.
На наносах р. Олы начинают в большом количестве встречаться порфиры ярко-зеленого цвета, по внешнему виду напоминающие лиственниты.
Справа впадает большая речка, текущая в такой же глубокой, как и Ола, долине. После нее лиственниты кончаются.
В 18.45 становимся станом на р. Тотангичан с широкой сухой долиной, поросшей оленьим мохом.
От с. Ола — 151,41 км».
Тропа по Тотангичану только сначала шла широкой долиной. Затем долина стала быстро суживаться и мрачнеть. С гольцов крутыми осыпями сползали багрово-красные порфиры. В обрывах речки темнели черновато-серые песчаники...
В этих отложениях Юрий Александрович нашел древние ракушки: когда-то здесь было морское дно. Образцы фауны решил отправить Цареградскому для точного определения.
Тропа через увал вывела на ровное маристое место с небольшим озерком. Это была вершина главного перевала Колымского хребта. Казаки-землепроходцы назвали его Яблоновым. Сказывали, что на его вершине растет одинокая, ветрами искривленная, на лосиный рог похожая лиственница. Тунгусы вешают на нее шелковые ленточки, беличьи шкурки, расшитые бисером опояски — дары доброму духу, помогшему одолеть перевал.
Вот она, эта священная лиственница, склонилась над водой, подернутой по закрайкам ледком.
Юрий Александрович, соблюдая туземный обычай, привязал к священному дереву просоленный потом платок со своим вензелем, вышитым матерью, вздохнул всей грудью, еще раз оглядел панораму, открывшуюся с перевала, и вынул дневник.
«21 августа, вторник.
Строго говоря, перевала здесь почти нет, и для проведения тракта или железнодорожного пути с Охотского побережья в бассейн верхней Колымы это место является одним из наиболее удобных».
Не пройдет и пяти лет, как именно здесь ляжет знаменитая Колымская трасса.
«22 августа, среда.
Ночью выпал иней. Утро холодное. Довольно сильный северо-восточный ветер.
Подходим к руслу самого Малтана. Здесь это всего лишь небольшой ручеек. Невдалеке от него лежат громадные рога горного барана, свыше пуда весом. Здесь и развалины часовни. Место называется «Церковь».
Малтан очень быстро увеличивается в размерах.
Стан «Элекчан». Здесь на берегу реки имеется тунгусский лабаз. У Элекчана Малтан резко заворачивает влево. Перед станом настреляли много куропаток».
«23 августа, четверг.
Ночью был дождь, а все окружающие гольцы покрылись снегом. Утром холодно и сыро. Дождь прекратился, но около полудня пошел опять.
Смыл ковшом несколько проб на косах. Знаков золота нет. Много куропаток».
«24 августа, пятница.
От самого устья Босандры Малтан течет одним руслом и несет большое количество воды. Можно было бы уже начинать сплав, но необходимо убедиться, нет ли впереди мелких перекатов, чтобы не пришлось бросать плоты.
Переправляемся на левый берег. Слева впадает речка Хюринда. Косы с многочисленными медвежьими следами. Выхожу без транспорта...»
На тринадцатый день пути Макар Медов заявил:
— Мин барда суох.
«Мой путь окончен, я дальше не пойду». Это было ясно и без перевода.
Десять дней Макар трясся на своей терпеливой лошадке. Десять дней тянулся за ним отряд — без выходных, без дневок.
Если судить по бесстрастным билибинским записям в дневнике — весь путь проходил как будто бы и гладко. Но как часто увязали в марях, и приходилось развьючивать лошадей и вытаскивать их вагами! А сколько купались в ледяных речках и ключиках, когда искали брод! А чащобы, из которых трудно выйти...
«25 августа, суббота.
Небо подернулось дымкой и легкими облачками. Сквозь них проглядывает солнце.
Становимся станом на левом берегу. Малтан имеет здесь внушительные размеры, и около стана есть сухой лес. Решаем начать сплав отсюда.
Перед самым станом, на сопке высятся далеко видные обрывы белых пород. От них называем этот стан «Белогорье», по-якутски «Урюм-Хая».
Макар Медов залез в палатку и сразу уснул. Никто не мешал ему набираться сил на обратный путь. Рабочие тоже с полдня легли отдохнуть и спали всю ночь.
Билибин весь тот день бодрствовал:
«Во второй половине дня поднимаюсь на Белую гору под станом. По каменистой осыпи подъем очень крут. Цепляюсь за стланики, но они растут редко и кучками. Сначала идут желтоватые породы, не то туфы, не то порфиры. С половины горы — зеленовато-белые, мелкозернистые туфы. Они очень рыхлы, рассыпаются в белую глину. Высота горы над станом около 200 метров. С ее вершины хорошо видна река Хета, прихотливо извивающаяся серебряной лентой...»
26 августа, воскресенье.
День пасмурный. С утра легкий дождичек. Разбирали и сортировали груз. Начали заготовку леса для плотов».
Одни валили лиственницы, другие резали тальник на кольца, рубили клинья, ронжи, весла и прочую оснастку.
Работали споро, весело. Всеми работами руководил Степан Степанович.
27 августа связали один плот, на другой день — второй. Первый плот был на два аршина короче второго и поувертливее. На нем предстояло плыть Раковскому, и плот назвали «Разведчиком». Второй хотели окрестить «Начальником», но Билибин настоял на названии «Даешь золото!».
Оба плота были готовы. Юрий Александрович написал письмо и распоряжения в Олу. Он подробно описал весь маршрут передвижения передового отряда, чтоб было ясно, как идти второму отряду. Как и в дневнике, краски не сгущал, напротив:
«В общем дорога была хорошая, по Тотангичану — прекрасная, а по долине Малтана можно одинаково хорошо пройти и без троп, правда, приходится три раза переправляться вброд, все три переправы довольно глубоки, и брод следует выбирать осторожно...»
Набросали такие же бодрые послания своим друзьям и остальные: Раковский — Бертину, Лунеко — Ковтунову, Алехин — Мосунову. Все это вручили Петру Белугину с наказом:
— Мы прошли — дело за вами!
На старых высоких тополях, росших по берегу Малтана, Раковский сделал затесы:
«29/VIII—28 г. Отсюда состоялся первый пробный сплав К. Г. Р. Э. Юрий Билибин, Иван Алехин, Степан Дураков, Михаил Лунеко, Сергей Раковский, Дмитрий Чистяков».
По просьбе Степана Степановича добавил: «Демьян Степанов».
К затесам Сергей подвел Медова, прочитал ему, что вырублено, и доверительно по-якутски попросил:
— Запомни, Макар Захарович, это место. В случае чего приведешь наших сюда.
Сергей подал старику топор:
— Пиши свою фамилию.
И Макар Захарович, пыхтя над каждой буквой, нацарапал: «Медоп».
28 августа, вторник.
Ночь морозная. Утром иней. Солнечно. Лошади и проводники ушли на Олу. К вечеру небо затянуло, поднялся ветер».
ДЕМКА — ВЕСТНИК БЕДЫ
Макар Захарович Медов и Петр Белугин возвратились в Олу в середине сентября. Лошадям дали немного отдохнуть, и в конце месяца выступил в тайгу отряд Бертина: Белугин, Игнатьев, Кирилл Павличенко и сам Эрнест Петрович. Цареградскому осточертело сидеть в Оле, и он вместе с Медовым решил сопровождать отряд до сплава и по пути самому покопаться в том месте, где Билибин поднял древние ракушки.
Стояла глубокая осень. Лиственницы пожелтели и осыпались, устилая тропы шелковистым ковром. Шли дожди. Река Ола разлилась и даже речушки, впадающие в нее,, преодолевали, подолгу отыскивая брод. По ночам подмораживало, и дорога леденела. За день не делали и двенадцати километров.