На штурм пика Ленина, стр. 2
ОРГАНИЗАЦИЯ НОВЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ И НОВЫХ ВОСХОЖДЕНИЙ НА ПАМИР
Московское лето вступило в свои права как будто бы совсем недавно, а жара и пыль на улице уже нестерпимы. В один из таких дней пронзительный телефонный звонок отвлек мое внимание от очередных дел в Центральном совете Общества пролетарского туризма.
«Алло, я слушаю, кто говорит?» – взял я трубку, думая, что какой-нибудь турист, разморенный жарой и чувствуя приближение давно ожидаемого декретного отпуска, хочет, чтобы Общество дало ему возможность совершить путешествие.
«Никитин, – говорит Крыленко. Надо поставить на обсуждение Центрального совета вопрос об организации новой экспедиции на Памир, в район, который совершенно не исследован, так как в прошлом году советско-германской экспедиции посетить его не удалось. Это район реки Саук-Сая. Кроме того, надо обязательно сделать восхождение на пик Ленина и на пик Гармо, высочайшие вершины Советского союза».
Вскоре после этого разговора Крыленко доложил, что им уже давно ведутся переговоры с представителем Геолкома СССР геологом Д.В. Никитиным, едущим в этот район с геологической разведкой золотоносных месторождений, и что со стороны Д.В. Никитина к нему поступил о предложение составить альпинистскую группу и в июле отправиться на Памир. Военно-Топографическое управление дало согласие на включение в экспедицию топографа и на снаряжение специальной топографической группы. Наконец, Академия наук выделила для экспедиции одного зоолога. Таким образом, цели экспедиции были предопределены ее составом и сводились к следующим задачам: 1) геологическое обследование золотоносных месторождений по долинам рек Танымаса, Муксу и Саук-Сая; 2) составление точной географической карты до сих пор необследованного района по реке Саук-Сай; 3) сбор представителей животного мира для Зоомузея Академии наук и 4) восхождение на пики Ленина и Гармо.
Центральный совет Общества пролетарского туризма поручил председателю общества т. Крыленко составить и снарядить альпинистскую группу для восхождения на вершины пиков Ленина и Гармо и для непосредственной практической помощи геологической и топографической группам экспедиции, так как последние не могли бы без участия альпинистов произвести свои исследования и работы. Альпинистам было также поручено поднять на пик Ленина бюст Владимира Ильича Ленина и водрузить его на высшей точке Заалайского хребта.
Так зародилась и была оформлена мысль об организации в 1929 г. новой экспедиции на Памир для окончательного расшифрования, оставшихся «белых пятен».
ПОСЛЕДНИЕ СБОРЫ
Москва. Лето в самом разгаре. Воздвиженка, № 17. Народный комиссариат. Здесь сегодня альпинистское совещание.
Собрались уже все участники альпинистской группы экспедиции. Нет только Бархаша. «Что он всегда так опаздывает?», – спрашивает Крыленко. В это время, запыхавшись, но солидной неторопливой походкой в развалку ввалился в дверь кабинета «Львович», как мы все впоследствии звали Бархаша. Теперь вся группа была в сборе.
Начальник экспедиции, заядлый альпинист с солидным альпинистским стажем – Николай Васильевич Крыленко; автор этих строк, молодой альпинист, по определению Крыленко; Л.Л. Бархаш, имеющий за собой тоже большой альпинистский опыт (он только что вернулся из военизированной массовки-похода рабочей молодежи по Кавказу); последними членами группы были два «мальца» – Стах Гонецкий и Арик Поляков. «Мальцами» их окрестил Крыленко, мастер на всякого рода прозвища и имена. «Мальцами» они были еще и потому, что старшему из них, Арику, в пути на Памир едва «стукнуло» 18 лет, а Стаху Гонецкому было только 16 лет. Но несмотря на это, Стах, альпинист «из молодых, да ранний», уже не в первый раз бывал в туристских путешествиях с Крыленко. В 1927 году он вместе с Крыленко взошел на вершину Эльбруса.
Николай Васильевич открыл совещание и информировал группу о том, что сделано по подготовке к экспедиции. Он сообщил, что геологическая группа под руководством Д.В. Никитина в составе ряда ученых геологов, глассиологов и др. уже 2 месяца находится на Памире, а топографическая группа во главе с т. Герасимовым уже, вероятно, исследует подступы к пику Гармо. Что касается восхождения на пик Ленина, то это для нас будет также легко. Немного больше затруднений доставит недоступный пик Гармо.
«Почему выдумаете, что так легко удастся это восхождение? По-моему, – говорит Бархаш,– мы, не имеющие никакой тренировки в восхождении на такие высоты, едва ли легко справимся с этими пиками».
«Пустяки, восхождение обеспечено. Геологическая группа обязалась подготовить все продовольствие, транспорт и организовать базы вплоть до высоты в 5000 м. Нам останется только приехать в Фергану, как сразу же мы это почувствуем. Достигнув ледников с пятитысячной базой с небольшим грузом, мы в два счета достигнем пика Ленина, а за ним и пика Гармо». «Ну, если так, то все обстоит благополучно».
В СТРАНУ «БЕЛОГО ЗОЛОТА»
Казанский вокзал. За четверть часа до отхода поезда человек 20 пришло проводить товарищей. Некоторые с опаской предупреждали, чтобы путешественники были осторожней среди людей и гор. Слухи о том, что басмаческие банды до сих пор еще не уничтожены и находятся на намеченных путях экспедиции, не давали покоя провожающим. Мысли о невероятных трудностях восхождения на вершину свыше 7 км заставляли многих горячей проститься и спросить себя – не в последний ли раз видимся.
Бархаш, по обыкновению, пришел, когда поезд, почти уже трогался.
Наши купе завалены альпинистским снаряжением и оружием. Разместились по двое в купе: я с Крыленко, два «мальца» вместе, а Бархаш с каким-то человеком, едущим должно быть в отпуск.
Три дня пути. Давно миновали широкую и спокойную гладь Волги. Позади остались Самара и Оренбург – последние города Европы. Мы в Азии. Изредка мелькают разъезды и станции Средне-Азиатской железной дороги. Кругом, насколько хватает глаз, раскинулася мертвая, выжженная солнцем, безбрежная киргизская степь.
Все видимое пространство покрыто песками и барханами, местами поросшими незатейливой растительностью – саксаулом и колючкой, местами же совершенно лишенными всякой растительности. Все выжжено палящим солнцем. Порывы ветра гонят песок по земле, как снег в метель, а в бурю целые тучи его несутся по воздуху, заволакивая степь и перемещая песчаные холмы – барханы с места на место. Вид этой степи вселяет какую-то тревогу, и хочется, чтобы человек поскорее заселил эти огромные пустоты, закрепил песок корнями древонасаждений, удобрил почву, создал оазисы, как например Ташкентский, Ферганский и др., и с помощью оросительной системы возделал пустыню, засеял ее культурами, ждущими солнца, особенно хлопком. Среди моря песка нет-нет да и мелькнет становище киргизов или пройдет караван верблюдов, перевозящих киргизский стан в другое место.
В дыму песка, в бреду солнечной одури поезд подошел к одному из оазисов в Дейнау.
Здесь район сплошной коллективизации и первая машинная станция. Мы идем по извилистым уличкам селения. В воздухе, как эхо далекой грозы, звучит уханье каких-то моторов. Когда мы попали на край селения, мы увидели дымку над полями – это тракторы. Они ухают и дымятся, как орудия в бою.
Хлопковый клин этого района – 9 600 га. Район имеет 66 машин. Это самая большая станция в Туркменистане. Эта станция описана Павленко в «Рабочей газете».
Еще в январе жители этого района видели трактор только на плакате, а о том, что он делает, рассказывали сказки, серьезно обсуждая, может ли он, например, доить корову или пасти овец. Одни уверяли, что машина, как пишут, все может делать, другие оспаривали, но никто толком не знал, что, собственно, она у них будет делать. В день прибытия тракторов жители всех аулов высыпали на дорогу. Они сидели толпами и ждали чудесных машин. Когда появилась тракторная колонна, все бросились в стороны, но скоро окружили машины и так шли с ними из аула в аул толпой, отрядом, процессией. На площади, где устроен был парад 66 машин, стоял рев, бесновались ослы и верблюды, плакали дети, стариков выводили под руки и они дрожащими руками ощупывали горячие тела тракторов. В этот день спокойный и сдержанный характер туркмена не выдержал и взорвался энтузиазмом. Люди здесь жили дикой и нищей жизнью. Они никогда не слышали о машине. Но вот впервые увидели ее и поняли, что начинается новая жизнь, что старому пришел конец. Туркмен не просто радовался приходу машин – нет, он был рад своей первой машине, он уважал свой первый трактор, пришедший на его поля.