Ключ, стр. 14

Этот человек был плотнее священника и на несколько дюймов выше ростом, хотя это не слишком бросалось в глаза: мужчина сутулился, как вставший на задние лапы медведь. Правая рука была перевязана и крепко примотана к груди, в левой он держал два пластиковых мешка для вещественных доказательств. Из-под очков, изогнутых в форме полумесяца и водруженных на изрядных размеров нос, на Лив смотрели умные глаза. Она улыбнулась, и под его дружелюбным взглядом вся ее злость сразу прошла. Лив узнала полицейского инспектора, который в свое время позвонил ей и первым сообщил о смерти брата.

— Аркадиан! — В последний раз она видела его в аэропорту, во время побоища, когда посланцы Цитадели пытались заставить их всех умолкнуть навеки. Видела, как пули отшвырнули инспектора, повалили на спину. — А я думала, что вы…

— Что я погиб? Да не совсем. Конечно, мне приходилось бывать и в лучшей форме, но с учетом всех обстоятельств дела жаловаться не приходится. — Он присел на краешек кровати, продавив своим весом матрац, наклонился ближе к Лив. Его присутствие успокоило ее — точно так же, как рассердило и встревожило присутствие священника. — Как вы себя чувствуете?

Ей хотелось выложить сразу все, что вертелось в голове, но взгляд непроизвольно метнулся к фигуре святого отца, застывшего в углу, и Лив прикусила язык. Она придвинулась к инспектору.

— Что он делает здесь?

— Уместный вопрос. — Аркадиан повернулся, не вставая с кровати. — Как тебя зовут, сынок?

— Ульви, — ответил священник с видом школьника, которого директор только что застукал с сигаретой. Он откашлялся и выпрямился. — Отец Ульви Шимшек.

— Рад познакомиться, отче. Дама желает знать, что вы здесь делаете.

Священник взглянул на Лив, потом снова на Аркадиана.

— Было условлено, что на каждом допросе должен присутствовать представитель Церкви.

— Но ведь сейчас не допрос. Все показания она уже дала, и я не сомневаюсь, что вы их либо слышали собственными ушами, либо читали в записи.

— Я должен присутствовать при вашей беседе как представитель Церкви, — настойчиво повторил священник.

— И для чего это нужно?

Подвергаемый назойливым расспросам, отец Ульви покраснел. От его заметного смущения Лив почувствовала себя увереннее, однако ей хотелось, чтобы он поскорее вышел из палаты.

— Эту больницу основала Церковь, и ей доныне принадлежит земля, на которой расположена больница, — пустился в объяснения падре. — Поэтому было достигнуто соглашение, что все, кого привезли из Цитадели, будут находиться под нашей опекой до тех пор, пока они остаются нашими гостями.

— Ну а если мы с вами сумеем достичь своего соглашения? Вы нам дадите пять минут для дружеской беседы? А мы, в свою очередь, обещаем не рассказывать об этом вашему начальству. Никто ничего не узнает.

— Бог все видит и знает, — произнес священник, пристально посмотрев на Аркадиана. Своими словами он как бы закрывал дискуссию. — Мне даны указания присутствовать при каждом допросе.

— Конечно, но ведь это не… Ладно, не важно. — Он повернулся к Лив: — Мы с ним просто ходим кругами. Может, не будем обращать внимания на него… вроде как на слугу, а? — Он поднял мешки для вещественных доказательств. — Я тут вам кое-что принес. Вот это обнаружили в помещении склада аэропорта. Наши криминалисты с этими вещами уже поработали, и я подумал, что вы захотите получить их назад.

Он положил один мешок на кровать. Сминая пластик, Лив распустила завязки: внутри лежал ее измятый и потертый рюкзачок — весь багаж, с которым она прилетела в Рун.

— Спасибо, — сказала она инспектору и снова завязала мешок. В рюкзачке она пороется тогда, когда останется в палате одна. Ей не хотелось, чтобы глаза священника шарили по ее личным вещам. Потом ей пришло в голову, что содержимое мешков тот мог видеть еще в коридоре, прежде чем позволил пронести их в палату. При этой мысли Лив почувствовала себя беспомощной, загнанной в угол. Она подняла глаза на Аркадиана.

— Там в коридоре сидит полицейский, — сказала она.

Аркадиан кивнул.

— Для чего?

— Приглядывать за вами и остальными. Чтобы не допускать сюда журналистов.

— Я сама журналистка, — улыбнулась Лив.

— Значит, он не очень хорошо справляется со своей задачей, — улыбнулся в ответ Аркадиан. — К счастью для всех, вы ничего не можете вспомнить.

— Ага, повезло мне.

— Вам довелось слишком многое пережить. Такие вещи проходят только со временем.

Лив снова посмотрела на священника, прикидывая, что тому может быть уже известно, а что есть смысл утаить от него.

— Что конкретно мне довелось пережить? — спросила Лив и заметила, что Аркадиан воспринял ее вопрос с немалым удивлением. — Нет, я серьезно. У меня в памяти сохранились только обрывки, я не могу понять, что было на самом деле, а что мне только пригрезилось. Думаю, было бы полезно, если бы вы рассказали мне сами.

— Что вам хочется знать?

— Все-все.

Инспектор положил на кровать второй мешок, взял Лив за руку и стал рассказывать. Начал он с появления ее брата на вершине Цитадели, осторожно поведал о его гибели и о том, что обнаружилось при вскрытии тела, а закончил событиями в аэропорту. Там Оскар накрыл своим телом гранату, предназначавшуюся им всем, Аркадиан получил несколько пуль, а Лив потеряла сознание от удара по голове и лишь через несколько часов пришла в себя снова. Габриель вынес ее на руках из Цитадели. Когда инспектор закончил свой рассказ, Лив посмотрела на священника. Тот намеренно отводил взгляд. Умело рассказанная Аркадианом история, отличавшаяся характерной для опытного детектива точностью и логикой изложения, рассеяла почти весь туман, застилавший память девушки. Теперь она припомнила все — за исключением того, что больше всего хотела выяснить: что же произошло с ней внутри Цитадели?

— Спасибо вам, — произнесла она и пожала Аркадиану руку.

— Не за что. — Он опустил руку в карман и протянул Лив визитную карточку. — Вас отсюда скоро выпустят. Когда это произойдет, позвоните мне, пожалуйста. Самое малое, что я могу для вас сделать, — это отвезти в аэропорт. — Инспектор бросил взгляд на свою перевязанную руку. — Или договорюсь с кем-нибудь, чтобы нас обоих отвезли туда. — Он наклонился и поцеловал девушку в лоб — почти как отец, когда желал ей спокойной ночи. Тогда Лив была намного моложе, а окружающий мир не таил в себе таких опасностей.

— Будьте осторожнее, — напутствовал ее инспектор, встал и пошел к двери.

— А что во втором мешке?

— Подарок от миссис Манн, — ответил он. — Она в палате чуть дальше по коридору.

— Передайте ей от меня привет, — попросила Лив.

— Обязательно!

— И Габриелю тоже, когда увидитесь с ним.

— О, ему вы и сами все скажете. Его же не станут держать вечно, а я никаких обвинений против него не выдвигаю, хоть он и вколол мне снотворное. Не сомневаюсь, что он выйдет на свободу раньше, чем вы думаете.

12

Полицейское управление в центре Руна

Тот же крепыш, который несколько минут назад сковал Габриелю Манну руки за спиной, теперь толкнул его вперед, через прочную железную дверь. Габриель оказался в блоке камер предварительного заключения, расположенном в подвале под главным зданием полицейского управления. Это был настоящий лабиринт с низенькими потолками, шероховатыми стенами и тесными переходами, вырубленный несколько столетий назад в скалах, на которых стоял Рун. Длинные неоновые трубки отбрасывали на серые стены мерцающий зеленоватый свет, и создавалось впечатление, что человек попал в брюхо великана, страдающего расстройством.

Правда, Габриель тоже не мог похвастать хорошим самочувствием.

Он только что беседовал со своим адвокатом, который познакомил его с выдвинутыми обвинениями. Полиции не составит труда доказать, что Габриель был в ангаре аэропорта, где обнаружили три трупа. Двое погибших были застрелены из пистолета калибра девять миллиметров — а на руках Габриеля зафиксированы микроскопические следы от патронов этого же калибра. Он был также замечен камерой слежения в городском морге в то самое время, когда оттуда похитили тело. К тому же он совершил нападение на инспектора полиции, применив шприц с кетамином. [29] Несомненно, именно по этой причине неразговорчивый младший инспектор обошелся с Габриелем грубо. Остальные обвинения в итоге отпадут, но на это нужно время, а его-то у Габриеля и не было.